– Шесть дней, думаю. Может, семь. – Он снова отвернулся. Он всегда так делал, когда сам не верил своим словам. – Может, есть какое-то средство, которое поможет. Или яд все-таки покинет твое тело. Возможно, тебе станет лучше, если…

– Всё в порядке, – сказал я. – Шесть дней.

– Может, семь.

– Может, семь. За это время нужно каким-то образом найти того, кто убил двух герцогов с домочадцами, и понять, почему в Карефале лежат двести убитых.

– Возможно, это никак не связано, – заметил он. – Найл думал, что его убили дашини, – кем бы ни были эти рыцари, вряд ли они состоят в ордене ассасинов.

– Они могли выполнять приказ одного и того же человека, – возразил я, и отчего-то слова прозвучали фальшиво. – Нет, что-то тут не складывается.

– Почему?

– Дашини точны, быстры и смертоносны, как лезвие стилета. Они инструмент, который используется в тех случаях, когда необходима изощренность, они словно шепот в ночи.

Кест удивленно улыбнулся.

– Шепот в ночи? Ты в свободное время увлекаешься поэзией?

– Это всё из-за проклятых бардов! – пожаловался я. – Но только подумай: рыцари – это тупая сила и ярость, кувалда в руке силача. Их пускают в дело, чтобы всем заявить о себе – это все равно, что кричать с колокольни.

– То есть жители деревни угодили в ловушку между острыми клинками дашини и тяжелой кувалдой рыцарей?

– И кто из нас теперь поэт? – поддразнил я. – Но дело не только в этом. Кто-то вооружил крестьян, дважды. В первый раз еще до того, как кто-то услышал о Карефале, а затем – ударь меня, если я не прав, – их вооружили во второй раз, вскоре после того, как мы конфисковали их стальное оружие.

– Кто-то очень хочет развязать гражданскую войну в стране, – предположил Кест.

– Нет, дело уже давно к тому шло, на протяжении многих лет. Но кто-то решил поторопить ее.

– Трин – самый очевидный виновник.

– Почему? Она хочет править Тристией, а не просто восседать на престоле и смотреть, как страна раздирается изнутри.

– Она сумасшедшая, – сказал Кест.

– Сумасшедшая, но не глупая. – Я посмотрел на дорогу, приглядываясь к следам, оставленным рыцарями, за которыми мы гнались. – Кест, кто-то сознательно ввергает страну в хаос. Кто-то хочет, чтобы она сгорела в пламени войны.

Каждый час, проведенный в пути, в следующие два дня сам по себе стал для меня ядом. Я сильно устал и не мог собраться, бóльшую часть времени я боролся с дремотой, и каждый раз, когда наезжал на кочку или яму, я дергался, разрывая тяжелые объятья сна, и хватался за гриву своего бедного коня, чтобы не вылететь из седла. Время деформировалось: сначала оно сжалось – не успевал я моргнуть глазом, как полдня пролетало, – а затем начало немилосердно растягиваться, и мой ум блуждал от воспоминаний о резне, которую рыцари устроили в Карефале, к мыслям о том, кто станет следующей целью.

– Кто-то там впереди, – сказал Брасти, вырвав меня из размышлений.

Мы натянули повода, я поднял руку, чтобы защитить глаза от яркого солнца.

– Сколько их? – спросил я.

– Всего одна. Женщина, – ответил он.

– Вооружена? – Я обнажил рапиру и прищурился, глядя в том направлении, куда указывал Брасти.

Я всегда завидовал его прекрасному зрению, хотя это, несомненно, справедливо. Близорукие лучники – не слишком хорошие бойцы.

– Как ты живешь с таким отвратительным зрением?

– Закалываю тех, кто подходит близко. Отвечай на вопрос.

Он привстал на стременах и посмотрел вперед.

– Оружия не вижу. Просто стоит там. Блондинка, волосы почти белые. На ней неяркое платье, которое… даже не знаю… струится, словно прозрачная занавеска в легком вечернем ветерке.

– Святые угодники, все вдруг превратились в бардов? – И тут я вспомнил маленькую часовню по дороге в Пулнам, где мы встретили девочку, которую Трин превратила в орудие пытки, чтобы причинить нам страдания. – Брасти, а нет ли на…

Но он уже понял и покачал головой.

– Нет, у нее ничего нет на голове.

Я слегка пришпорил коня, и он сделал несколько шагов. Не стоит суетиться без всякой на то нужды. Проехав немного вперед, я и сам увидел женщину. Издалека из-за белокурых волос казалось, что это старуха, но теперь я разглядел, что она молода. Лет двадцати – двадцати пяти.

– Стойте, – сказал Кест.

Мы с Брасти натянули повода и остановили лошадей.

– Что такое? Что ты увидел? – спросил я.

Дариана начертила в воздухе защитный знак.

– Она ведьма?

– Нет, – сказал Кест и спешился.

– Тогда что?

– Она здесь не из-за вас, – ответил Кест и медленно, осторожно зашагал к незнакомке. – Она пришла ко мне.

Когда Кест преодолел уже полпути до девушки, Валиана спросила:

– Что он имел в виду, сказав: «Она пришла ко мне»?

– Не знаю, – ответил я и повернулся к Брасти: – Держи лук наготове.

Брасти спешился и снял с седла Невоздержанность – самый длинный из трех луков, поставил колчан на землю, прислонив его к ноге. Вытащил несколько стрел и раздал нам.

– Когда назову ваше имя, протяните мне стрелу. Положите в открытую ладонь, опереньем ко мне, черными перьями слева.

– Чего-нибудь еще желаете, мастер лучник? – спросила Дариана.

– Да. Не загораживайте обзор.

Кест уже подошел к женщине – они разговаривали. С такого расстояния невозможно было услышать слов, но по тому, как они стояли, казалось… что они знакомы, возможно, даже близко.

– Думаешь, Кест ее знает?

Брасти фыркнул.

– Женщину? Разве это помогает в бою?

Девушка покачала головой, и Кест оживился: он принялся размахивать руками, как обычно делал, когда рассказывал о драке или планировал атаку. Женщина не шевелилась, словно наблюдала за волнами, омывающими берег.

Спустя пару минут Кест замолчал, но заговорила женщина. Я не слышал ни слова, но она произнесла долгую речь. А спустя миг Кест вдруг задрожал.

– Что она делает? – спросил я и обнажил вторую рапиру. – Брасти, можешь вогнать ей стрелу в ногу? С Кестом что-то не так.

Я пошел к ним, но Брасти дернул меня за плечо.

– Остановись, – сказал он. – Не думаю, что она ранила его.

– Тогда что с ним не так?

– Он плачет.

– Кест? Плачет?

Я не мог припомнить случая, чтобы Кест когда-нибудь плакал с тех пор, когда нам было по десять лет. Да и тогда он плакал лишь от того, от чего обычно ревут десятилетние мальчишки: когда падают в реку, или когда их бьют старшие и более сильные ребята. Ничего подобного не происходило за все эти долгие годы.

– Он возвращается, – сказал Брасти.

Кест шел к нам, двигаясь медленно и неуклюже, словно шагал по неизвестной ему земле.

– Что случилось? – спросил я, хватая его за плечо. – Эта женщина что-то сделала с тобой?

– Нет, ничего, – ответил он. Глаза его были красными и мутными, но он даже не пытался скрыть слез. – Она хочет поговорить с тобой.

– С кем? – спросила Дариана.

– С Фалькио. Она сказала, что ей нужно поговорить с Фалькио.

Я уже собирался пойти к ней – мне хотелось узнать, что происходит, – но Кест схватил меня за руку.

– Оставь рапиры.

– Почему?

Кест не отпустил мою руку, просто ждал, и отчего-то я не смог ему противиться.

– Почему? – снова спросил я, отдав ему оружие.

– Потому что иногда ты начинаешь гневаться, Фалькио, и я не хочу, чтобы ты натворил глупостей.

– Хорошо, – сказал я, раненный его словами.

Женщина на меня не смотрела – вернее, смотрела сквозь меня. Может, до сих пор наблюдала за Кестом.

– Здравствуйте, – сказал я, подходя к ней.

Она улыбнулась мне, и я чуть не упал на колени от ее красоты. Плащеносцы ни перед кем не кланяются, напомнил я себе.

– Здравствуй, Фалькио, – сказала она, протянув руку ладонью вниз. Я прильнул к ней и поцеловал. – Спасибо, что оставил рапиры. Знаю, как тебе без них тяжело.

Я отпустил ее руку.

– Человек моей профессии часто жалеет, когда остается безоружным.