Так что в данном случае важно лишь то, что зогг кажутся перспективными лично мне. А если это очередной тупик – то этого так сразу не поймешь, все равно нужно собрать информацию, а потом уже решать.

Я уже начинаю понимать, что в этой новой версии игры лучшими источниками информации становятся персонажи, а вовсе не куцая сопроводительная документация. Поэтому прошу доктора Сонг:

– Раз у вас здесь немного рассосалось, можете уделить мне несколько минут?

– Пока ваш питомец занимает мои рабочие конечности, я все равно не могу делать ничего другого, – серьезно отвечает доктор. – Его интересы имеют приоритет.

Белкин мурлыкает у нее на руках, явно показывая, что ничуть не возражает.

– Тогда расскажите мне, как именно размножаются зогг и почему разводить их в неволе так трудно?

– Давайте я лучше покажу, – отвечает главный врач и зажигает над своим пультом управления рабочий экран. Порывшись немного в каких‑то файлах, она выводит на него картинку.

Сперва мне кажется, что передо мной ничего особенного – просто фотография иссохшей земли, когда из‑за сильного жара почва трескается более‑менее правильными ячейками, по которой кто‑то пустил струйку воды из шланга, и теперь вода блестит в трещинах. Однако через секунду картинка начинает стремительно приближаться, и я понимаю, что кто‑то снял видео с дрона, и я только что видел инопланетный ландшафт с неимоверной высоты.

Видеокамера падает еще ниже, залетает в одну из трещин – и у меня возникает ощущение, что я вижу работу какого‑то художника из тех, что специализируются на фентези‑мирах. Очень уж увиденное выглядит красиво и невероятно: с неровного края каньона падает вниз водопад рекордной вышины и ширины… ну, насколько можно судить по редким деревьям, которые растут тут же на выступах скалы. Или это просто деревья маленькие?

– Очень сложно воспроизвести условия их родной среды обитания, – говорит доктор. – Зогг эволюционировали на древней планете, чье ядро уже почти остыло, и поверхность сильно потрескалось. Все это создало глубочайшие каньоны, с которых вниз низвергаются многокилометровые водопады. В силу определенных особенностей фауны этого мира единственное безопасное место, в котором зогг могут размножаться половым способом, – это при падении с водопада, прямо в полете. Во всех остальных случаях они только делятся, и в каждой особи заложено ограниченное количество делений. У всех немного разное, от двух до восьми раз, в среднем пять‑шесть.

– Обалдеть… – говорю я, разглядывая кипящий водопад. Все равно более умных слов у меня нет.

– Плюс дело не только в невесомости и ощущении падения, – продолжает Сонг, – иначе это бы давно воспроизвели. Просто на той планете еще и давление атмосферы изменяется очень резко, не всегда предсказуемо.

– Но разве нельзя построить такую специальную камеру… – начинаю я.

– Безусловно, можно построить и камеру, и нагнать в нее атмосферу под нужным давлением, и флуктуации устроить, и насытить водяным паром, и имитировать падение с помощью контроля гравитации, – перебивает меня доктор Сонг. – Но стоит все это так дорого, что дешевле все же ловить зогг в дикой природе. Тем более, не факт, что даже после того, как зогг удастся развести, получится еще и имитировать их проникновение в живой организм, чтобы они начали выделять слизь. А если и получится, нужно еще заставить содружество ратифицировать эту штуковину для медицинского использования… Не так уж много фармацевтических компаний, которые могли бы этим заняться. А из тех, кто может, никто возиться не хочет.

– Ясно, – отвечаю, – спасибо за консультацию.

Ну а что еще я могу сказать?

Мысли о разведении зогг не дают мне покоя даже тогда, когда я выхожу из капсулы (на час позже обычного времени, по особому разрешению от Григория) и шаркающей походкой сомнамбулы бреду по коридору. Ужин я почти пропустил, но так даже лучше: никто в столовке не будет пытаться со мной пообщаться.

Очень я устал. Весь день, занимаясь постоянной станционной текучкой, пытался еще придумать, как быстро поднять бабла. И ничего не придумал. И Нирс, Томирл и Бриа, которых я запряг думать вместе со мной, тоже не придумали. Видимо, в этот раз ни один живой оператор мне не попался, а нейросеть, управляющая неписями, не собиралась давать подсказки. Поэтому мысли снова и снова возвращаются к несертифицированной слизи, которая плохо влияет на технику, а живым существам, как оказывается, несет покой и отдохновение.

Вроде бы с зогг все ясно – тупик. Сонг очень доходчиво объяснила, почему с ними лучше не связываться. Нужно искать другие способы.

Однако что‑то не дает покоя, зудит на самом краю сознания. Как будто я читал или слышал что‑то, что может помочь – а теперь забыл. И ведь не успокоюсь теперь, пока не вспомню.

Я кое‑как съел свой ужин и отправился в спальню, все еще занимаемый этой насущной проблемой. Достал свой «игровой» планшет, ответил на несколько писем. Одновременно мне на колени взгромоздился Белкин и заставил себя гладить. Где‑то в этот момент я подумал, что надо браться за материалы от Нор‑Е, но ужасно не хочется – все равно как не хотелось в школе к контрольной готовиться.

И как тогда, в школе, я попытался себя уговорить. «Да ладно, – сказал я, – там же сейчас на очереди самое интересное! Описание всех инопланетных рас, которые населяют станцию, причем гораздо подробнее, чем то, что написано в сопроводительных документах. А некоторые данные и впрямую противоречат тому, что я читал! Разве это не увлекательно? Например, про омикра написано, что их разум настолько чужд разуму большинства членов Содружества, что одно время вообще сомневались в их разумности! И наладить с ними общение чрезвычайно сложно. А я вот общался с Элеароном и ничего подобного не заметил…»

И тут я вспомнил. Именно из‑за этой мысли. Читал ведь про омикра, читал!

Обрадованный, я торопливо нашел на планшете один из файлов и нашел нужный мне абзац:

«Однако, несмотря на споры, которые велись (и ведутся) касательно разумности омикра – или, по крайней мере, разумности в понимании ТАТ‑3ПС – одно их достижение несомненно: омикра превосходно умеют создавать искусственные среды, неотличимые от естественных, а порой даже превосходящие их по таким показателям, как продуктивность и устойчивость…»

Ну, ТАТ‑3ПС – это обозначением шести наиболее значимых рас содружества, которое в документах Нор‑Е попадалось то и дело: талесианки, ацетики, тораи, 3,14, преи и сарги. Что характерно, ни Превосходные, ни соноранцы в этот перечень не входят. И уж тем более туда не входят омикра. Зато «способность создавать искусственные среды», в том числе и превосходящие природные по продуктивности – это ведь, иными словами, умение сотворять своего рода наукоемкие садки и оранжереи. Значит, если уж заниматься всерьез разведением зогг, то обращаться с этим вопросом нужно к омикра и только к ним. Даже удивительно, что никто раньше не додумался.

С этими мыслями мне все же удается заснуть.

На следующий день в игре мне все никак не получается выкроить время, чтобы поговорить с представителем омикра. Не получается даже попросить Бриа, чтобы она назначила мне встречу. То одно, то другое.

С одной стороны, док начинает работать в полную силу, и деньги за обслуживание кораблей продолжают капать на счет. С другой стороны, Гильдия докеров, очевидно, решает мне отомстить и начинает присылать официально оформленные запросы и жалобы в ответ на любую самую маленькую проблему, которую вроде как по закону должна решать администрация станции – ну там робот‑ремонтник разрядился, но док‑станции не доехал, остался куковать посреди коридора. Естественно, в нормальной обстановке работники дока спокойненько откатили бы этого робота к зарядке, но только не сейчас! Сейчас они, видите ли, создают тикет и ждут работника техподдержки, хотя все это время робот стоит на проходе, и его приходится обходить.