— «Клинок и щит» Севера… Мне слышится в этом что-то знакомое… — я попыталась поймать отголосок воспоминания, но не удалось, — А слуги что? И воины крепости? Говорили про меня?

— Нет, — снова отрицательно мотнул головой, — Только если о том, как вы красивы.

Я постаралась не смутиться.

Вот ведь… Знаю я — мне и правда не раз говорили об этом. Но никогда не считала это собственным достоинством. Ум, силу, умения — да. Сама ведь развивала. А со своей внешностью я была рождена и пользоваться ею как уловкой считала ниже своего достоинства.

В общей зале не было никого кроме ярлов, даже Эгиля-Ворона. Я сначала и не поняла, куда присесть — к ним ли, а может за другой стол — но в этот момент заметивший меня ярл Мули сделал приглашающий жест и сдвинулся в сторону, давая побольше места.

Заспанные служанки — хотя было уже вовсе не рано — принялись ставить на стол немудреный завтрак, состоящий из каши и клубней.

Прочие ярлы, позевывая, привставали с лавок, на которых и спали, и тут же принимались за еду.

— Отправимся ли мы сегодня дальше? — спросила я спокойным тоном, стараясь не показывать, что мне пока немного непривычно находиться рядом с ними и выспрашивать в полной уверенности, что мне ответят.

— Дух засыпает, — пояснил один из ярлов, — Так что у нас все шансы.

— А разве король не сообщил вам? — вдруг усмехнулся ярл Клепп.

В его вопросе был явный намек на то, что мне не доверяют и рядом со мной не спят, но разве может задеть и расстроить то, что я и сама знаю?

Хотя, конечно, может…

Вот где он ночевал? В каком-нибудь углу с податливой хорошенькой служанкой?

Пальцы чуть сильнее сжали кружку с горячим ягодным морсом, но ответила совершенно равнодушно:

— На тот момент, что мы расстались, он еще не принял решения.

Все продолжили завтракать.

А после расположились вольготно, тихонько переговариваясь по своим собственным делам. Я уж было хотела попросить кого из слуг провести меня по крепости, рассмотреть здесь все, когда к нам подошел Ворон, явно с мороза.

— Отправляемся, — сказал он, ни на кого не глядя.

На меня особенно.

И снова среди колючего снега и взглядов.

Я попыталась еще подступиться к Ледяному королю, чтобы выспросить о причинах такого отношения ко мне хрустального Скьёльда, да и… его отношения и причинах, но так и не получила разумного ответа.

Потому оставила это, как и многое другое, за Перевалом. Не переубедишь ведь, пока сам не захочет. Молчаливый, неуступчивый, всегда поступающий как ему должно. Хотелось бы мне сказать, что здесь мы похожи, но я совсем не желала ставить нас вместе даже в этом. Мы и так были слишком повязаны, оставаясь при этом чужими.

Спустя седьмицу мы, наконец, спустились в долину и завернули за каменные волны, будто наросшие на горы. И вот тогда ледяной дух и вовсе выбил из меня все нелегкие мысли. Не холодом, нет. При — первом же взгляде на открывшийся пейзаж я верно перестала думать и дышать.

Я полагала, что знаю толк в красоте. Умела оценить серебрянные изделия, красоту ожерелий, блеск драгоценных камней, выделку кожи. Я также могла восхищаться багряным лиственным морем, прозрачностью реки, величием открывающихся с холма видов и тяжестью мерцающих звезд летней ночью.

Я думала, что сполна рассмотрела этот мир.

Но оказалась почти не готова к тому, что приоткрыл мне Север, убрав — пусть даже и ненадолго — снежный занавес.

Ледяные стены изрезали воздух до самого неба, дозволяя лишь узкие проходы лабиринтов между ними и оставив для кряжистых деревьев совсем немного места. Море — или река? — едва мерцали молочными разливами, а далекие пристани и корабли смотрелись игрушками, созданными искусным мастером. Справа же, повторяя в своих ломких линиях очертания скал, высилось несколько крепостей под удивительными красными крышами.

— Никогда и представить себе не могла такого, — прошептала в восторге.

Думала не слышит меня никто. Но Ворон оказался рядом.

— Нравится, кюна?

Помедлила.

— Очень. Что это?

— Хрустальная долина… и их крепость.

— Разве они не племенем живут в пещерах?

— Россказни, — хмыкнул, — Но это место и верно не принадлежало им прежде — я отдал Скьёльду за верное служение. Лишь Сердце Ворона превышает его могуществом и высотой.

— Зато оба замка едины в том, что мне там не рады, — вырвалось.

— Ты рассчитывала на что-то иное, моя королева?

И что-то горькое разливалось за его словами.

По моему телу.

Ожидание?

— Быть может хотя бы на то… — голос пресекся, а не хотела ведь… — что встречные мне люди хотя бы будут сообщать, за что хотят вонзить нож в спину.

Встрепенулся, что ворон на ветке. Глянул тяжелым взглядом, но не сказал больше ничего — отправил коня вперед. Ниже и ниже.

И мы все двинулись за ним. На пристань. Где я снова испытала шок — потому как не молочный то был цвет воды, а лед.

— Оно замерзшее? — спросила я неверяще ярла Мули.

— Да. И у драккаров кроме парусов еще и санные полозья.

Пока воины грузили на борт многочисленные мешки и сундуки, я в изумлении осматривала лодку, знакомую по форме, но гораздо большего размера, с шатром посередине и блестящими железными полозьями, готовыми острыми краями взрезать лед.

— Мы первыми отправляемся — королю не терпится оказаться дома и представить всем свою королеву, — без всякой издевки сказал Мули, который все чаще становился для меня источником бытовых сведений, — Остальные ярлы и часть воинов разъедутся по своим крепостям — кроме тех, кто живет в Сердце Ворона. Ну и наши люди на нескольких драккарах, сразу после того как преодолеют Перевал с добром, полученным в долинах, также прибудут в замок.

— Они успеют до опасных холодов?

— Да.

Мне помогли перебраться на палубу по шаткому мостику, усадили, а затем множество воинов оттолкнули лодку от пристани и начали разворачивать полотнища парусов.

И с первым же порывом ветра над хрустальной долиной загремело многоголосье.

Пела моя мама —

в море выйдешь кормчим,

воины на вёслах,

весело, за славой,

и в долинах дальних

дом не вспомнишь долго,

будешь первым в битвах

бить врага без страха.

— В меня вселился ледяной дух, — признаюсь я тихонько Дагу солнечным днем, третьим от того, как наш драккар-сани заскользил по божественной глади.

Я редко делюсь с ним — с кем-либо — чувствами, но эти настолько распирают мое тело, что не произнеси я их вслух — сами разлетятся, раня осколками и меня, и окружающих.

— О чем вы, кюна? — хмурится охранитель и присаживается рядом.

Ему не радостно на корабле.

Даг привык к подвижности и вечным перемещениям, к тому, что он — и мы — все чаще порознь с прочими, отдельно, но никак не вместе, не как сейчас — окруженные то ли врагами, то ли друзьями. И что ему есть чем заняться, кроме как выслушивать мои стенания. А сейчас даже лошадей отобрали — позже отправят. Не поухаживать за ними, только если за мной. И оружие нельзя казать — повсюду полотнища трепещут, не повредить бы только на вид плотную ткань.

— Восторг, Даг, я чувствую восторг вот здесь, — прикасаюсь к своей груди и глазам, — Мне нравится эта ледяная пустошь и белизна гор, я вижу будто сотни красок там, где она всего лишь одна, я чувствую биение жизни там, где все мертво… Неужто мои боги покинули меня и оставили на растерзание Северу?

— И Север открыл вам свои объятия…

— Мне страшно.

— Знаю. Но ведь всё лучше, чем оставаться здесь чужой?

Подняла на него взгляд, всмотрелась — вдруг шутит? или просто успокаивает? — но охранитель серьезен.

Вздохнула.

— Разве может лед принять огонь? — получилось хрипло.

— Лед превращается в воду от огня и смешивается с ним, когда гасит. Ни лед, ни огонь, столкнувшись, не могут остаться прежними…