© Василий Варга, 2020

ISBN 978-5-0051-9530-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Варга Василий Васильевич

Это книга о том, какой нельзя быть ни в ранней молодости, ни в зрелом возрасте. Оказывается в телесном мешке так много грязи, которая подавляется нравственностью и воспитанием, не дай бог дать волю буйным наклонностям, ибо эти наклонности могут проглотить любой зародыш прекрасного, что может быть в человеке. И тогда – пиши пропало.

Главная героиня – образец того, какой нельзя быть в обществе. Кто виноват в этом? Выходит воспитание, которое она получила в семье.

Попытка создать семью привела ее к бесполезному духовному бунту. Отец – малограмотный полицейский чиновник в чине полковника, убедил себя в том, что ему все позволено; он устраивал спектакли во время приема граждан, типа, докажи, что ты – это ты. Это пачпорт? Докажи, что это твой пачпорт.

Есть ли прототипы среди сегодняшнего бомонда, которым позволено все? Если встретите их, ведите с ними нещадную войну: я тебя не знаю, мои глаза тебя не видели, обрекайте их на одиночество.

Зоя родилась в воскресение, на рассвете и, прежде чем она улыбнулась родителям в детской кроватке, ей самой улыбнулась судьба. И этой улыбки хватило почти до тридцати лет, а потом эта щедрая улыбка стала угасать, фортуна отворачиваться от нее. Отец Зои так хотел сына, что в тайне от ее матери Вали, пытался исправить ошибку природы и набив полные карманы денег, отнес ребенка в роддом, чтобы обменять девочку на мальчика, но эта идея сорвалась, Валя поймала его за руку и пригрозила подать жалобу начальству, где служил Никандр.

Никандр испугался и дал слово плутковника, что больше такое не повториться, понимаешь, но девочку он все равно воспитает в духе бойца мировой революции – плутковника.

Никандр Иванович на тот период был мелкой сошкой, винтиком, носил погоны старшины, о погонах полковника только мечтал, но этот винтик приводил государственную машину в движение. Выходец из крестьян, наполовину белорус, наполовину украинец, он с трудом окончил шесть классов, был принят в комсомол, затем призван в армию, служил на Кубани. Тут он познакомился с казачкой Валей, необыкновенно живой и работящий, женился на ней и сделал ее домашний работницей. Никандр был высок, широкоплеч, с бычьей шеей и тупым, как у бугая взглядом. Этот недостаток покрывали погоны вместе с карьерным ростом, который тянул за собой семейное благополучие.

С лица воду не пить, решила Валя, а так, за ним, как за каменной стеной, никакая буря не страшна. Уверив себя в том, что он именно тот, кто может составить ей пару, она быстро уложила его в постель и, несмотря на свой невысокий рост, доказала, что она кубанская казачка, способная заткнуть за пояс любую соперницу, если такая появится.

Тут, правда, произошел казус. Во время помолвки, родной брат Вали Денис, не осушил бокал до дна во время тоста за великого вождя народов Сталина, Никандр тут же настрочил на него донос, Дениса арестовали и выдали путевку на стройки коммунизма сроком на 25 лет за Урал.

Валя долго плакала, называла своего нареченного идиотом, но Никандр пригрозил:

– Если, понимаешь, не прекратишь эту враждебную бузу, сама отправишься вслед за братом. А пока берись за дело. Пуговицы на пинжаке не блестят, кокарда не чищена, канты на брюках отсутствуют. Это, понимаешь, не жена советского старшины.

Валя поливала слезами пуговицы и брюки, наводя канты утюгом, подогретым на плите, и понемногу успокаивалась. Брат исчез, как в воду канул. Он был лишен переписки.

– Вот это да, ядрена вошь! – воскликнул Никандр, рассматривая брюки и блестевшие маленькие пуговицы на брюках вместо молнии. – А топыря надо собрать чумайданы, и на новое место службы в Белоруссии, там еще много врагов советской власти. Фахтически, все население – враги. Надоть звездочку заработать. Любая звездочка ведет к повышению, а повышение приносит червонцы с патретом любимого Ильича. Валя хотела добавить слово палача, но вовремя смекнула: Никандр и на нее донесет и ей самой придется следовать за братом по этапу.

Валя не возражала против переезда в Барановичи.

Так они оказались в деревеньке Ильичевка близ Барановичей.

Пока Никандр женился на кубанской казачке, пока переезжал, в районе Барановичей зажиточные крестьяне оказались в Сибири вместе с детьми и женами, и само собой работы поубавилось, отпала необходимость держать несколько полков для наведения порядка. Целая дивизия была переведена в другие районы, часть нерадивых работников была сокращена. А ему так хотелось остаться в КГБ!

– Пойдешь в колхоз грузить навоз, – улыбнулась Валя.

– У нас, понимаешь равенство. Ты пойдешь грузить навоз, а я буду топить печку и жарить картошку.

– Жарить картошку – это женское дело, а ты умеешь только стрелять.

– То—то и оно. Я без пиш, пош, пись столета – никуда, ни туды, ни сюды – никто, ничто, ты понимаешь это? Я пойду с вилами в руках на соседа, чтоб его арестовать, если у него в доме не будет висеть патрет товарища Сталина? Так, что ли? Нет, не так. Тогды молчи. Я как—нибудь сам.

Он тут же направился к Яцеку, польскому еврею, который уцелел и успешно отстреливал оставшихся врагов народа.

– Послушай, Яцек, ядрена вошь, а мине нейзя в это КГБ внедриться? – спросил Никандр, сжимая руку земляка так, что тот стал морщиться.– Я всем врагам мировой революции буду головы откручивать, мине не надо ни меча, ни левольвера.

– Хорошо, – сказал Яцек, – я тебя знаю и рекомендую. Если наш командир Сучкин будеть согласен – послужишь на благо родине и мировой революции. То, что ты обратился именно ко мне, еврею, хорошо. Правда, поговаривают, что товарищ Сталин не очень стал жаловать евреев, но это все туфта. Ленин и евреи одно и то же, а товарищ Сталин – ученик Ленина.

Так Никандр внедрился в элитные войска и благодаря стараниям дослужился до высокого чина, пока не стал подполковником.

Люди, которых он расстреливал на месте, либо арестовывал и чаще всего избивал до полусмерти, значили для него не больше, чем назойливые мухи, подлежащие уничтожению даже не из спортивного интереса, а руководствуясь единственным чувством – чувством брезгливости. Это были враги, а враги подлежат уничтожению. Он даже удивлялся, что с арестованными еще возятся, какие—то там тройки заседают, выносят смертные приговоры. Проще было бы уничтожать без суда и следствия.

В 1939 году в составе полка НКВД старшина Сковородкин выехал во Львов для санитарной обработки и чистки только что «освобожденных» граждан от капиталистического ига.

Население Львова встречало Советскую армию цветами, криками «Ура» и словами «дорогие братья».

Стрелковые и танковые части вскоре ушли к Карпатскому перевалу, чтобы отгородиться от Венгрии и Румынии высоким забором из колючей проволоки, а войска НКВД остались в городе. Для наведения порядка.

Первыми были схвачены и расстреляны, теперь уже без суда и следствия, местные коммунисты, потом дошла очередь и до интеллигенции. Во время массовых арестов и массовых расстрелов, город притих, как бы замер. С наступлением темноты ни одна живая душа не решалась выйти на улицу. С 1939 по 1941 годы город Львов, как утверждают ученые, уменьшился наполовину. Такой резни здесь не было с начала его основания.

Даже старшина Никандр устал. После массовых расстрелов следовали массовые захоронения. Хоронили в братских могилах. Надо грузить трупы, выгружать, копать глубокую яму, сбрасывать, равнять, словом работы хватало, как никогда.