— Нет, благодарю. После заморского вина Аэмара до сих пор привкус металла во рту, и в глазах пятна скачут. Как можно пить эту дрянь! Вам я чем-то могу помочь?

— Боюсь, что нет. Останется ждать возвращения господина Кэраи… Хоть бы он быстрее приехал и снялось недоразумение с ним.

— Вот уж в ком я уверен, — Аори нахмурился, наклонил почти седую голову, — Вы ведь знаете, на днях умерли два моих человека — старший оружейник Хинаи не проснулся, похоже, сердце, и один из старших офицеров погиб возле Срединной. Его понесла лошадь, с обрыва упал. Теперь вот гадаю, случайности ли. Они-то как раз связаны были с поставками, если кто подменял по дороге, прознались бы, вывели бы на подлеца.

Айю слушал, пытался связать воедино попавшие к нему лоскуты, и все горше становилось на сердце. Он не понимал. То ли старость наконец одолела, то ли попросту был недостаточно проницателен. Кто виновен в плохих поставках? Кто выкрал бумаги? Одному человеку такое не провернуть. Целому Дому — но какому именно, и зачем? Или виновников сразу несколько, каждый в своем?

Господин Таэна-младший уехал в Мелен — и все, больше известий нет. Границу он пересек, затем прилетел голубь с письмом, что добрался до Акатайе — но больше ни слова.

Тагари знает, куда брат уехал. А зачем, догадался, наверное, хоть Айю сумел не выдать. Как он был зол…

Говорят, в доме Кэраи видели призрак Энори, как раз в его кабинете. Вот вернется, и ясно будет, пропало что-нибудь там, или нет. Но какой сильный соблазн свалить все на происки нежити! Только даже суеверному Айю понятно — ни одна нежить не организует поставки некачественного зерна и оружия в крепости. А если недоверие раскололо эту вековую скалу, дом Таэна, то все пропало. Пойти сейчас к генералу? И что скажет — я, мол, всецело верю вашему брату? А он в ответ — значит, и вы заодно.

И самому от себя противно — растерянный трус…

Когда Аори Нара ушел, Айю решил наконец встать. Пора прекращать все еще заполнявший палаты переполох — все равно ничего не найдут. Опираясь сперва на ручку, затем на спинку кресла, поднялся, почувствовал себя совсем хорошо. Собрал несколько лежащих на низком столике футляров: эту охапку сейчас сам разложит на полках, нет смысла снова звать помощников.

Вроде не разжимались руки, а футляры полетели вниз, покатились по полу. Красиво легли, как гадальные камушки: еще бы понять, что означает выпавший узор.

Помощники бросились поднимать, а он все стоял и смотрел, досадуя, что теперь смысл послания ускользнул навсегда.

**

Тяжелые серые тучи нависали над логом; ветер, придавленный ими, не летел — катился по снегу. Временами солнце разрывало край тучи, и снег становился золотистым, а с холмов стекали густые синие тени. Кедры на вершинах напоминали флаги, тянули ветви на юг. Но повозка и несколько всадников двигались на восток.

— Просто отрада для глаз, — сказал Кэраи, выглядывая из-за полога. — Ивы Акатайе мне уже поперек горла…

— По дороге к границе было много и других деревьев, — возразил Ариму, сидевший на козлах за возчика.

— Но я их не видел из-за этих тряпок, — с отвращением тронул толстую темную ткань.

— Они дают надежную защиту от ветра, — не соглашался слуга. — Все-таки польза.

— Какое счастье, что можно наконец не пить эту гадость, — от души произнес Кэраи. — Думаю, дня через три смогу ехать верхом. Эта повозка мне уже снится в кошмарах, словно погребальные носилки. И медленно, до невозможности медленно!

— Рано еще верхом. А все-таки зря вы так поступили, слишком опасно, — сказал Ариму не то осуждающе, не то восхищенно.

— У меня, похоже, выбор был невелик. Судя по счастливой физиономии Майя, он рад был от меня избавиться…

— Разве рад?

— Еще как. Сплясать был готов!

— Но… как же?

— Вот и я подумал — как же? Сам не выпускает, а отъезд больного для него — праздник? Значит, что-то задумал. Или не сам, а приказали ему. Что-то такое, что моя вероятная смерть от заразы в пути предпочтительней. Так даже вернее, что приказали, я ему разом все сомнения разрешил. И он чист перед всеми. Ладно хоть не велел нас у границы прикончить, струсил, за что ему и спасибо.

— Ну, этот… — Ариму от возмущения даже крепких слов не нашел.

Рука потянулась, отдернула полог шире.

— А небо-то какое красивое…

— Нечего нагонять холод в повозку!

— Поворчи, когда еще представится случай, — усмехнувшись, Кэраи откинулся на подушки. Что-то творится дома… С границы наверняка пошлют птицу — там будут ждать. Намеренно поехали более длинным, не самым явным путем. Если что, сплетни раньше них не помчатся. Зато и самим не собрать никаких слухов.

Ну да ладно, пока нет смысла думать о невозможном. Но так уже устал от безделья, и даже книги какой нет — на тот свет книг не полагается. Хоть стихи начинай сочинять, самое время. Например, о цветочках… Спасибо той летней истории с травками, хоть и не хотелось снова пить лишающий сознания отвар, это был во всяком случае уже проверенный способ. И кое-чего добавил еще, для красоты полотна. Хорошо что у Майя не было своего Энори, или иного какого знатока безобидных травок. Да и подобной хитрости он не ожидал.

На ночлег остановились в ложбинке у озера. Засветло успели поесть. Теперь смеркалось, все вместе сидели на бревнах у костерка. Закричал пересмешник, сухо, трескуче, подражая падающему дереву. Неприятно раздавался этот звук в сумерках.

Может, то и не птица вовсе, а лесной дух, подумал Кэраи, и сам себе подивился. Еще недавно такое в голову бы не пришло.

— Господин, свет, — произнес Юи. Кэраи приподнялся. И вправду… совсем близко, на другой стороне озера, меж высохших камышей пробивалось теплое сияние. Вроде бы домик, и лампа в окне. Одиночество накатило, будто один замерзал в лесу или в поле. А там… впереди, шагах в двухстах, светилась надежда. Повозка не пройдет по льду, а объехать трудно — корни деревьев мешают. Но можно дойти, он уже в силах.

— Там тепло, — пробормотал он, не заметив, что говорит вслух.

— Хотите добраться туда? — Ариму тоже глаз не сводил с окошка. На лице тоскливое выражение было, и жадное. Это и заставило усомниться.

— Нет, пожалуй. Может, бандиты какие — хватит с нас приключений. И погасите-ка наш костер. Не замерзнем в повозке.

— Господин, — послышался голос еще одного слуги, — Похоже, кто-то идет сюда.

— Или стоит, — вполголоса добавил Юи; он напрягся, положил руку на поясной нож. За стволами виднелась фигура. Вот вроде двинулась в сторону, к домику… вот уже и не разглядеть ее.

Ночь прошла тихо.

С утра один из слуг вызвался проверить, что там за домик светил окошками; вернулся растерянный. Постройка оказалась полуразрушенным охотничьим шалашом, и не разжигали там огня по крайней мере с лета. Заодно и следы проверили там, где вчера бродила фигура, и вновь ничего. А ведь не шел ночью снег, не могло замести.

— Чушь какая-то, — сказал Кэраи. — Огонь все видели.

— Господин, лучше убраться отсюда. По свету. А то еще лесовик кружить станет… недаром вчера кричал пересмешник.

Кэраи не успел отозваться.

— О, еще один шагает, — заметил Юи, глядя на голый склон соседнего холма.

— А может, вчерашний?

— С другой стороны, и ты сам видел — не было вчера никого, следы-то где?

Светло было, и на сей раз Юи за нож не хватался. А вскоре и он, и остальные рассмотрели гостя — монах это был.

Вблизи монах оказался вылитым крестьянином — лицо широкое, руки грубые, сам жизнерадостный и здоровый, как вол. Два ряда молитвенных бус на груди казались связками ягод. Путников приветствовал не благостно, а как-то даже по-родственному. Одет довольно легко, а запыхался, видно, жарко ему. Спросил, не видали ли странного.

Ариму, повинуясь кивку господина, настороженно рассказал. Больно уж кстати знает…

— Не знаю, духи ли местные вам благоволят, разум ли помог, или нечисть оказалась по зиме слабой, не хватило ее усилий — но, сдается недостойному брату, что правильно никто из вас не пошел на огонь.