– Я пойду на планёрку. Ладно?

Конечно, мы великодушно его отпускаем и гремим хором:

– Ладно!!!

Все рады нежданной отдушине. Начальства нет!

Татьяна хвалится:

– Я стрельнула птичку[65] и теперь могу пойти спокойно постучать по лёгким![66] – и важно, с достоинством удаляется за дверь.

Я достаю из ящичка стола дневник.

Накурившись, Татьяна заказывает Ригу. Надо спасать заметку про ручку с подсветкой. Может, удастся узнать что-нибудь интересненькое, что обломит медведевское желание забраковать.

Ищут дежурного на выпуск в день 8 Марта.

Бузулук обречённо:

– Александр Иванович, так вы меня восжаждали запихнуть на выпуск?

– А ты что? Против? Ты ж в соседней комнате проявил ценную инициативу.

– Да… Было… Беляев посадил напротив и говорит: только ты можешь редактировать и сидеть на месте девочки на побегушках.

– Вот иди и посиди на 8 Марта в роли примерной девушки.

– Будь бдителен! – предупреждает Петрухин. – Не поддавайся на провокации, когда пьяные мужики начнут тебя лапать по случаю праздника.

Тут появилась на пороге девочка-курьер:

– Александр Иванович! Вас вызывает Лапин.

– А вы не ошиблись?

Бледнея, он торопливо уходит.

И скоро возвращается в сияющем нимбе:

– Ну! Я пойду на повышение. Дал команду написать в доклад три страницы. Бегу в библиотеку.

– Будьте внимательны, – подсказывает Татьяна.

– Да! А то – вниз!

– Типун вам на язык! – вдогонку кидает ему Татьяна.

Без начальства чего не посплетничать? И Владимир Ильич говорит Татьяне:

– Таня! Ты чего так низко наклоняешься, когда пишешь?

– Я не близорукая. Просто привыкла. Я всю жизнь была каланчой. А парты после войны были все маленькие. Знаешь… У меня один глаз ленивый. Врачи советуют при чтении трудолюбивый глаз закрывать. Пусть ленивый работает.

Сегодня в редакции занятие по политэкономии.

– Кто выступает? – спрашивает руководительница семинара.

Ия шёпотом произнесла мою фамилию.

Я встал и сказал:

– Как подсказывают, я.

– Ваша фамилия?

Называю.

Бузулук поясняет:

– Солженицын в местных условиях.

Рассказал я заданное и покаялся:

– Вот и всё, что у меня удержалось.

Раскипелся Даниил Смирнов. Пристаёт с вопросом:

– Что такое фабричная цена?

– Нет такой цены.

– Как нет?

Данила вскакивает, размахивает ручонками. Доказывая своё, он в экстазе медленно продвигается вперёд. Все дружно отгоняют его назад. Бузулук тянет за пиджак сзади. Через минуту он заметно продвигается к столу преподавательницы, выкинув руку вперёд. Как Ленин.

Преподавательница тоже вскипает, выходит из-за стола навстречу ему, жестикулируя.

– Данька! Чего ты хочешь? – допытывается экономический наш обозреватель Артёмов. – Мы тебя не понимаем!

– Это вовсе не значит, что вы правы. Да я пойду принесу всем вам учебник по экономии! – выпаливает Даниил и убегает из комнаты.

Медведев вяло махнул ладошкой:

– Ему нужны фокусы.

– Путается в терминах, – говорит преподавательница.

– И вообще он ничего не знает! – выносит приговор Артёмов.

Вернулся Данила. Бухтит с Бузулуком.

– Молчите! – кидает им Медведев. – Или уходите. Не мешайте. Никто вас не держит. Тоже умники!

Преподавательница объясняет дальше. В её выступлении мелькают слова «Как правильно сказал Санжаровский». Видали! Она говорит, стоя и жестикулируя. Солнце подсвечивает её сбоку. Хор-роша златокудрая бестия! Кандидат наук. Нет и тридцати.

Данила торжественно поднёс ей книгу.

– Мой вопрос, – говорит Артёмов, – исчерпает и его. Он что-то бекает.

– Вы хотели это сказать?

– Да! Да! Да!

Впечатление такое, что он совсем не это хотел сказать, если вообще ничего.

– Что такое цена предприятия? – по-новой цепляется Данила.

– Это даже товарищ Санжаровсий говорил!

– Мне не надо объяснять. Только скажите, есть ли разница между оптовой ценой и ценой предприятия? Это я хорошо знаю. Экзамен сдал!

– У вас немножко терминология, – возражает преподавательница. – Это ж цена предприятия. Слово оптовая просто опущено.

– Ясно, конечно…

– А чего ж голову морочишь?

– Будь карта, я б показал, где Москва.

– Карта на стене. От тебя на расстоянии вытянутой руки. Показывай!

– Цена предприятия, его плановая стоимость плюс чистый доход. Стоп, стоп, стоп! Выслушайте меня!

Артёмов возмущённо:

– Надо ж слушать руководителя. У него просто заскок.

– Я убеждён, я прав! – тянет свой возок Даниил. – Поэтому я спорю отчаянно. А вы, Александр Иванович, не кричите. В этом вопросе я знаю больше вас.

Преподавательница и Данила сошлись.

Галдёж кипит жуткий.

– Нет! – философски заключает Бузулук. – Им надо ночку переспать вместе, тогда они поймут друг друга.

Владимир Ильич интеллигентно чихнул.

– Будь здоров! – гаркнула Татьяна.

– Постараюсь! – скромно, как-то неуверенно пообещал Владимир Ильич.

Медведев, шурша свежими газетами, хмыкнул:

– Я о вчерашнем споре на занятии. Ой и народ! Ну говори ж ты прямо, без орнаментов. Так нет! Вобьют человеку в голову, что он талант. А он ограниченный человек. Как сотрудник посредственный. Зато глотка лужёная.

– Как у меня, – подхватывает Татьяна. – Восьмого марта я встану на капремонт. У меня болит шея и коленку зашибла… А ты, – крутнулась она ко мне, – готовься нас поздравлять. Завтра будешь вести книгу. А мы завьём горе верёвочкой собаки Микки. Когда она болела, мать приносила траву, на которую писали другие собаки. Клала в коридоре, подводила к ней и тыкала носом. Понюхай и догадаешься, что там… Не додула. А как увидит в руках чемодан, начинает скулить. Мать уезжает! Мать никогда не оставляла собаку. Собака даже в туалет заходит и ждёт.

– А у нас, – хвалится Ия, – кот в раковину ходил. Учёный… Обедаешь… Ляжет вокруг шеи, как живой воротник. Конечно, это не соболь – таёжный бриллиант. Да всё же… Приятно… Жалко. Печально кончил. Погнался за птичкой, прыгнул в окно и разбился с четвёртого этажа.

– А у нас в Гурьеве был кот-математик. С математическим складом ума. С математической точностью прыгал с перил на крышу соседнего дома. Кот встречал и провожал мать до электрички, когда мы жили на даче. Тюлька – плебейский кот. Хвост голый. Сосиской.

– Между прочим, Тань, – говорит Ия, – ты особо-то не обнимайся с котами. Только что вот узнала, – потрясла газетой. – Ученые предупреждают, что, – читает из газеты, – «кошатникам не стоит брать на руки своих питомцев и обнимать их, так как в этом случае велик риск получить царапину от животного, а это, в свою очередь, создаёт опасность занести в организм бактерию Бартонелла, ответственную за развитие серьёзной болезни кошачья лихорадка. Несмотря на то, что случаи кошачьей лихорадки стали редки, последствия болезни слишком серьёзны, чтобы пренебрегать риском. У заболевших могут отмечаться проблемы с сердцем и опухоли головного мозга, способные привести к смерти».

Татьяна отмахнулась:

– Читай больше – быстрей помрёшь! У меня знакомый из Питера весёлый номер кинул. Решил проверить, сколько сможет пройти за день. За двадцать два часа прошёл без остановки сто километров! И котов не обнимал, и чуть не помер. От усталости… Ну закругляемся с трёпом. Хватит кобениться накануне 8 Марта. Пойду расширять сосуды. Трахну кофейку.

Возвращается она уже с расширенными сосудами и слышит, как Медведев говорит Артёмову:

– Иван Павлович! Тебя свистали на пятый этаж.

Татьяна спросила:

– Александр Иванович! А мне не звонил чёрный полковник?

– Это кто же?

– Так называемый муж.

– Пока нет.

– Странно. Обычно он звонит к концу рабочего дня.

Парторг Шишков с утреца пораньше прибежал ко мне с вопросом: