Захар, в войлочной панаме, белой рубашке и яловых36 сапогах, весь красный, мокрый от пота, держал в руках жёлтые, в масляных пятнах, бумаги и отмечал явку.

– Так, кто тут у нас опаздывает? – прикрикнул он, как только ребята показались на пороге.

– Тарасов! – откликнулся Витя.

– Айдаров! – крикнул Фарид.

– Сам вижу! Чё орёте?! – Захар что-то черкнул в списке. – Тарасов – в первый приямок, на смазку. Айдаров – то же самое, приямок номер семь. Вопросы?

Ребята молчали.

– Правильно, у матросов нет вопросов, – добавил Захар и тут же посмеялся над собственной шуткой. Потом вдруг замолк и скомандовал:

– Шагом марш! А то из-за вас у меня простой! Головой мне отвечать будете за соцсоревнование!

– Ух, так и врезал бы ему! – процедил Витя сквозь зубы, как только они вышли из цеха.

– Рвач, что с него взять. Таких лучше не трогать, а то долго отмываться придётся, – ответил Фарид.

Витя довольно ухмыльнулся:

– Сам, что ль, придумал?

– Отец так всегда говорит, у него на работе тоже таких хватает.

Они подошли к яме. Грузовик уже стоял над приямком, водитель курил, прислонившись к бамперу.

– Ты, что ль, слесарь-смазчик? Вас что, прямо с третьего класса на работу забирают?

– Я вообще-то девять уже закончил, – возмутился Фарид.

– Смотри мне, что б без халтуры, проверю.

– Проверяй, – Фарид пожал плечами и стал спускаться в яму.

– После смены – как обычно, – бросил ему Витя и направился к своему рабочему месту.

«Девять классов закончил, – эхом отозвалось в голове Вити. – А я – семь. Со справкой».

– Слышь, салага, забодало уже ждать тебя на жаре! – рявкнул шофёр Вите из распахнутой настежь кабины грузовика. – Поторапливайся давай. Мне ещё на целину ехать.

Витя молча спустился на дно ямы, чувствуя, как краска заливает его лицо.

– Готов! – крикнул он снизу.

Двигатель заурчал, грязное чёрное днище грузовика медленно скрыло солнце и лазурное небо. Через мгновение дышать стало нечем. Густой липкий пот заструился по лицу, шее. Рабочий комбинезон тут же намок и прилип к спине, будто запаяв тело в скользкий, противно тёплый кокон. Витя тыльной стороной ладони вытер пот со лба и прикрепил лампу к днищу ЗИЛа.

Водитель заглянул под грузовик:

– Ну, я пошёл.

– На ручнике?

– Поставил, ключи в машине, если что – посигналишь.

– Ладно.

Витя вставил шприц в амортизатор и начал вращать. Сухая грязь посыпалась на голову. Песок заскрежетал на зубах. Витя сплюнул и продолжил крутить шприц. Наконец из верхнего отверстия амортизатора показался солидол. Следом он промазал крестовины, шкворни, пальцы. И так – четыре колеса.

Витя выбрался из ямы, вытирая руки о ветошь.

– Первая готова! – крикнул он и задрал голову к небу. Пронзительная синева ударила в глаза. Витя на секунду зажмурился, слёзы невольно покатились из глаз. Каждый раз, глядя на небо, Витя поражался, каким же ярким оно казалось по сравнению со всем, что он когда-либо видел, будто это была единственная краска, единственная чистота на Земле. Высоко над ним медленно кружил беркут.

– Красив! – восхитился Витя, наблюдая за его полётом. – А размах-то, размах…

– Сказал же, посигналь, а не ори, – рыкнул на него подошедший шофёр.

Витя нехотя оторвал взгляд от могучей птицы.

– Набрали молокососов! – шофёр сплюнул, залез в кабину и съехал с ямы.

Следом за ним тут же въехал следующий ЗИЛ. Витя молча вернулся на своё рабочее место. Обливаясь пόтом, он твердил как молитву: «Лампа, шприц, амортизатор, крестовина, шкворень, палец».

Когда последняя за смену машина проехала над его головой и показалось чистое небо, Витя, измождённый, поднялся на ступеньку. Ноги не слушались, он сел на приступочек в яме. Одежда будто стала второй кожей – так сильно она прилипла к нему. Витя посмотрел на руки: чёрные, трясущиеся от усталости и напряжения, густо, без единого просвета, измазанные солидолом и грязью. Лёгкий ветерок скользнул по щеке, чуть освежил лицо. Стало немного легче, но заклинание ещё стучало в висках: «Лампа, шприц, амортизатор, палец…»

– Ты что расселся? – услышал он издалека голос Фарида. Друг мчался к нему на всех парах. – Сейчас вода закончится, давай быстрее!

Витя подскочил:

– Где водовоз?

– У цеха.

Витя, почувствовав внезапный прилив сил, рванул, быстро поравнялся с Фаридом, и ребята побежали к машине. Рядом с водовозом толпились водители, уже наполнившие свои канистры про запас. Они курили, наблюдали за помывкой рабочих и перешучивались между собой. Слесари, в основном доармейские ребята, мылись под струёй воды из шланга, брызгались и смеялись. Разница в возрасте между слесарями и шофёрами была всего-то лет пять, но последние всегда держались обособленно, словно родились высшей кастой.

Витя и Фарид разделись и встали в очередь. Сегодня на день подали только одну автоцистерну с водой, так что всем хотелось успеть сполоснуться. Никакой, даже самой маломальской, речушки в посёлке не водилось. Имелся, правда, прудик, глубиной по колено, вырытый, чтобы скот поить – верблюдов да ишаков. Взрослые брезговали в нём купаться, а детвора запрыгивала, когда взрослые не видели. Нацепляют на себя пиявок – и бегут домой с рёвом. Получают вдвойне: и от пиявок, и от родителей ремнём или кому чем подвернётся.

Солнце всё ещё припекало, и Витя вспомнил холодную колодезную воду, ту, какой они устраивали водяные бои с мамой, сёстрами и братом.

Когда от всепроникающей жары становилось невозможно дышать, мамка вдруг заходила в горницу, объявляла: «Водяная война!» – и выбегала на улицу первой. Дети моментально бросали всё, чем занимались, и мчались за ней следом, стараясь запастись по дороге оружием получше: кто ковшом, кто бутылкой, а кому-то доставался автомобильный шланг. С ним, конечно, можно окатить водой больше народу, но только было не спрятаться и не уйти далеко от колодца. Задача была – остаться сухим. Ребята набирали воды, и по маминой команде начиналась настоящая битва. Сначала все разбегались, прятались: кто – в сарай, кто – в курятник или хлев. Младшая, Валька, когда совсем мало́й была, так вообще – хоронилась в собачьей конуре. Сидели в засаде, выжидая, кто выдаст себя первым. Мальчишки, Витя и Гришка, не выдерживали обычно раньше всех, подкрадывались тихонько, как партизаны, и беспощадно обливали друг друга холодной колодезной водой с головы до ног. На крик и визг сбегались остальные, и разгоралась немилосердная война, откуда никто не мог выйти сухим. Иногда под горячую руку попадали и куры, и гуси. Куры разбегались врассыпную, громко кудахтали, а гуси недовольно поворачивали свои длинные шеи в сторону то одного, то другого нападающего и грозно шипели. Когда все становились мокрыми с головы до ног, мама приносила полотенца, укутывала ими сестричек и уводила в избу. Мальчишки обтирались тут же, во дворе. Заканчивалось всё это веселье чаем с оладьями на веранде. Ох, то-то было здорово!

– Следующий! Не зевай! – гаркнул кто-то, выведя Витю из оцепенения.

Вода, хоть и тёплая, нагревшаяся за целый день стояния в цистерне, всё же взбодрила. Витя и Фарид отправились к вагончикам, в которых автослесари жили во время командировки. Выстроенные вдоль периметра автобазы, с местами ободранной краской, на давно спущенных колёсах, они напоминали жестяные консервные банки защитного армейского цвета. Казалось, их бытовки маскировались под окружающее пространство: известняковый забор, такой же буро-жёлтый, как земля, сопки, пожухлая, еле живая трава.

Витя открыл дверь, в лицо ударил cпёртый, жаркий воздух.

– Фу! Дышать нечем! Оставь дверь открытой, пусть проветрится, – сказал он другу и включил свет. От пластиковых капель люстры и ржавого отражателя из дешёвого тонкого металла тут же запрыгали блики, такие же тусклые и пыльные, как сама люстра. Они разбежались по деревянным двухъярусным койкам, по таким же, сколоченным из грубых, неотёсанных досок, табуретам, по короткой клеёнке, едва прикрывающей стол у маленького грязного оконца.