Артисты, по приказу церемониймейстера, покинули ристалище и расселись напротив деревянного возвышения, на которое степенно поднялась королевская чета под приветственные крики горожан и надсадный трубный глас.

Откровенно зевая, король пальцем подозвал церемониймейстера, вертлявого субъекта с вечно бегающими глазами и такими тонкими ногами, что всем глядевшим на царедворца неизбежно начинало мерещиться, что его коленки, того и гляди, начнут выгибаться назад, в обратную положенной природой сторону.

— Посла нет?

— Задерживаются, мой король.

— Ну что же, мы им не какая-нибудь захудалая провинция. Начинай.

Супруга попыталась что-то возразить самодурствующему Дего, однако по знаку тонконогого вновь запели трубы, и король лишь досадливо отмахнулся.

На ристалище вышли лучники. Тут были и дюжие гвардейцы с огромными неуклюжими луками, и мелкорослые лесные охотники, что несли в руках небольшие метательные снаряды, еще не подготовленные к стрельбе. Они принялись вощить тетивы и неторопливо натягивать их, оплетая ногами нижний рог и смешно припадая на зады, силясь согнуть второй упругий конец.

С величайшим неудовольствием генерал увидел среди готовых к соревнованию стрелков своего собственного лесничего.

— Вот каналья! Я же категорически запретил ему появляться на ристалище! Среди гостей наверняка отыщутся сносные лучники, а для предстоящих переговоров с послом было бы приличным поздравить его с победой стрелка из Объединенного Королевства! А этот негодяй, наловчившийся браконьерствовать в королевском парке, наверняка уведет приз.

Следует отметить, что правая рука лесничего несла на себе следы его похождений в королевском парке. Кисть была буквально изжевана сторожевыми псами.

Из-за этого печального обстоятельства старик наловчился посылать стрелы не так, как остальные жители Лантического побережья, держа пальцы щепоткой, а с помощью массивного бронзового кольца на большом пальце. Впрочем, на меткости сие обстоятельство нисколько не сказалось, как с негодованием, смешанным со скрытым восхищением, отметил Лунь.

Послышался перелив охотничьего рога, и первая стая пернатых снарядов со змеиным шипением взрезала воздух, устремившись к мишеням.

Народ издал слитный радостный возглас: знакомое всем красное оперение стрелы лесничего виднелось в самом центре крайнего щита. Разумеется, не он один угодил в цель. Пара гвардейцев и четверо жителей лесных поселков остались на ристалище, в то время как многие менее удачливые стрелки под свист и улюлюканье толпы поплелись прочь, ругая кто порыв ветра, а кто мошку, нечаянно попавшую в глаз.

Разодетые в пышные ливреи помощники главного устроителя празднества засуетились, оттаскивая щиты подальше от линии прицеливания.

Король вяло взмахнул вышитым платочком, и церемониймейстер как раз собирался давать команду на новый залп, как появился посол Объединенного Королевства.

Появление слуги Эфрема было встречено громким глухим ропотом. Вслед за скромным паланкином выехали всадники на хопперах, потрясая плюмажами и пестрыми флажками на длинных пиках. Затем, мерно печатая шаг, появилась панцирная пехота, идущая неправдоподобно ровным строем, именуемым «бычьим черепом», представлявшим собой ромб. Устремленный острым углом на воображаемого врага, ощетинившийся короткими копьями с широкими наконечниками, ромб двинулся по ристалищу. Слышалось лишь слабое позвякивание нагрудных пластин, да мерная поступь грубых сандалий.

Дворянская кавалерия разделилась на два крыла и с приветственными возгласами обтекла местонахождение августейшей четы Каллины. Отдав королю воинское приветствие, дворяне остановились, давая проход пехоте.

Остановившись напротив возвышения, «бычий череп» одновременно громыхнул десятками рук, кулаками ударивших в броневые пластины точно напротив сердца.

Дего милостиво помахал им пухлой ручкой, и по невидимому сигналу из паланкина панцирники, печатая шаг, отошли на площадку, специально отведенную для гостей.

Из паланкина выскочил энергичный мужчина, сорвал с головы шляпу, и положенным по этикету семенящим шагом двинулся в сторону Дего. Не терпевший протокольных мероприятий Лунь отвернулся от возвышения и принялся разглядывать вояк Эфрема.

Несмотря на жару, ни один из пехотинцев не позволил себе снять шлема, которые вскоре обязательно накалятся и начнут припекать головы.

Единственное послабление, которое позволил себе командир пешего отряда, так это скомандовать «вольно».

С дружным лязгом большие щиты опустились вниз, впившись в землю острым нижним краем, копья же, приставленные к ногам, составили призрачный частокол перед строем.

Полной противоположностью дрессированным солдатам Чизпека казались дворяне Д’Алви. Как только сложное действо у возвышения закончилось и посол воссел одесную Дего, в рядах аристократического ополчения началось шевеление. Кто спрыгивал со спины своего скакуна, кто снимал шлем, подставляя слабому ветерку, дующему с моря, ухоженную шевелюру. Некоторые даже, накинув поводья хопперов на специально вбитые в землю колышки, спокойно направились к жителям Каллины и вскоре смешались с толпой.

Наконец послышался новый сигнал рога, и в мишени со свистом отправилась очередная стайка стрел.

Генерал не стал отвлекаться, силясь разглядеть своими подслеповатыми глазами, куда и как именно лег залп. Он внимательно следил за работой своих собственных стрелков, рассредоточенных на крышах На этот раз он даже одобрительно покивал головой.

Как только луки претендующих на приз короля поднялись, на каждого из их обладателей нацелилось, по меньшей мере, полдесятка стрел. Любая попытка повернуться в сторону возвышения привела бы к смерти не только подозрительного лучника, но и его соседей. Старожилы столицы еще помнили случай, когда молодой наследник престола, сын предшественника Дего, оказался застрелен на подобном ристалище.

— Обошлось, — выдохнул генерал, когда слуги, выдернув три удачно легшие стрелы, принялись оттаскивать один-единственный щит еще дальше.

Тут посол наклонился к королю и что-то ему сказал. Последовал короткий разговор, и король подозвал церемониймейстера.

— Все ясно, — сквозь зубы пробормотал Лунь. — Сейчас выставит своего стрелка. Гостям все можно.

И действительно, из самой сердцевины панцирной чизпекской пехоты появился одетый во все зеленое тощий верзила, который рысью направился на линию прицеливания, отдав на бегу не слишком почтительный салют в сторону короля.

— Хамье!

Откомментировав таким образом появление нового действующего лица, Лунь повернулся в сторону купеческих домов, находящихся в тылу «бычьей головы». С виду усадьбы зажиточных горожан казались покинутыми, но генерал знал, что там затаились с клинками наголо его гвардейцы, готовые по первому же сигналу ударить в тыл посланцам Эфрема, буде те задумают любое коварство. На прилегающих улицах также толпились воины, парясь в жару под плащами, дабы не выставлять напоказ расшитые бляхами боевые куртки и секиры.

— Пробьет ли стрела сбрую этих молодцов, — спросил робким голосом оруженосец, указывая на строй панцирников, и тут же стушевался, ибо обратился к суровому ветерану не по всей форме. Старик с возрастом стал щепетилен к субординации, но на этот раз генерал не осерчал на юношу.

— Не знаю. Да и не важно. Эти тяжеленные кирасы, набедренники и прочие налокотники прикрывают их только спереди. Видимо, в своей снеси Эфрем считает, что его бойцы никогда не покажут спину врагам.

— Значит, под короткими плащами и у них…

— Кожа, — коротко сказал генерал, с удовольствием глядя на своих стрелков, стоящих на купеческих крышах в полной готовности. — Своя собственная, и вываренная в соленой воде шкура баферов. Никакой меди, бронзы и кости, тем паче, железа. Зверовые наконечники проколют их, словно шило.

— Дурацкий доспех, — сказал оруженосец, приободренный тем, что генерал его не оборвал.

— А вот это ты зря, юноша. У Эфрема все продумано. Удар «бычьего черепа» — страшная штука. Видел, как они надрессированы?