– А мамы дома нет. Она записку оставила, что ушла на речку.

– Записку? На речку говоришь? – Саша встал с корточек и почесал затылок. – Дед, я до дому и обратно! – громко сказал он деду.

Тот погладил свою густую седую бороду и вздохнул:

– Ну, сходи, сходи. Дай бог, помиритесь ишшо.

Он вскинул на плечо коромысло, развернулся и медленно направился к своему дому.

Брат и сестра брели по улице, глядя под ноги и пытаясь найти серёжки. Оба молчали.

Сашка злился на сестру за то, что без спросу залезла в шкатулку.

«Могла бы попросить, что я, не показал бы, что ли… То же мне… ещё и замок взломала. Шпана, одно слово…»

Ему не хотелось ни говорить, ни спрашивать ничего, он тоже внимательно всматривался в чёрную просёлочную дорогу.

«А смысл сейчас её ругать? Она и так всё поняла, – изредка поглядывая на сестру, думал он. – А серёжки… дорогие, конечно, несколько месяцев приработка… хотя нет смысла теперь… так что всё равно».

Нина тоже молчала: было ужасно стыдно за свой поступок, и она не хотела начинать разговор.

«Злится, поди, на меня. Вон всю дорогу молчит. И правильно делает, что злится. Я бы тоже злилась… Серёжки, верно, золотые были… И камушки такие красивые, розовые, переливающиеся, – думала она, пытаясь вспомнить их цвет.― Но ведь сказал, что простил. Ну понятно, сказал… Но всё равно же дуется… и серёжки жалко… Деньги придётся ведь отдавать. Заказчик, наверно, богатый… И жену свою любит – такие серёжки купил… А нам теперь отдавать деньги за них… Сколько они стоят? Больше, чем мама за день из магазина приносит, точно, больше, чем мамина зарплата… Как же теперь отдавать? Где же мы столько денег возьмём?» – и она зашмыгала носом.

– Что, Иванушка, не весел, что головушку повесил? – Сашка первым не выдержал и, пытаясь развеселить Нину, щёлкнул её по носу.

– Золотые серёжки-то?

– Золотые.

– А дорого стоят?

– Дорого.

Нина покраснела:

– Как же мы деньги тогда отдадим?

– Кому отдадим?

– Ну кому-кому… Заказчику твоему.

– Это мои серёжки. Сам я купил.

– Как сам?

– Ну так – сам. Накопил денег, вот, за несколько месяцев работы… Хотел маме подарок на день рождения сделать. Скоро же у неё. Ну, значит, теперь не сделаю.

Нина подумала о маме: «У неё же никогда, никогда не было золотых серёжек. С розовыми камушками… И это всё из-за меня, – начала она клясть себя по второму кругу. – Ой, как тошно… Это я во всём виновата».

– Но ты не переживай. Теперь всё равно, я передумал. Я не хочу ей больше ничего дарить. Пусть хахаль ей подарки делает. И шкатулку дарить не буду. Если хочешь – возьми себе. Она мне больше не нужна.

– Она же такая красивая…

– А мне не нравится. Слишком сильно выжег ей волосы. Чёрные совсем получились, будто обгорелые, у неё не такие – русые. Ты же догадалась, что это она на крышке?

– Нет.

– Ну вот… ещё хуже… значит, и вообще смысла нет в этой шкатулке. Так что забирай. Или, если не нравится, – отдай кому-нибудь. Дружке, что ли.

Они шли домой, тщательно всматриваясь в серую дорожную пыль.

– Да уж… если на улице обронила, – то уж, верно, не найдём. Кто-нибудь подобрал уже… или затоптали. Так что это бесполезная затея, – сказал брат, когда они зашли за свою калитку.

– Ну, давай поищем ещё, – попросила Нина, глядя на брата умоляюще. – Маме же, золотые же. Обожди, я в палисаднике посмотрю. – Она прошла от калитки до окна, из которого спрыгнула, старательно изучая землю между густо разросшимися садовыми цветами.

– Ну что? – крикнул Саша.

– Не видать. Слишком много цветов. После обеда ещё раз проверю.

Ребята направились в избу.

Спокойная, отдохнувшая, Варя вернулась домой. Не успела она пройти на кухню, как на пороге показались Галя и Тишка.

– Поди-тко гуляли, робятушки? – она обняла, расцеловала каждого так, словно сто лет не видела. Дети оторопели, им настолько непривычно было, что мама дома и что она не уставшая и хмурая, а весёлая и довольная. – Голодные, поди? Ну-ко, раздевайтесь, мойте руки. Сейчас супешник подогрею. А где Сашка и Нинка? Зовите их, обедать пора.

Галя и Тишка переглянулись. Они только что обошли всех родственников, как им наказала Нина, но Сашку так и не нашли.

«Значит, мама не знает, что Сашка сбежал, – подумала Галя и, приложив палец к губам, покачала головой Тишке, чтоб тот молчал. ― А вправду, где Нинка? Она же должна была дома сидеть, караулить всех. Может, в комнате?» – Галя, не отпуская руку брата, прошла в горницу. Сестры нигде не было. Сквозь открытое окно лёгкий ветерок слабо колыхал ситцевые занавески. Девочка выглянула на улицу и успела заметить только что скрывшихся за углом дома Нину и Сашку.

«Значит, нашла его… Вот и ладно, все дома, – вздохнула она и потянула ставни внутрь. Что-то блеснуло внизу. Галя прищурилась, пытаясь рассмотреть получше землю под окном, но ничего не увидела. ― Любопытно. Позже проверю», – решила она.

Не успела Галя войти в кухню, как открылась дверь в сени и на пороге показались ребята. Сашка сразу увидел мать и остановился.

Варя, снимая тяжёлый чугунный котелок с печи и не глядя на детей, сказала:

– Мойте руки и за стол.

«Может, действительно ничего серьёзного, – подумал Сашка. – И чего я психанул-то вчера?»

Он прошёл к рукомойнику, намылил как следует руки, лицо, шею и плеснул водой, ударив по носику бачка. Галя и Нина, увидев, что у брата всё лицо в пене, тут же подскочили, начали щекотать, щипать его с разных сторон и дразнить:

– Замарашка рук не мыл,

Месяц в баню не ходил,

Сколько грязи,

Столько ссадин!

Мы на шее лук посадим,

Репу – на ладошках,

На щеках – картошку,

На носу морковь взойдёт! —

Будет целый огород!

– А ну отстаньте! Вот девки – шпана! – кричал Сашка, вертясь в разные стороны, не зная, с какой стороны придётся следующий щипок. – Кому сказал! Ну, я вам сейчас покажу! – он вытер лицо полотенцем и сделал вид, что собирается гнаться за ними.

Те с визгом бросились врассыпную и продолжили дразнить брата:

– Не поймаешь, не поймаешь!

Тишка, который уже сидел в ожидании обеда, заливался смехом. Мама, разливавшая суп по тарелкам, тоже улыбалась, но, когда девчонки толкнули стол, да так, что она чуть не выронила половник, строго скомандовала:

– Пошто суматохи-то навели! Ну-ко, за стол! Кому говорю! От две егозы!

Дети постепенно успокоились и расселись по местам, вскоре ложки застучали по плошкам. Варя внимательно разглядывала старшую дочь и под конец обеда спросила:

– Нинка, а Нин!

– М? – промычала та.

– Поди-тко пазгалась опять? – мама встала из-за стола, подошла к дочке, повернув её лицо к свету. – Фингал новый, губища вон разбита. И в кого ты у нас такая?

Нина мягко высвободила голову и, откусив горбушку, с набитым ртом ответила:

– Ерунда. До свадьбы заживёт.

– Смотря до чьей, – вставил Сашка.

– Дак, поди, до Нинкиной и впрямь заживёт, – мама снова села и стала крошить хлеб в тарелку.

– Дак я, поди, не про Нинку, – ответил Сашка и посмотрел на маму в упор.

– Ну-ко, скажи-ко, – мама оторвалась от своей тарелки.

– Дак сама, поди, знаешь. Кто это вчера с тобой был?

– Когда? Дак, это… Дак энто друг мой… знакомый.

– А чего это он телогрейку свою тебе дал?

– Ты пошто энто матери такие вопросы задаёшь, а? – вдруг возмутилась Варя. – Ишь, взял в моду!

– Дак, думаю, ухажёр у тебя, – Сашка покраснел, но взгляда от матери не отводил.

– Дак а ежели и ухажёр?

– Если ухажёр… – Саша весь напрягся, лицо посерело, губы сжались. – Не подходит он тебе. Он тебя младше. Не нравится мне он. И вообще, зачем тебе ухажёр?

– Дак энто что за любопытство такое? Ишь, пошто мне ухажёр? То же мне, сын ишшо называется, вырос бессовестным. Ты вот на улицу выйди и посмотри: у кажной товарки моей мужик есть. А я чего, худа кака? Мне, может, тоже хочется, как всем. И по сторонам бы посмотрел: дом прохудился, еле-еле с хлеба на картошку перебиваемся. Крыльцо совсем развалилось, мужских рук требует. От вдвоём вы бы отлично справились. И дровяник, и забор подправить надо. Курятник нужен, хоть яйца25 будут. Денег не хватает, сколько бы я ни работала, даже на обувку. Вон Тишка уже четвёртым одни и те же бурки26 донашивает, и те на ладан дышат. Спасибо деду Ивану вашему, только и успевает штопать. Коровы своей нет, кур нет. А мне одной животину не потянуть, на неё сеном нужно запасаться, где мне мужика взять?