Когда вернулся, его ждала очередная миска супа «из коры да хвои». Старушка была еще словоохотливей, чем вчера:

— Тяжко тут одним зимовать, ой, тяжко… Я уж приготовилась помирать — но вот подарок судьбы нам с внучкой.

Брат Унно насторожился.

— Пока не стает снег, останешься с нами. Я совсем без сил, да и малышку ветром качает, меня-то не жаль, а ей жить бы да жить… — хозяйка настороженно, по-беличьи повела носом и вдруг запричитала: — Хотя что это я, окаянная, от дел отрываю святого человека, совсем ума лишилась. Топай, топай отсюда по воле Сущего, а мы тут уж как-нибудь.

Вот зараза какая… замшелая! Но ведь права на свой лад.

Что делать?

Он пробурчал что-то невнятное, вновь вышел наружу, проветрить голову и обрести прозрачность помыслов. Обратился с молитвой к Заступнице, но никакого знака не последовало, и в мыслях яснее не стало. Если уйти, старушка точно не переживет морозный остаток зимы, да и самое начало весны теплом не радует. Девочка тоже слабенькая. Если остаться… проклятый пояс. Пока он на самом монахе, нежить бессильна что-либо сделать, но, если пряжка расстегнется случайно… Представилось, как упавший пояс быстро-быстро ползет к порогу, изгибаясь на манер дождевого червя.

— Не уползешь, скотина, — пообещал брат Унно, на всякий случая придерживая пряжку рукой. — Уж недостойный брат позаботится.

Неприметный человечек с длинным носом прожженного плута доставил послание ночью. Главный посол Риэсты предупреждал Камарена: готовься покинуть Хинаи. Вероятно, сразу отправят на родину. Не стоит находиться здесь, когда начнется война. Тепло разлилось по венам, когда прочитал — наконец-то домой, к жене, к детям. Обнять их, выдохнуть, устроиться у родного очага… Устал чувствовать занесенный над головой клинок. Вчера генерал Таэна почти открыто обвинил в шпионаже в пользу Столицы… это было настолько нелепо, что Камарен искренне удивился, видимо, тем и спас положение.

Но вот надолго ли спас?

Он устал. Еще немного, и начнет совершать промахи.

Перечитал письмо — золотистый шелк бумаги, стоит такой листок, как бусы для здешней крестьянки; бросил в огонь, позаботился, чтобы пламя как следует прожевало изящно выписанные знаки. Здешние школы письма сквозят, даже когда пишешь на своем языке.

Пора уезжать, но еще закончил не все. Автор послания не учел неожиданного помощника, о нем не писал Камарен. Придется доделать начатое — да и, провались оно все, игра захватила.

Как-нибудь потом он привыкнет снова спокойно спать, не ожидая, что на шее захлестнется шнурок. И сына обязательно нужно после себя оставить, хоть и жены, и дочери в Риэсте наследуют, не то что у этих птичьих отпрысков.

Забавное Энори выбрал место для встреч — один из веселых домов. Камарен приходил туда к одной из трех заранее оговоренных девушек, поднимался наверх — и девушка уходила в другую комнатку, появлялся помощник. Казалось, его забавляют такие встречи, но стены здесь и вправду были толстыми, трудно подслушать.

Когда разговор завершался, Энори исчезал за дверью, девушка вновь выходила, и только дурак тут же с нею бы попрощался.

Сегодня была самая бойкая из троих, завивавшая волосы в кольца на южный манер, очень смешливая — не удивился бы, если бы все время, пока сидела за дверцей по соседству, хихикала.

А вот Энори сегодня был непривычно задумчивым. И не только задумчивым — пожалуй, он был еще и недоволен и даже чем-то расстроен; интересно, не мог или не хотел скрывать свои чувства?

— Наступление начнется вот-вот — только дайте сигнал. Как уже говорили, мне придется сперва отправиться в Ожерелье. На север…

— Ты все же уверен, что не рано пока?

— Уверен.

— Но снег, лавины, а после сель…

— Если рухэй согласны рискнуть небольшим отрядом-двумя, увидят все сами. Если нет… Крепости наведут у себя порядок, а генерал будет начеку. Ждите тогда другого удобного случая. Десятки лет.

— Ты очень много на себя берешь, — сказал Камарен, и голос показался ему чужим. — Столь хорошо знаешь горы и Эннэ, и Юсен? Снова спрошу — откуда?

— Какая вам разница.

— Любой сказал бы, что ты хочешь погубить чужую армию.

— Вот именно. Поэтому надеюсь на ваше — и их — доверие.

— Среди рухэй тебе может грозить опасность. При первом же подозрении…

— Надеюсь, завоевать горы Эннэ и крепость Трех дочерей они захотят больше, чем убить одного проводника.

Камарен наконец понял, что его так тревожило в своем нежданном помощнике — помимо всего остального, конечно. Раньше… может, то была видимость, но прежде он казался беспечным, далеким от земных страстей и тягот. Свободным, если угодно. Сейчас это все исчезло, и что-то связывало его, лишало былой легкости.

— Тогда вот тебе напоследок, — придвинул листок. — Пока рано, я назову тебе срок. Про мою птичью почту ты знаешь, так проверь тайник у крепости Черностенной, когда прибудешь туда.

Энори быстро пробежал глазами значки.

— Люди Тори Аэмара? Но разве… — он прикусил губу. Потом рассмеялся, и в этот момент мальчишкой выглядел, который веселится собственному глупому промаху. Так заразительно смех звучал, что Камарен едва не хлопнул его по плечу, как поступил бы на родине. Потом вспомнил, что перед ним не просто один из этих детей замороженной ящерицы, но убийца.

— Ты не ошибся, это именно его люди.

— Я был должен понять, что не захотите доводить их грызню до конца. Тогда я хочу кое-что у него попросить…

Он прервался, глянул на красную занавеску, за которой таилась дверца.

— Еще немного, и эта любопытная девица отодвинет дверную створку настолько, чтобы слышать наш разговор. Пожалуй, мне тут больше нечего делать.

Уже поднимаясь, добавил:

— Если к вам через пару недель, или вроде того обратится женщина… вы поймете, о ком я говорил. Помогите ей — она то, что вам будет очень кстати.

**

На совет в Хинаи приехали командиры всех крепостей, кроме глав Трех Дочерей и двух верхних Ожерелья — Черностенной и Северной, от них прибыли заместители. Ах, нет, еще один не явился…

— Командир Сосновой, глубокоуважаемый Таниера передает нижайшие извинения за свою болезнь…

— Знаем мы, чем он болен, — послышался голос. — Как завести себе молодую красотку, так для этого он в силе… Такая, говорят, ягодка, все при ней. А жена скрипит зубами со злости.

— А может, его красотка и умотала?

Смешки раздались.

Созывался общий совет, не военный — поэтому и крупнейшие чиновники Хинаи были здесь. Тори Аэмара впервые не улыбался на подобном сборище, и выглядел плоховато, бледный чуть не в зелень. Понятно, с чего. Но не очень ясно, почему он так мрачно поприветствовал двоих Иэра, старшего, Хоиру, и младшего — не оттого же, что, хоть оба Дома потеряли сыновей, у Иэра все-таки остался наследник?

И вот опять большой зал в доме Таэна, впервые за многие месяцы полон людей: справа железо, коричневая жесткая кожа, медные бляхи; слева многослойный тяжелый шелк. Справа сидят на отведенных местах военные, слева те, чье оружие кисть. Тот самый торжественно-красный зал, сейчас полыхающий, залитый солнцем, и древний меч на подставке… сможет ли Кэраи воспринимать его так, как привык с детства, или всегда теперь будет вспоминать о трещине, разделившей братьев? И меч… словно это он разрубил пол между ними.

Тагари молчит. Хмурится, но выглядит спокойнее, чем в последние дни. Сидит, опустив на подлокотники тяжелые руки. Солнце стекает по железным пластинам доспеха. Две недели, выданные младшему брату, еще не истекли, и на совет вынужден был его пригласить — до того, как прозвучит окончательное решение, нельзя показывать семейный раздор посторонним.

Хотя что тут показывать, все у старшего на лбу написано. Остается сохранять полнейшую невозмутимость, встречать любопытные взгляды с легкой улыбкой уверенного в себе человека. Четверть часа назад Кэраи выслушивал учтивые приветствия прибывающих, отвечал им — благожелательно, кому несколько свысока, кому почти на равных, а сейчас придется только слушать, смотреть и ждать. Тоже немало. Говорить же… любое слово может сыграть против него самого.