Что у меня было, кроме собственного имени и судьбы?

Верность Дага.

Настороженное одобрение отца, который разглядел во мне способности и интерес к общему укладу и военным ремеслам.

Возможность тренироваться и уходить за пределы крепости, когда мне вздумается.

Но без этого я смогла бы прожить. Я вообще, как оказалось, мало что оценивала высоко.

Собственную жизнь?

Теперь и её потребовали в уплату.

Хотя разве не к этому я стремилась? Чтобы меня ценили также, как прочих воинов? А те по первому приказу готовы были умереть за своего короля.

— Как же я могу это сделать, отец? — получилось хрипло и неуверенно.

Дай сил мне и злости, Фрейя, потому что сейчас мне действительно страшно.

— Подобраться к нему… и усмирить.

Дрогнула, еще до конца не осознавая весь его план, но понимая, что он имеет в виду. Ведь усмиряли или воины диких жеребцов, или женщины — мужчин. А у черных колдуний именно так и проявлялась сила.

С первой ночью и новой луной.

Я обвела взглядом стоявших кругом ярлов, но ни у одного не увидела сомнений в этом предложении. Или сожалений. Каждый готов был отдать жизнь за крепость, земли или свои владения, даже мой трусливый младший брат. И они пребывали в полной уверенности, что и я должна так поступить.

Но великий Ингви, милостивый бог солнечного света… Одно дело ворваться на поле боя, размахивая мечом — я даже представляла себя в этой роли, хотя меч и был слишком тяжел для меня — и совсем другое — вот так!

— Вы хотите, чтобы я добралась до него… И принудила? И когда клеймо проявится…

— Сплела заклятие, — подтвердил отец. — И я бы не говорил о принуждении в твоем случае.

Он окинул взглядом мою фигуру, а я постаралась не заметить этого.

Прикусила губу и пробормотала растерянно, утыкаясь взглядом в каменный пол.

Но я же не знаю ничего… Ничего из заклятий. Меня никто не учил, и дочерью колдуньи я называюсь лишь по рождению. Для тебя я всегда была дочерью рассвета…

Эсме Грайдоттир.

«Изумрудная» — за мои зеленые с рождения глаза.

И «Рассветная», потому что никто не знал имени моей матери.

— Я предоставлю тебе ту, что знает.

Вскинулась.

— Чернокнижницу?

На наших землях черных колдуний не боялись особо, но и не привечали. Потому и те обходили крепости стороной. Неужели кто-то из них — себя я к ним не могла причислить, не готова была! — добровольно согласился помогать ярлам и королю?

— Мы поймали одну недавно, — пояснил ярл Торрод, усмехнувшись тонкими губами, почти незаметными за неопрятной бородой.

Мне не понравилось, как он это сказал. И, как всегда, неудовольствие и злость помогли мне взять себя в руки. Права была мачеха, назвав меня отродьем Фрейи.

— Поймали? Как дикого зверя в силки? Она творила непотребства в крепости? — уточнила холодно.

— Бродила в лесу со своими травками.

— И что в этом плохого?

— Я защищаю своих людей от дурного влияния.

— Влияния, которое вы хотите использовать для их спасения?

— Мое право.

Поморщилась, но больше не сказала ничего.

Мужчины.

Их мечи не прекращали свои смертельные песни, а в руки навсегда въелась сажа походных костров и кровь врагов. И право сильного они не забывали ни на миг — ни когда пили, ни когда спали, ни когда снова поднимали полотнища истрепанных знамен.

— Я подумаю…

— Трусиха! — сплюнул несдержанно Одд.

— Я подумаю, — повторила с нажимом и ответила ему презрительным взглядом, — как всё сделать должным образом. Любая ошибка приведет к тому, что я даже близко к нему не подойду — тогда и моя жизнь, и моя смерть окажутся бесполезными.

Ярлы одобрительно зашумели, а отец встал и положил тяжелую руку мне на плечо.

— Не сомневался в тебе, Эсме.

Кивнула.

— Я хотела бы уйти к себе.

— Мы встретимся здесь после завтрака и подробно обсудим план.

— Хорошо.

Не глядя больше ни на кого, я вышла из залы, стараясь не бежать, прошла мимо встрепенувшегося Дага, добралась привычным путем наверх, на стену, которой почти никто и не пользовался, и глотнула свежий воздух.

Не помогло.

Меня вывернуло горечью и всхлипами.

Спустя какое-то время я встала, дрожа, и вцепилась в каменную кладку непослушными пальцами.

Солнце опустилось ниже, отчего лес вокруг замка сделался кроваво-красным, а вездесущий туман будто потемнел и кликал беду.

Я посмотрела на кипящую во внутреннем дворе жизнь — о чем-то переругивались воины, несколько служанок потрошили диких гусей, прачка в сердцах бросила в хохочущего увальня только что выстиранную простынь — и перевела взгляд дальше, туда, где за лесом едва-едва виднелась лента реки и болота, темнели точки крепостей наместников, и далее, на горизонте, возвышались покрытые лесом холмы.

Мои земли… которые в предчувствии льда и холода будто затаили дыхание и с опаской смотрели на Север.

Вздохнула и бросила Дагу:

— Идем. Мне надо сделать несколько дел.

В начале времен была только чёрная бездна, окруженная с одной стороны холодом и туманом, а с другой — священным огнем. Источники холода били, не переставая, а ледяные глыбы придвигались к теплу, пока, однажды, не подошли настолько близко, что начали таять, превращаясь в Великое море, и выбили из огня Искры, подарившие жизнь нашим мирам.

Изученные земли занимали огромные пространства с севера на юг.

Там, за Перевалом, простирался вечный холод. Белое море билось в гибельные берега, изрезанные морщинами, горы были укрыты толщей льда, а мерзлые духи пробирались в дома и воровали младенцев.

Земли по эту сторону Перевала были ощутимо теплее. Наши леса были полны дичи, городки на перекрестках дорог между королевствами — крикливых торговцев, а вокруг озерного края расположились самые богатые и сильные королевства и крепости.

На которые сейчас наступал лед.

Я вздохнула, глядя в отполированную поверхность бронзового зеркала и заплела простую косу, горевшую рыжиной на фоне темно-зеленого платья.

Поговаривали, что на юге такой цвет волос можно встретить у многих, вот только до нас с южных земель добирались единицы — темнолицые сказители, которые своей жизнью выбрали дорогу, рыжебородые наемники, которым все равно было, за кого биться. Колдуньи…

Моя мать была черной колдуньей с такими же примечательными длинными прядями. И это, пожалуй, единственное, что мне удалось узнать от отца.

От нее мне и достались глаза и волосы редкого цвета, а также неприметное сейчас клеймо. И осколок черного хрусталя на веревочке, которую никто не решился срезать с младенческой шеи.

Я, по привычке, погладила его отполированный край и спрятала под нательной рубашкой, вставая.

Сегодня не спалось — пару раз погружалась в дрему и предрассветные сумерки за плотными ставнями восприняла с облегчением. Слишком уж много мыслей теснилось у меня в голове.

О прошлом, в котором было столько равнодушия. О настоящем. О слишком туманном будущем, которое пугало своей неопределенностью… Хотя, какая тут неопределенность? Будет ли мне сопутствовать удача в моем деле, или, наоборот, ничего не получится — итог один.

Вряд ли мне удасться избежать наказания за убийство Черного короля.

Даг уже ждал меня в коридоре.

Этого молчаливого обережника приставили ко мне в двенадцать, как и к каждой из дочерей, но он, неожиданно для меня самой, из стража, охранявшего не только мою жизнь, но и девственность, превратился в учителя и друга. И сейчас этот друг был явно недоволен происходящим.

Я видела это по периодически возникающим морщинам на лбу, когда он о чем-то задумывался, и по внимательным взглядам, которые он бросал на меня, когда я отворачивалась.

Чувствовала.

У меня не было никаких способностей, которые приписывали белым колдуньям и чернокнижницам — да откуда им взяться, если никто не обучал меня? — но зато я обладала почти звериным чутьем на эмоции и желания. С легкостью могла разглядеть страх за злостью, ненависть за улыбкой, приязнь за раздражением и беспокойством. Старая Нья говорила, что я умею слышать свое сердце. Я кивала…хотя сама была уверена, что дело лишь в развитом инстинкте выживания.