Виктор оттащил сержанта за кусты, сел в машину, развернулся. Ехать обратно в город нельзя. Его, наверное, уже объявили в розыск по Москве. А на областной или, тем более, федеральный уровень розыска он пока явно не набедокурил. Он повернул направо и стал быстро удаляться от столицы.

Тренькнул телефон. Ольга. Ей можно ответить.

– Что ты там натворил? – крикнула сибирячка раньше, чем Виктор успел сказать «Алло». – Мне уже трубку оборвали!

– И что ты сказала?

– А что я могла сказать? Что оставила тебя с преступником, а сама по твоему приказу увезла потенциальную жертву. Но что случилось?

– Расскажу при встрече, – вывернулся Виктор. – Где Данишевич?

– Везу его на дачу.

– С ума сошла?!

– Не на его дачу. На дачу какого-то его приятеля. Он сейчас в отъезде. Пару дней посидит там, потом найдем ему более безопасное место.

– А что Комитет скажет на то, что ты прячешь свидетеля?

– Пусть говорит, что хочет. Я сейчас никому не доверяю. Давай сюда как можно быстрее. Меня срочно в Комитет требуют, просто рвут и мечут.

Она назвала адрес, куда надо подъехать.

Это было старое дачное место. Не элитный поселок, но и не шестисоточный муравейник. Там обитали представители, так сказать, верхних слоев интеллигенции – известные врачи, ученые с мировым именем, художники и прочие творческие люди, не принадлежащие к высшему сословию, но имеющие имя.

Нужный дом находился на краю поселка. Рядом, метрах в ста, шумел хвойный лес. Деревянные ворота Ольга заранее открыла. Виктор загнал машину во двор и поставил под навес, чтобы не было видно с улицы. Впрочем, высокий забор из уже почерневших, но крепких досок хорошо укрывал двор от любопытных взглядов.

Данишевич уже пришел в себя и с любопытством смотрел на своих спасителей с высокого крыльца.

– Что случилось? – повторила вопрос Ольга, подойдя вплотную.

– Оль, понимаешь… Я не понимаю!

– То есть?

– У меня сорвало крышу. Я его убил.

– За что?

– Он так мимоходом сообщил, что причастен к убийству одной моей знакомой. И… И все. Темнота. А потом я «включаюсь» и вижу, что он мертвый.

– Дела… – протянула Ольга, внимательно глядя на Виктора. – Спасибо, что не стал врать.

– Зачем мне врать? Ты мой напарник.

– Напарникам чаще всего и врут. Ты что-то у него выпытал?

– Не многое. Его нанял некий Механик. Кто это такой и с чем связан – он не знает и знать не хочет. То есть – не знал и теперь уже не узнает. Ну и по косвенным признакам я понял, что он выполнял если не все эпизоды по нашему делу, то многие, в том числе у вас, в Сибири.

– Черт, оборвалась ниточка!

– Не совсем. У нас же есть Данишевич.

– Ты хочешь его использовать как приманку?

– Ну не настолько я циничен. Просто его обязательно будут искать. Вот на активности мы и попытаемся выйти на Механика или на того, кого он наймет.

– Нормальный план, согласна.

– И вот что, Оль…

– Да, Вить, слушаю.

– Ты сейчас единственная, кому я действительно доверяю. Ты, в конце концов, мне жизнь спасла.

– Ерунда.

– Для тебя моя жизнь, может, и ерунда, а я к ней как-то привык и даже немного ценю, – улыбнулся Виктор.

Ольга рассмеялась.

– Ну так вот, – продолжил Макаров. – Ты единственная, кому я это говорю. Я не знаю, каким образом, но, кажется, я как-то причастен ко всему этому бардаку.

– В каком смысле?

– Я же говорю – не знаю пока. Но некоторые детали моего прошлого уже несколько раз всплывали в ходе моих поисков. Помнишь – один раз – это случайность, два – совпадение, три – система. Так вот это всплывало больше, чем два раза. И есть у меня ощущение, что если я эту тему не вскрою в ближайшее время, эта тема меня сожрет. Причем в физическом смысле. Для меня это вопрос выживания.

– Я поняла тебя, напарник, – серьезно кивнула Ольга. – Поболтай тут пока с Данишевичем. Может, сможешь найти концы и начать поиск злодея без того, чтобы этого дядечку под пули подставлять. Он мне симпатичен. А я пока посмотрю, что в Комитете делается.

Закрыв ворота за Ольгой, Виктор вернулся к Данишевичу. Была в этой сибирячке какая-то непередаваемая словами твердость. С ней хотелось иметь дело, не боясь оставить неприкрытой спину. А ведь знакомы-то всего ничего!

Данишевич поджидал на крыльце. Он еще был откровенно испуган, но паника уже отступила. Судя по всему, он был готов воспринимать информацию, делать выводы и строить планы, пусть и с изрядной долей мандража.

– Меня хотели убить? – спросил нейрохирург без обиняков.

– Похоже на то, – подтвердил Виктор.

– Но за что?

– А вот это нам с вами и предстоит выяснить. Пройдемте в дом? Не стоит пока прохожим глаза мозолить.

Дом был уютный, добротный. Судя по атмосфере и мелким деталям, в нем жили наездами и не часто. Но Данишевич тут бывал неоднократно, хорошо ориентировался и в расположении комнат, и в содержании шкафчиков на кухне.

– Это точно дача вашего приятеля, а не ваша собственная? – настороженно поинтересовался Виктор.

– Точно. Ваша коллега уже просветила меня на предмет того, что прятаться на собственной даче, когда тебя хотят убить, – не самое разумное решение.

Данишевич поставил на плиту чайник и сел за стол напротив Виктора, выжидающе на него глядя.

– Вы обещали мне рассказать, за что меня хотят убить, – напомнил доктор.

– Не так. Я сказал, что мы попробуем это выяснить. Мы – это я и вы. И выяснить мы это можем только с вашей активной помощью.

– Но я ничего не знаю! – Данишевич развел руками. – Для меня это полнейшее потрясение. Я не связан с большими деньгами, с политикой. Никому не переходил дорогу и если у меня и есть враги, то исключительно на профессиональном поприще. А там могут написать кляузу в Минздрав, но не станут подсылать убийцу. Это не наш метод!

– Скажите, Лев Борисович, вам приходилось работать на Министерство обороны?

Данишевич крякнул.

– Вы что? Я же врач! Я нейрохирург! Вы думаете, я замешан в шпионской истории?

– Лев Борисович, – терпеливо сказал Виктор. – Давайте версии строить буду я. А вы мне только будете помогать информацией. Хорошо?

– Ладно. С военными я дела не имел никогда.

Доктор говорил очень уверенно, и это сбивало с толку. Но Виктор тут же осознал, где ошибся.

– Сколько вам лет?

– Пятьдесят пять.

– То есть карьеру вы построили уже после развала СССР?

– Да. При Советах я успел окончить вуз и поступить в интернатуру. Реально врачевать я начал уже в новой России. И поверьте, начинать в такие времена очень непросто. Большинство моих коллег-однокашников, светлых голов, вынужденно ушли кто в бизнес, кто куда, а кто и вовсе в никуда.

– Понятно. А с Госбезопасностью вы работали? Выполняли для них какие-то исследования или участвовали в неких проектах?

Данишевич резко откинулся на спинку стула и сложил руки на груди в защитном жесте.

– Простите, я не могу говорить на эту тему.

– Совершенно напрасно, Лев Борисович. Мы не сможем защитить человека, который сам не хочет этого.

– Но я давал соответствующие подписки!

– А фирме «Парус» вы подписки давали?

– Э-э… Нет.

– В принципе вы можете с чистой совестью рассказать мне о работе на эту фирму в середине девяностых. Но я бы настоятельно рекомендовал вам говорить со мной более откровенно, не прячась за иезуитские закорючки и недомолвки. Потому что пока вы будете стараться соблюсти политес, эти люди не будут соблюдать ничего. И у них перед нами окажется огромное преимущество. Или вы так спешите присоединиться к своим коллегам?

– Присоединиться? Что это значит?

– Это значит, Лев Борисович, что вы далеко не первый. И если мы их не остановим, то не будете и последним, как мне кажется.

– Вы блефуете!

– Вы помните Ростислава Леонидовича Раппопорта?

– Да, мы дружили. Но не пытайтесь приплести сюда его смерть. Это несчастный случай. И с вашей стороны абсолютно бестактно и нечистоплотно…