Впервые дала себе слабину за два треклятых месяца. Именно в таком виде, со слезами на глазах и платьем Мириды в руках меня застал граф. К своему стыду, я даже не узнала, как его зовут. Может кто-то и говорил, но я не предала должного значения. Мне все равно не придется назвать его по имени. Зачем мне тогда ненужная информация?

— Что ты тут делаешь? Ты знаешь, сколько стоит это платье? Какое право ты имеешь его брать? — ого. Я даже плакать перестала. Какой, оказывается, противный у него голос. Сам то милый, симпатичный, я б в такого лет через пять смогла влюбиться, но вот этот его тон, фу! Сразу так мерзко стало, будто в отходы рукой залезла.

Я положила платье на кровать и поклонилась хозяину. Разгибаться без разрешения я не имела права. Так как говорить с хозяином немая не может, мне было приказано встречать его именно так.

Я не видела его лица, он подходил ко мне медленно, будто обдумывая, как со мной поступить.

— Выпрямись. — он сказал это с улыбкой, может быть увидел слезы и простил мою выходку. Я даже бояться его перестала, столько участия в голосе. — Дитя, ты расстроена из-за свадьбы?

Я отрицательно покачала головой. — Тебя кто-то обидел? — Мне кажется, в его взгляде промелькнуло беспокойство, злость, нервозность, усталость — я запуталась, какие из эмоций предназначались моей персоне, но я снова отрицательно покачала головой, только уже более настороженно. — Интересно, тебе никто не причинял никакого вреда, но ты сидишь в комнате моей невесты, теребишь и портишь ее платье, ревешь и мараешь дорогую вещь вместо того, чтобы все тут хорошенько прибрать! — К концу его голос был похож на раскаты грома! Я сжалась в комок, но не решалась поднять головы. Он — хозяин! Он может меня помиловать, а может казнить, никто ему не указ.

Наверно, я ожидала того, что последовало дальше, но мне все равно стало страшно и обидно, а вот больно не было. Ни после первой пощечины, от которой я кубарем полетела на кровать, ни от второго пинка, после которого я с кровати слетела, ни потом, когда он поднял меня как котенка и скинул со второго этажи прямо на первый. Я знала, что не умру, потому что не могло мне так повезти, но и рассказать я никому не могла, потому что по-своему хозяин был прав, я — никто, я не имела права находиться в той комнате в таком положении. Но вот по-моему он был не прав в корне. Я не понимала, почему к нам относятся даже не как к животным. Да, я уже успела привыкнуть к тому, что теперь живу не с мамой и папой, пришлось забыть о том, что мне всего 11 лет, что я работаю больше, чем любой мой знакомый из прошлой жизни, я смирилась, что теперь не свободная и не независимая. Я — рабыня. Пусть они называют это как хотят, но историчка сумела-таки вдолбить мне в голову немного информации. И вот теперь я сама стала рабыней, крепостной крестьянкой без прав и эмоций. Немой. Только это не отменило того, что я не смирилась с вечной болью. Хотя и не показывала, как мне тяжело.

Я лежала и понимала, надо встать, но не могла пошевелить ни одним пальчиком. Надо позвать Илиду. Она поможет встать, пока не спустился граф. Но я же немая. Так я и лежала, хватала ртом воздух, не произнося ни звука, и не имея возможности пошевелиться. Боль так и не пришла, я начала улыбаться, возможно сейчас я умру и кончится этот ад, в который я попала два месяца назад. Ведь по факту я умерла еще тогда, под колесами автомобиля. Именно сейчас пришло понимание того, что произошло тем утром. Меня просто сбила машина. Вот так обыденно. Родители уже меня оплакали. Помнят, наверное, но уже смирились. Вот и я смирилась.

— Господи! Что с тобой! — в мой успокоившийся мозг ввинтился крик. Я не сразу поняла, что кричит Ланка. Но и поняв это, изменить ничего не могла.

— Манка, Манка! Ты слышишь меня? Господи! Манка! Ты как? Скажи что-нибудь! Хоть что-то! Ну же! Девочка! Скажи!

Паника, Ланку накрывала паника, она даже забыла, что ни разу не слышала моего голоса, а я не могла ей помочь, да и не хотела. Ее голос слышался как сквозь вату. Вроде вот она, рядом, а слышу плохо. Но тревога, страх, паника — все эмоции подруги били как пощечины, и вот от них было действительно больно.

— Ромар! Прошу вас! Помогите ей!

О, и этот откуда-то нарисовался. Он не станет помогать, и слава богу. Не хочу. Я не из этого мира, мне тут не место. Я не справилась. Мне одиннадцать лет. Дома меня ждут куклы и игрушки, учебники и забытая тема по истории. Прошло два месяца, а ощущение, что по меньшей мере лет десять. Я — служанка. Я — не могу так жить.

Эта мысль стала последней перед тем, как все вокруг стемнело.

Темно. Вокруг настолько темно, что хочется выколоть глаза. Или убить того, кто выключил свет в такую темень. Тихо. Тишина давила на уши. Я люблю бывать в тишине, но тут слишком тихо. Попытка открыть глаза не принесла успеха. Попробовала поднять руку. Острая боль пронзила от плеча до запястья. Но пошевелить рукой не получилось. Зато я поняла, что вокруг тесно. Что происходит? Нога не сгибалась, ноги вообще не слушались. Ни правая, ни левая. Блин! Да что происходит-то? Я попробовала повернуться. Ох! Боль! Во всем теле. Так! Стоп! Что произошло?

Граф, полет через перила. Возможно я повредила какие-то нервные окончания. Потому что боли не было. Я умерла? И что, теперь вот так в темноте лежать? Афигеть! Нет! Мне так не нравится! Надо попробовать еще раз пошевелить руками. Только они пока вообще отреагировали на мои команды. Пусть и не так, как я планировала. Левая рука заколола так же, как перед этим правая. Мизинец правой руки среагировал. Безымянный. Средний. Указательный тоже. Большой. ТАК! Отлично! Правая ладонь сжалась. Теперь левая. Мизинец! ОЙ! Да что же это?! Больно как! Ладно. Подожду. Правая. Кисть шевелится. Может и согнется? На раз-два! Раз! Два! ААА! Что с моим телом? Что с моими руками? Я не понимаю! Так! Надо успокоиться. Что там с глазами? Я их открыла или нет? Тут реально так темно? Моргнула. Слава богу, открылись. Только все равно ничего не видно. И тесно. Очень тесно. Правая рука наконец согнулась. Но не полностью. Нащупала что-то твердое правой рукой. Пошевелить остальными частями тела все еще не могу.

*спустя несколько часов*

Я никогда не отличалась усидчивостью. Но вот сейчас я пыталась пошевелиться уже очень много времени. Истерике я не давала подступить близко. Хотя очень хотелось рыдать в голос. Только я же немая. Стоп! Я не немая! Надо попробовать позвать кого-то.

Я открыла рот и … не смогла произнести ни звука! Что за черт?! Слезы начали душить. Воздуха стало не хватать, но я старалась изо всех сил успокоиться и просто начать шевелиться. Наверное, организм слишком привык к молчанию, поэтому сейчас и не выдает ни звука. Надо просто пошевелить руками и ногами!

Я вспотела, устала, но методично раз за разом сгибала и разгибала все суставчики. Прошел не один час, пока я смогла пошевелить обеими руками и одной ногой. Я поняла, что лежу в ящике или чем-то его напоминающем. Стенка надо мной двигалась, но для этого нужно больше сил. Поэтому я снова начала разминать руки и ноги. Насколько позволяло место. О смерти я не думала, умирать больше не хотелось. Если я пережила полет со второго этажа на первый почти низ головой, то я должна вылезти из этой штуки и прибить графа к чертовой матери.

Живот громко заурчал. Да, ела я давно. И пила тоже. В туалет не хотелось, и это радовало.

Через какое-то время я снова попыталась открыть крышку и у меня получилось. Только понятней не стало. Темно. Опять темно или все еще, или снова. Ох! Где я? Пошла наощупь. Судя по эху — помещение большое, а еще очень холодное. Руками нащупала какую-то стену и пошла вдоль нее. Камень под руками шершавый, потолок высоко, во всяком случае я дотянуться не смогла. Это и к лучшему. Через какое-то время, когда я обошла комнату по кругу, не найдя ни одной двери или окна — снова захотелось плакать. Снова вспомнилось, что мне всего одиннадцать лет. Неужели меня похоронили? Граф решил спрятать тело и скрыть ото всех, что убил ребенка? А как же Ланка? Ромар? Или это Ромар сделал? Неужели никто не смог меня защитить? Хотя, зачем? Я — никто! Служанка! Немая рабыня. Эх, только бы Ланку не тронули. Жаль ее. Но время подумать о себе. Пошла по кругу еще раз — как-то меня сюда поместили, значит должен быть выход. Может он внизу или вверху?