— Десять ударов, которые не получила эта воровка! — в этот раз мужчина не тянул с наказанием. Первый удар обрушился как ушат ледяной воды, в глазах потемнело, с губ почти сорвался крик, но я закусила собственную руку. Вслух никто не считал, но от этого было хуже, я пыталась сосредоточиться на количестве ударов, чтобы хоть как-то отвлечься, но уже второй удар прошиб волной тока через весь позвоночник. Я не чувствовала, с какой силой закусываю руку, меня это вообще не волновало. Третий удар рассек спину, я почувствовала, как плеть медленно прошла сквозь кожу, оставляя после себя огненный след, мне казалось, что спина горит, ноги отказывают, а держать себя на одной руке становилось невыносимо. Я не чувствовала, как слезы текут сплошной рекой. Я не всхлипывала, по-моему, от болевого шока я вообще перестала ощущать что-либо, все превратилось в боль, я стояла как оголенный нерв, по которому проходились струей огня. Я очень боялась потерять сознание, потому что не могла позволить Тирке пройти через эту агонию еще раз. Да. Я получила наказание незаслуженно, и благодарить меня никто не станет, но и она получила его по навету.

Четвертый и пятый удар слились в один, по ногам текло что-то горячее, на шестом ударе ноги перестали держать. Я почти упала, и пришлось опереться на обе руки. Сознание отметило, но не укрепило и не развило мысль о том, что на руке кровь и ее тоже жжет, это была самая маленькая из моих проблем. Голова начала кружится, закричать я сейчас не смогла бы, даже если бы сильно этого захотела. Восьмой удар пришелся в уже рассеченное место, потому что удар плети о кости позвоночника помутили разум. Я больше не видела окружающих, не чувствовала собственное тело, я потеряла счет времени и ударам. Продолжала стоять на чистом упрямстве и каком-то максимализме, которые не позволил сдаться и показать слабость этому мерзкому, похотливому человеку. Где-то на задворках сознания крутилась мысль, что не о такой сказке я мечтала, что повзрослеть пришлось как-то слишком быстро.

Кто-то подхватил меня под руки и куда-то потащил, кто-то что-то говорил, но я уже не осознавала происходящего, не реагировала ни на какие сигналы.

Кто-то раздел меня и уложил спать, краем сознания я уловила как открылась дверь, но посмотреть на вошедшего не было сил. Я уснула или потеряла сознание. Сейчас это стало равнозначно.

Просыпаться не хотелось. С первого моего наказания прошло два месяца. По утрам меня больше никто не будил пинками и ударами, зато вставать я стала раньше всех. Наверно, после пережитого стресса, организм пытался всячески себя защитить, а во мне самой в ту ночь что-то сломалось, или поменялось, как посмотреть. На следующий день меня освободили от работы, Ромар не рассчитал и задел какие-то нервные окончания, поэтому ноги отказали, встать я не смогла бы при всем желании. Илида долго ругалась на Ромара, пока пыталась поставить меня на ноги. Сам же изувер куда-то уехал тем же вечером. Хозяйка вызывала доктора, он давал какое-то зелье, горькое, противное, густое, я даже проглотить его не могла, но девочки заливали в меня его силой. Зато к концу недели я снова встала на ноги. Спину покрывали шрамы, почему-то зелье не убрало два шрама, хотя остальные прошли почти сразу. Теперь стало понятно, как в этом мире борются с такими повсеместными наказаниями. Каждую ночь кто-то приходил и сидел в комнате, но я не знала, кто, следов этот некто не оставлял, но я чувствовала, как меня укрывают, перед тем как раствориться в утренних первых лучах.

На следующий день, после того, как я встала, приехал хозяин, граф Соколов. Меня он не заметил, я же его видела от силы пару раз. Это радовало. Если уже его казначей способен так избить, мне было страшно подумать, на что способен хозяин поместья.

Мой день рождения прошел незаметно. Я не стала никому намекать о том, что стала на год старше. Илида давно дала мне блокнот и ручку, чтобы я могла общаться с другими слугами, в этом блокноте я и нарисовала себе открытку. Так прошел праздник, которого еще месяц назад я ждала всей душой, и как ненавидела теперь. Потому что в этот день получила очередное наказание, четыре плети за то, что облила Ромара горячим чаем, а заодно испортила его документы. Будь его воля — я бы получила гораздо больше, но вмешался хозяин. Оценив ущерб в четыре удара. Ромар злился, но сделать ничего не мог. Поэтому только силы прикладывал в разы больше.

С первого своего избиения я резко изменилась. Кроме Ланки меня никто не поддержал, Тирка говорила, что я так пыталась подлизаться к нашему начальству, Салька просто исходила ядом, остальные держали нейтралитет. Вся моя доброта резко кончилась. Я предполагала, что по ночам приходит Ярка, но заговорить с ней не пыталась. Ни к чему. Днем она помогала по возможности, но как и остальные, никогда не заговаривала со мной.

Я научилась молчать. Подмечать все происходящее. У меня стал острее слух и обоняние. Я даже в темноте стала ориентироваться гораздо лучше, кажется, организм и сам поверил, что я немая, и стал перенаправлять энергию в другие русла. Димитрия я видела очень редко, но каждый раз во взгляде улавливала ненависть, а дальше рассмотреть не пыталась.

Илида все чаще стала давать мне задания на воздухе. Она видела, что я не контактирую с остальной прислугой, сбегать мне было некуда, а рассказать все графу я могла еще при первом его приезде, но не стала, потому что знала наверняка — не поможет. Чувствовала. А своей интуиции я стала доверять больше, чем всем окружающим.

После дня рождения наказания стали сыпаться на меня как из Рога Изобилия. Пару раз в неделю я стабильно получала по 4–5 ударов и хотя бы раз в неделю оставалась без еды на день. Но здесь мне неожиданно стала помогать Илида. Она стала отправлять меня то на рынок, то за дровами, то к соседям, где я находила, чем перекусить. Я училась выживать, забыв о том, что дома в 11 лет девочки даже посуду мыть не всегда умеют. Я чувствовала себя старше лет на десять.

И вот сегодня мне предстояло вместе с Ланкой прибрать весь хозяйский этаж. Остальные помогали на кухне и готовили бани. У хозяина намечалась свадьба. Недавно он привез новую хозяйку.

Поначалу она была даже милой. Разговаривала с прислугой, старалась с нами знакомиться, сближаться. Некоторые даже ей поверили. И если бы не урок Тирки, то я тоже попала бы под очарование невесты графа. Но вера в людей во мне умерла как-то слишком быстро, поэтому я просто дала понять, что немая, и говорить со мной не о чем. Мирида, невеста графа, быстро от меня отстала, и перестала замечать.

Больше всех с ней старалась подружиться Салька, которая в последние недели попала в немилость к Ромару, то ли в постели его не ублажила, то ли что-то натворила. Но Мирида быстро раскусила двуличную служанку и близко к себе ее не подпускала. В некоторой степени Мирида мне даже нравилась. Молодая, лет восемнадцати, она была из бедной семьи, но при этом смогла выбиться в графские невесты. Уж как она это провернула — меня не касалось, потому что я и сама теперь могла идти по головам, кроме, пожалуй. Ланки и Илиды. Первая заменила мне подругу, а вторая была хорошим человеком внутри, хотя и слишком строгой снаружи. Димитрий уехал, и без его подначек стало даже скучно.

Умывшись, одевшись и заплетя косу, я вышла в коридор и постучала к Лане. Она не заставила долго себя ждать, вскоре мы уже были на этаже господских покоев. Постучав в комнату Мириды, я зашла. Та уже собралась выходить, потому отреагировала на мое появление вполне спокойно. Она ушла, а я осталась прибираться.

За два месяца, проведенных в новом мире, я напрочь выветрила из своей головы идею стать принцессой. Сейчас эти наивные мечта казались каким-то бредом из прошлой жизни. Слишком рано мне пришлось повзрослеть. Я часто прибиралась в этой комнате, но никогда не обращала внимания на одежду будущей хозяйки. А сейчас засмотрелась на свадебное платье, вспомнила свой дом, маму и папу, на стене в их комнате висело свадебное фото, мама на нем такая красивая, всегда мечтала стать такой же. На ее свадебном платье была открытая спина, которую прикрывала лишь полупрозрачная фата. Я восхищалась этим нарядом. И только сейчас поняла, что никогда не смогу надеть ничего похожего. Спину украшали рубцы белого цвета. Почему-то лекарство помогало только заживлять спину, но не сводить шрамы и другие следы, как другим служанкам поместья. Каждый шрамик добавлял мне злости и убавлял веры в человечество. Я стала беспощадной к другим, озлобленной, и будь у меня возможность говорить, я бы много чего высказала соседям по дому. Но я молчала и все больше закрывалась внутри себя. Я уже понимала, что это ненормально. В одиннадцать лет закрыться в себе было чревато психическими расстройствами. Но ведь и жизнь в этом мире — одно сплошное расстройство, и не только психическое. Не заметила, как по щекам потекли слезы. Я давно не плакала.