Я ничего не мог поделать: поговорка крутилась у меня в голове, в то время как Шуран занес клинок, собираясь отрубить мне голову. Он поглядел на Кеста, который все еще стоял на коленях.

– Ну что, святой клинков, сколько ударов мне потребуется, чтобы отрубить голову твоему другу?

Кест попытался подняться, но снова упал на колени, словно согбенный старик, хлебнувший лишку. Он поглядел на Шурана, затем на меня и сказал:

– Семь.

– Семь ударов, – повторил Шуран. – Какой позор, что Швея сдала вас этим дашини: должно быть, они нанесли вам непоправимый ущерб. Ну же, Фалькио, мой друг, какой вам толк в этих семи ударах? Может, хоть раз в жизни пожалеете себя? Если хотите, можете помолиться и примириться с богами. Или вы предпочитаете, чтобы я приказал привести сюда Швею и позволил вам казнить ее за предательство? В любом случае не лучше ли насладиться последними моментами жизни, а затем позволить смерти забрать вас?

– Нет, – ответил я.

Шуран поглядел с удивлением.

– Почему?

Впервые в жизни у меня не нашлось ответа. Даже если бы свершилось невообразимое чудо и огромное дерево рухнуло на Шурана и убило его, то и тогда бы я не смог одержать победу, потому что в сотне метров от нас наготове стояла тысяча рыцарей. Битва была проиграна, даже не начавшись.

В самых важных битвах побеждают не умением.

А как тогда, черт возьми, в них побеждают?

Я услышал шаги у себя за спиной.

– Назад, – скомандовал я, полагая, что это Валиана или Дариана.

– А это еще кто? – удивился Шуран; я оглянулся, и сердце в груди разбилось.

Она выглядела точно так же, как когда я впервые увидел ее. Темные волосы, обрамлявшие бледное лицо, длинное платье из прозрачной ткани, оттенявшее ее неземную красоту; последние слабые лучи солнца сияли и переливались на нем тысячей маленьких звездочек.

Эталия.

Я потянулся к ней, но она отстранилась. На клинок Шурана женщина тоже не обратила внимания, прошла мимо нас и встала в нескольких шагах от него. Молитвенно сложила руки перед собой.

– Кто вы? – спросил Шуран.

– Я – друг в часы тьмы, – сказала она. – Я – свежий ветер под палящим солнцем. Я – вода и вино, которыми щедро делятся с ближним. Я – отдых после боя и исцеление ран. Я – друг в часы тьмы, – повторила она. – Я здесь ради вас, Шуран, сын Кавейла.

Трин, управлявшая телом Алины, проникшая своим черным сердцем в самую душу девочки, заставила ее подойти вперед и покачать головой. Жуткая деревянная рамка на голове Алины зашуршала.

– Это его шлюха, – провозгласила она. – Одна из сестер Милосердной случки, так их, кажется, называют.

Шуран улыбнулся.

– Вы пришли сюда, чтобы предложить себя мне? Или собираетесь умолять, чтобы я пощадил жизнь Фалькио?

Еще бы, ублюдок! Она полна любви, сострадания и готова на жертвы, она понятия не имеет, что делает!

– Эталия, подойди ко мне, только не совершай резких движений, – ласково сказал я.

Она пропустила мои слова мимо ушей, обратившись к Шурану:

– Я в самом деле пришла, чтобы предложить себя вам, и не собираюсь умолять о Фалькио.

Шуран поглядел на нее с округлившимися от удивления глазами, затем он закинул голову и захохотал на весь луг.

– О моя прекрасная леди. Ваше предложение меня несказанно поразило. Увы, я не могу так поступить с Фалькио. Разве он недостаточно страдал?

Нет, – сказала Эталия, голос ее был тих и спокоен, как озерная вода. – Я бы очень хотела, чтобы все произошло по-другому, но ему нужно пострадать еще немного.

– Тупая стерва! – выругалась Дариана и шагнула вперед, чтобы схватить ее.

Быстрый, словно молния, клинок Шурана отвесил ей пару пощечин: сперва по одной щеке, затем по другой. Она тут же отскочила назад от шока и боли. Шуран сказал:

– Так не разговаривают с дамами.

Трин все еще смотрела на Эталию.

– Я хочу знать, что нужно этой шлюхе, – потребовала она разъяснений.

– Мое предложение простое, – ответила Эталия, повернувшись к Трин. – Вы вместе с дашини совершили ритуал, заставив его пережить смерть супруги. Вы тоже присутствовали там с ним, не так ли?

– Да. – Губы Трин сложились в чудовищную ухмылку. – Это было так… возбуждающе. Я вспоминаю каждый миг, могу снова и снова прочувствовать каждый удар, который она получила. Помню, как ломались кости и трескалась кожа, как зубы вылетали изо рта… Помню, что она чувствовала, когда те мужчины…

– Не нужно продолжать, – прервала ее Эталия. – Вы уже сказали все, что нужно.

– О! И что же вам нужно? – спросил Шуран. – Вы же собирались что-то предложить.

– Так и есть. – Эталия повернулась ко мне и не отводила от меня взгляда, хотя обращалась к Шурану. – Если вы победите Фалькио в бою, то можете проделать со мной весь тот ужас, который прочувствовала герцогиня Трин, вплоть до сломанных костей и лопнувшей кожи.

– Ты с ума сошла? – закричал я. – Убирайся отсюда! Беги!

Но Трин опередила меня, воскликнув:

– Мы принимаем предложение! – Голос ее звучал весело, словно ей пообещали нечто необыкновенное. – С превеликой радостью!

– Очень хорошо, – сказал Шуран. – Своей собственной глупостью вы, миледи, решили свою судьбу.

– Да, – ответила Эталия голосом, полным дерзкой печали, глядя на Большого рыцаря. – До сегодняшнего дня я шла путем милосердия, и судьба моя заключалась в том, чтобы… Полагаю, что это больше ничего не значит.

Он улыбнулся.

– Не беспокойтесь, миледи. Я обещаю, что…

Эталия его перебила:

– Вы ничего не можете для меня сделать, Шуран, сын Кавейла. Вы уже мертвы. Я убила вас.

Она ушла, а он остался стоять с открытым ртом. Проходя мимо меня, она шепнула:

– Будь милостив, если сможешь, а когда наступит время, действуй быстро.

У меня заболело в груди, я не мог дышать. Словно восьмая смерть вернулась. До последнего звука и вкуса крови во рту, ощущения…

Нет-нет, прошу…

Я открыл глаза и посмотрел на Кеста. Спаси меня, подумал я. Выйди из этого чертова круга и спаси меня. Я не смогу этого сделать, Кест. Без тебя не смогу. Я видел, как он мучительно пытается справиться с невидимым грузом, лежавшим у него на плечах, который давил сильнее, чем чувство вины, с которым он боролся в душе. Но как Кест ни старался, он терпел неудачу.

Пора стать храбрым, Фалькио.

Я закрыл глаза и увидел свою Алину, но не мог понять, почему она хочет, чтобы я снова через это прошел. Не заставляй меня, просил я, не надо… Зачем?

Потому что пора перестать убегать.

Когда? Когда это я убегал? С тех пор как ты погибла, я дрался не переставая, но лучше не стало. Я не убегал, Алина.

Ты пытался убежать от моей смерти, но я хочу, чтобы ты ее отпустил. Ты должен увидеть все это еще раз. Пропустить через себя. Потому что в самых важных боях побеждают не умением.

Я открыл глаза, поглядел на Эталию и вдруг всё понял. Посмотрел на Кеста и увидел: он знает, что сейчас случится. Шуран лучше меня. Он лучший в мире фехтовальщик после Кеста, и как бы я ни старался, он все равно победит.

– Мне вас искренне жаль, Фалькио, – сказал Шуран, лениво обходя меня по кругу. – Вы ни разу в жизни не поступили неправильно, только вот последовали за чужой мечтой, идеалами, каких сами не понимали, которые никогда бы не сбылись.

Я разом обнажил обе рапиры и правой сделал финт, целясь в глаз Шурана: я надеялся, что он автоматически парирует. Тогда я смог бы уклониться от его выпада и ударить в шею, а левой рапирой нанести рубящий удар по его левой ноге, закованной в латы. Я знал, что Большой рыцарь не поведется на мой укол в глаз, а удар по ноге в лучшем случае закончится лишь искрами, но иногда подобные трюки отвлекают на миг противника, и тогда можно нанести удар ему в лицо.

Но Шуран не отвлекся: он двигался быстро и одним ударом палаша выбил у меня клинок из левой руки, а затем и из правой, прежде чем я понял, что произошло. Рапиры отлетели на несколько футов от меня.