Я повесил на стену над своей койкой портрет Бетховена. Вчера купил на Ленинградском вокзале.

Газетный клочок я поджёг от электроплитки, положил на пол и поднёс к огню ладошки. Греюсь.

Анохин обвёл нашу келью тоскливым взглядом и советует:

– Заодно подожги этот рейхстаг и мы заработаем мешок денег!

– Такой совет лучше заспать. И не выполнять.

– И то верно. Без денег я совсем очумел. Ни к чему никакого чувства. Бедное сердце всё в лапах головы.

Он отвернулся к стенке и тут же захрапел.

Храповичок так храповичок.

Даже мышам страшно высовываться из-под пола.

Клуб железнодорожников на Комсомольский площади.

Сегодня здесь хозяйственный актив министерства станкостроительной и инструментальной промышленности. В президиуме член Политбюро ЦК КПСС Кириленко.

Заикаясь, докладывает министр Костоусов:

– Плохо мы поддерживаем новое. У нас на заводе в Москве ввели новинку. Ею больше интересуются из ГДР. Уже пять раз были немцы, а своих спецов с других заводов никак не загоним. Зато через три года наверняка своё же будем гордо перенимать у немцев и ездить к ним туда за опытом… Как мы относимся к молодым специалистам? Мне написали аспиранты одного института: «Мы мальчики на побегушках. Пошли к директору. Выслушал и говорит: «Как я вам могу доверить? Вы ж коты в мешке». Пошли к заму по науке. То же: «Ребята! Вы чистый лист бумаги. Не знаю, что на нём будет накалякано».

На актив я ехал уже с заготовкой. Она передана утром всем газетам страны. Мне осталась самая малость. Внести в заготовку поправки, если таковые будут.

За кулисами я поймал заместителя министра. Он прочёл мою заготовку, своей рукой внёс уточнения, и скоро моя поправка с дровами (со многими исправлениями) ушла с выпуска А на телетайп.

Главное сделано, можно и оглядеться.

Сегодня получка. Принесли лапшу.

Энергичный многостаночник Бузулук высек 106 рублей гонорара, Петрухин – 105.

Татьяна доложила Медведеву:

– Два героя-орденоносца у нас идут ноздря в ноздрю!

Скромненько похвалился Лисин:

– И я заработал десять рублей…

Медведев с улыбкой кивнул ему:

– Бизнес, Андрей, делаешь. Бизнес!

Хотел я пойти пообедать – Медведев тормознул:

– Анатолий! Поступило указание дать твой актив широко! Втрое больше! Пообстоятельней расскажи о техническом прогрессе, о специализации. Действуй!

Уже три.

Снова лечу в клуб железнодорожников.

Мне дали доклад министра, стенограмму его речи и ещё десяти выступивших. Талмудище в триста страниц!

В столовой я забился в уголок, за пустой столик. Штудирую под перезвон стаканов, ложек, ножей, вилок. Пока просто отмечаю карандашом что взять.

С голода разваливается голова. Хочется есть. Но и раз нечего кинуть в рот, кроме розетки с горчицей посреди стола. Спасибо, какой-то министерский бузанчик кое-что отчеркнул важное в выступлениях. Помог мне.

Наконец просмотрена последняя страница, я спрашиваю дежурную:

– Где продиктовать материал по телефону?

– У входа.

– В подворотне я ничего не забыл. Где кабинет директора?

Кабинет директора закрыт. Нет директора, ключи гуляют с ним.

Зато свободна целая киностудия. Оттуда я и отдиктовал стенографистке и полетел в ТАСС.

На выпуске А вспыхнула дискуссия. Краевский: давать первый вариант поправки. Колесов: даём второй, расширенный, вариант.

Вышло по Колесову.

Занятная катавасия. Давать поправку к поправке. Как бы не напутать.

Всё вроде обошлось.

Но деньги я сегодня не получил.

Домой я добрался уже в девятом часу вечера.

Вытащил электроплитку из-под койки, поставил на табуретку. Подогреваю вчерашний гороховый суп в вечной стальной миске с ушками.

В нетерпении я сел на койку. Табуретку с миской на плитке придвинул к себе между ног, и супа моего не стало прежде чем он успел потеплеть.

Обычное утро.

Медведев просмотрел все газеты и похвалил меня:

– Твой вчерашний актив дали «Правда», «Известия», Труд». Молодец! Постарался на орден. Так держать!

– Буду стараться, – пообещал я.

Тут вошёл Лобанов, и все уставились на него.

– Игорёк, ты откуда? – спросила Татьяна.

– Из парикмахерской, вестимо…

– А я думала, из камеры хранения.[54] Александр Иваныч, – капризно заныла она, – выгоните этого амнистированного.

– Не могу я, – со строгой шутливой подначкой отвечает Медведев, – вступать в распри с законом. Раз амнистировали, значит, человек исправился. Нельзя же наказывать человека за то, что он перековался в нашу правильную сторону.

Как короткая стрижка преобразила человека! Раньше скулы, прикрытые волосами, не так были заметны. Теперь же наш скуластый Игорёша похож то ли на Маяковского, то ли на разбойника.

– Готовлюсь ликвиднуть вашу чёрную кассу! – мрачно рубит он. – Зачем я вступал в профсоюз? Подвалю к его чёрной кассе. Я-то и лез в профи, чтоб поближе прорваться к чёрной кассе и – опаньки! – ободрать её.

Все вежливо поулыбались и занялись своими родными бумажульками.

Я замечаю у Татьяны на столе под стеклом фотографию маленького мальчика.

– Тань, – шепчу ей в спину, – у тебя под стеклом – это твоё чудное сочинение на вольную тему?

Она сердито крутнулась на стуле и с сердцем выпалила:

– Толюшка! С твоей святой искренностью можно сесть на скамью подсудимых! Неужели ты до сих пор не уяснил, что у меня кроме Юрки да собак никого нету? Дети… За больную струну дёргаешь и прощения не просишь.…

– Извини…

Подошёл Олег и, наклонившись, положил руку мне на плечо. Тихо проговорил:

– Под стеклом у Татьянки – это я за две минуты до войны.

– Гм…

Олег пошёл к своему стулу. Я посмотрел Олегу вслед и увидел на стене над его столом призывы, переиначенные заголовки: «Расскажем о родном Бузулуке», «Защитим Бузулукский бор», «Шумит Бузулук», «Бузулук на Выставке, на своём объекте»… Всё это про самого Олега, про город Бузулук, про речку Бузулук.

Всё-таки занятно…

Пока нет Медведева, чего б и не размяться?

– Ребя! – говорит Олег. – Что вычитал в «Неделе»… Австралиец Бурс купался в море. Акула отхватила ногу. После больницы он снова припрыгал на пляж. Полез купаться. На этот раз акула отхватила протез. Обманул акулу!

Владимир Ильич недовольно покосился на Олега. Кончай трёп!

Олег это понял и на обиде выкладывает:

– Ну что, Володь, прорежется время, и мы при ссоре будем здороваться спинами?

– Давай лучше заниматься прямыми своими делами.

Легла тишина. Да не навек.

– Ой! – шумно вздыхает Аккуратова. – Мой бедный Юрка остался без подарка. Вчера у него был день рождения. Шагомер хотела достать. Не смогла… Хорошо что хоть подружка поднесла ему календарь дат и событий всемирной истории. Вчера я проводила её в командировку в Чехословакию. Туда только коммунистов посылают. Вчера она встала как всегда. В пять тридцать. Погуляла со своей собакой и на самолёт.

Ия спешит доложить своё:

– Пять тридцать! Мне в это время снился сон, будто я над пропастью. Проснулась. Ноги упали с раскладушки. Стоят на холодном полу.

– И-и! Вот я сплю! – Татьяна постучала кулаком в ладонь. – Раз я грохнулась с раскладушки. Не слышала! Меня подобрали. Снова положили на раскладушку. И я снова не слышала…

В приоткрытую дверь Беляев показывает на стол Медведева:

– Где ваш добрый фюрер?

Олег потыкал пальцем вверх:

– На совете в Филях.

Беляев поворачивается к Артёмову. За столом он глубокомысленно обхватил свою обозревательскую голову руками.

– Для ГРСИДЗа[55] строгаешь? Для него только Перельцвайг хорошо умеет писать. А ты кто? Либо Артёмов, либо Павлов (псевдоним). И вдобавок нерусский.