- Дурачка привели? - приветливо сказал Протокопов, не сводя глаз с экрана, который шуршал и вспыхивал молнией после очередного тыка отверткой.

- Круглого, - закивал Балансиров, чьи хозяйские замашки, едва он притворил за собой дверь, мгновенно улетучились.

Телевизор ожил и показал военный парад.

- Какая это беспощадная вещь - история, - вздохнул Протокопов. - Не вмешайся она в процесс… А так спились все, нахватавшись поганых генов…

- Простите? - не разобрал Балансиров.

- А, забудьте, - тот махнул рукой. - Готово? - обратился он к молодому коллеге.

- Порядок, - небрежно бросил коллега, вгрызаясь отверткой в заднюю панель. Протокопов, отечески глядя на него с пола, улыбнулся. Придерживая себя за поясницу, он с некоторым трудом встал, прогнулся, хрустнул реликтовым хребтом.

- Тогда заводите, - вздохнул Протокопов. - Просвещать будем, как обычно?

Балансиров задумался.

- Нет, - сказал он решительно. - Не только просвещать. Мне он понравился. Я думаю вывести его в лидеры. Хорошо бы нагрузить ориентирами.

- Как скажете, - не стал возражать доктор.

- Мне кажется, наш проект не вызывает у вас большого энтузиазма, - осторожно заметил Балансиров.

- Нет, - согласился Протокопов. - Не вызывает. Потому что мне все равно. Меня-то пришельцы не украдут. Или вы считаете иначе?

- Боже упаси, - почтительно улыбнулся капитан.

- Ну с чего ему меня упасти. У меня голова варит. Какая разница, кто тебя украдет - боженька или они? Никакой абсолютно. Поройся, голубчик, в ящике, - велел он ассистенту. - Что у нас там есть из архетипов?

Помощник подошел к стальному шкафчику и выдвинул ящик. Балансиров встал рядом и начал заглядывать через плечо. Протокопов готовил кресло: мягкое, удобное, с подушечкой для головы, со скамеечкой для ног. На сиденье лежали наушники, скрещенные с очками, которые напоминали прибор кошачьего видения.

- Давайте сюда вашего лидера, - жизнерадостно пригласил Протокопов.

Балансиров, как уже было сказано, нащупал за дверью Петра Клутыча, и тот замер, едва переступив порог. Почему-то он оробел, снял паричок и мял его в руках, будто кепку.

- Славно, - похвалил Протокопов. - Садитесь, милый!

Он взял Петра Клутыча под руку, подвел к телевизору и усадил в кресло, смиренно вздохнувшее.

- Вы дурак, - сказал доктор, глядя пациенту в глаза. - Вам это известно?

Петр Клутыч непонимающе кивнул. Ему не дали возможности возмутиться, потому что доктор сразу загипнотизировал его уверенным и доброжелательным взглядом. Негоже перечить родному отцу.

- Ничего вам не известно, - сам себе возразил Протокопов. - Полотенце постелите на колени. Вы знаете, что это такое? - он указал на телевизор. И, не дожидаясь ответа, растолковал: - Это двадцать пятый кадр. Вы будете смотреть передачу и медленно проникаться мыслью о вашей неизлечимой глупости. Вам повезло. Дурак не видит себя со стороны. Но мы вам посодействуем.

- Зачем? - вырвалось у Петра Клутыча.

- Ради вашей безопасности. Это уж вам ответственный товарищ объяснит, - Протокопов кивнул на Балансирова, который тоже кивнул - в общем, все они втянулись в кивание, в том числе - молодой ассистент, который кивал двум видеокассетам, не зная, какая лучше.

- И подкуем, - добавил Балансиров. - В отношении гражданской позиции.

- Совершенно верно, - доктор дернул себя за маленький усохший нос. - Модернизируем архетип. Вы меня не слушайте, это вам ни к чему. Кого бы тебе подселить в башку? - он перестал обращаться к Петру Клутычу и рассуждал сам с собой.

- Вот эти два, по-моему, сгодятся, - напомнил о себе ассистент.

- Дайте-ка взглянуть. Хороший выбор. Похвально. Только лазерное шоу при дворе Анны Иоанновны не пойдет. Это будет слишком поверхностный образ, на грани прорыва в сознание. Надо копать глубже! Вот второй мне нравится больше, корневая картина. Илья Муромец с ядерным щитом. На свинцовой кобыле. Такого надолго хватит, как вы считаете? - Протокопов обернулся к Балансирову.

Капитан уважительно выставил палец.

- Так я и думал, - вздохнул Протокопов. - Надевай, дружок, наушники. И очечки надвинь, чтобы по сторонам не глазеть.

Петру Клутычу стало не по себе.

- А уколов не будет? - пролепетал он, надеясь шуткой увериться в общей доброжелательности.

- Будет, - доктор махнул ассистенту, который уже растягивал жгут, будто удавку.

- Какая же это диспансеризация, - сообразил наконец Петр Клутыч.

- Никакая, - согласился тот и с неожиданной силой придержал его за плечи.

- Кулачком поработайте, - велел ассистент.

Петр Клутыч сжал кулак и попробовал замахнуться.

- Да не так, что вы делаете! Сжимайте и разжимайте. Любите подраться?

- Не люблю, - обреченно сказал Петр Клутыч.

- Напрасно, - пожурил его Балансиров, следя за иголкой, которая торкалась в пупырчатую кожу. - Драться придется. Вас ожидают жестокие бои.

- Почему? - успел спросить пленник прежде, чем его небогатые мысли свелись в подобие тонкого лучика, который быстро забегал по мерцавшему экрану, сканируя бессмысленный «снег».

- За право остаться собой, - Балансиров бросил это на ходу, направляясь к чайнику. Клиент пошел в работу. Балансиров налил себе кипятку, добавил заварки, высыпал в кружку с нарисованным зайчиком три ложки сахара с горкой.

Протокопов подсел к нему и взял печенье. Усмехнулся:

- Как настоящие доктора. Сейчас начнут ломиться, стучать, мешать, - он кивнул на дверь. Сразу и застучали, ассистент выглянул в коридор и сердито закричал на кого-то.

- Дурачки подтягиваются, - Протокопов ревматически вздохнул.

Из кресла захрипел невидимый от чайного столика Петр Клутыч.

- Илья Муромец пошел, - предположил Балансиров и отхлебнул от сладкого зайчика.

- Пока еще не пошел. Это его личное «я» откололось. И знакомится со скорбным положением дел.

- Не помрет? - на всякий случай спросил капитан.

- Да господь с вами, - Протокопов тоже налил себе чаю, отхлебнул. - Во всяком случае, не сейчас. Будет жить, если не повесится со стыда.

А Петр Клутыч смотрел передачу и впитывал информацию, от которой у него перехватывало дыхание. Сначала ему показалось, что кто-то содрал его лицо, как будто это был паричок: совершенно не больно; лицо снялось и скомкалось, словно зеленоватая маска из толстой резины. Потом невидимый распорядитель подсунул пальцы под затылочный бугор, неощутимо подвел их к орбитам и мягко вытолкнул глаза. Петр Клутыч вылетел из тела, как из демисезонного пальто, и раздвоился. Одна часть страдала, другая бесстрастно следила. Этой другой части было глубоко наплевать на все на свете и на себя - в первую очередь. Ей ничто не угрожало. Телекартинки сменяли друг друга: с одной стороны, это было похоже на стремительный калейдоскоп; с другой, если принять во внимание эффект, который мельтешение оказывало на пассивную и страдательную часть Петра Клутыча, процедура напоминала пулеметный обстрел. Скорость не позволяла запомнить увиденное, и все нарастала, пока абстрактные рисунки не слились и не сделались вспышками. Петр Клутыч не умел объяснить, как такое возможно, но с каждым всполохом его следящая составляющая кивала и равнодушно соглашалась, находя убедительными доказательства глупости Петра Клутыча, которые множились, множились и затопляли изнемогающую душу. Он не понимал, какая из двух частей - душа. Логично было решить, что душа - это наблюдатель. Однако Петр Клутыч не мог поверить, что его душе, феномену мятущемуся и животрепещущему, до фонаря та безжалостная истина, которая разворачивалась по мере мучений и просвещения рассудочной половины.

В полусне он отмечал странные события, происходившие не на экране, а в разных других местах - например, на коленях, куда вдруг впрыгнул маленький узкий цилиндр, похожий на карандаш, и тут же пропал.

Цветное мельтешение достигла пика.

«Дурак! Дурак! Дурак!» - взрывалось в мозгу Петра Клутыча.

И мозг отвечал печальным пониманием.