И тут я как-то иначе взглянул на Ивана Павловича. Многое я не понимал в его поведении. В одно время он с тобой нормальный. В другой раз – мешок зла.
Когда у него зазвонит телефон, он всё бросает, пугливо хватается за трубку и, белея, снимает её лишь после второго звонка и подобострастно быстро говорит:
– Я вас слушаю.
Не обозреватель ТАССа, а лакей из захудалого кабака.
Тоскливо на него смотреть в эти минуты. Весь трясётся, мигает, бледнеет. Значит, это говорит кто-то из начальства. И Артёмов лишь торопливо кивает головой, поддакивает:
– Слушаю… Слушаю… Слушаю…
Даже к маленькому начальству он убегает рысцой.
Когда же у него всё в порядке, он сознаёт себя величиной и чинно распохаживает по комнате, воткнув руки в карманы.
В конференц-зале сегодня торжественное собрание. Через три дня отмечается День Советской Армии и Военно-Морского Флота. Выступил знаменитый Лелюшенко.[56]
Он рассказал великий случай. Когда у солдата Ивана Скибы кончились патроны, он пошёл на танк с топором. Открыл люк, порубил головы всему экипажу.
На собрании спёкся конфуз. Не все ветераны получили награды. Не хватило. Краснопресненский райвоенкомат не обеспечил полностью медалями «50 лет Советской Армии и Военно-Морского Флота».
22 февраля, суббота
Приказано жить по-королевски!
День прибавился на воробьиный поскок.
Солнце. Всего минус три. Праздник!
Анохин в добром настроении:
– Ну что, пан Анатоль? Завтра наш мужской день. По такому случаю дарую тебе кровать Баграмянов.[57] Спали на ней Баграмяны, устроит она и тебя. Широкая, панцирная сетка. Совсем не то, на которой ты долгохонько у меня мучился. Узкая сетка проваливалась до пола. Спал почти сидя. Как похороненный татарин. Хватит такие муки кормить. Живи по-королевски!
Я кинул руку к виску:
– Есть жить по-королевски!
Пожаловал он мне и четырёхножку из-под телевизора. На неё я выставил все свои книги с пола под кроватью.
Кружкой я плескаю воду на пол, разравниваю ладошкой. Потом усердно тру тряпкой и вытираю.
Мой пол умыт!
Сделав одно, хватаюсь за другое.
В одном свитере на санках притаранил от колонки бидон воды. Вынес новенький матрас, кидаю на снег и сам валюсь на матрас. Блаженство!
Сияющий Анохин щёлкает над головой пальцами:
– Весна-а-а!.. Люблю весну. Просыпается во мне весной деятельность. Прилив, приливище! – вертит кулаком вокруг сердца. – Всё переделаешь… Вывезешь шлак… Вскопаешь огород… Посадишь картошку… Пятьдесят три года! А дядюка я ещё бодрый! А как Лидка, – на вздохе глянул в сторону дома жены-разведёнки, – а как Лидка подтравит – отлив деятельности закипает. Стаканища три хряпнешь-ляпнешь… И уже легче… Ну как тут не пить?
Я набросал снега на матрас, веником смёл снег. Вот и матрас мой умылся. Кажется, чище стал.
Я подогрел на электроплитке воды в миске, настрогал мёрзлых дрожжей, всыпал муки. Подошло скоро тесто. Вывалил всё на сковородку. Пышка получилась толстая, ноздристая. Полупустая в серёдке, с пещерами. Я очень люблю печь себе хлеб.
Подкормились мы слегка с Анохиным пышкой и затопили печь. Странное дело. Почему вода по трубам не идёт? Натаскали в бачок на чердаке воды. Вроде трубы ожили, задышали. Полилось по ним тепло.
Николай Григорьевич занял у меня трёшку и пожёг к своей Лидушке.
Ночевать забыл вернуться.
Милушка приголубила.
23 февраля, воскресенье
Валенки на заслуженном отдыхе
На столе бутылочка.
Пойдём выпьем, милочка.
Частушка
Любовь – это предмет первой необходимости.
А.Петрович-Сыров
Господи!
Капель за окном бам-бам-бам! Взахлёбки долбит лёд, как дятел клювом. Так радостно на душе.
Николай Григорьевич крестит свои валенки:
– Ну, валеночки… Пожалуйте с Богом на чердачок. На заслуженный отдых. Спасибо, хорошо зиму побегали… Толь… А там такой коньячок подвезли по случаю праздника. Ляпнем? А?
– Мне нельзя.
– Ка-ак нельзя? Праздник же!
И запевает, подтанцовывая:
– Ой, снег, снежок,
Белая метелица.
Холодильник не пол-литра,
На троих не делится!
– Нет! – бесшабашно выкрикивает он. – Тут без гитары нельзя!
Он берёт гитару и, томно закрыв глаза, поёт:
– Две гитары за стеной
Жалобно заныли.
Кто-то свистнул чемодан.
Милая, не ты ли?
– Нет! Гитара гитарой. А насухач душа не пляшет! Пойду пошурую пролетарии всех стран насчёт купилок на коньячишко.
Удивительно скоро вернулся Анохин. Весёлый. С коньяком!
Я хвалюсь:
– Пока вас носило в магазин, я успел и голову помыть в тазике, и надёжно прикрепил зеркало на стене.
– Во молодец! Два великих дела сотворил. Повод к выпивке подвёл. Давай обязательно обмоем. Иначе и голова скоро станет снова грязной, и зеркало будет показывать кислый фокус. Кто в него ни ткнись – страшней крокодила увидит себя. А обмоем – и голова век чистёхой будет, и зеркало, кто в него ни загляни, – обязательно все будут красивыми! Как за такое не выпить?! Наливай первую стопашку!
– Ну мне же нельзя!
– А какая анафема тебе запретила? Подпись есть? Лично я разрешаю! И дорогой товаришок Чехов, который Антон Палыч, тоже разрешает. А он врач. Знает что разрешать! Он прямо вот так и сказал. Запомнил я слово в слово: «Водку же пить следует. Она возбуждает мозг, который от дороги делается вялым и тупым, отчего глупеешь и слабеешь». Теперь ты что-то имеешь против Чехова?
– Ну мне же нельзя! Это я сам себе запрещаю!
– Ой-ё-ёй-ёненьки! Развёл тут подпольную самодеятельность! А мы ей бац по шапке! Бац! И ещё бац-бац-бац!
Он наливает в высокие королевские рюмки.[58] Каждая грамм на двести пятьдесят.
Я глянул на полные рюмки и у меня похолодело в животе:
– Маменька! Я не ел… На голодный желудок столько… Помру ж во цвете лет! Я разогрею чуть вчерашней картошки.
Я пожевал немного картошки и отхлебнул коньяку один глоток, дурашливо выкрикнув:
– За мир между народами!
Мне вдруг стало жарко и голова понеслась по кругу.
Анохин влюблённо уставился на меня:
– Ты смотри, как коньяк тебе на пользу! Раскраснелся весь. А то бледный был. Спиртаус – хорошо! Была у меня прободная язва. Заштопали! Пью и ничего. У меня знакомец тут через два дома… Как ахнет бутылёк – бегом спатеньки у плетня. Вырвет всего бедолагу. Подойдёт хаврошка, подхарчится и тоже хмелеет, ложится рядышком потэхэсэньку…
– Какие гадости… И вас это умиляет?
– На провокационные вопросы не отвечаю… Я, Анатоль, к спирту не принуждаю. Но рекомендую. Разок в неделю нужно прочищать организм от бактерий. Это способствует некоторому пищеварению. А теперь… Смело! Смело в бой! Ну! Допивай свою долю!
Я отодвинул от себя рюмку:
– Мне такая доля не нужна…
– Мне тоже… Одначе… Эх, Лида… Или у неё центральная нервная система повреждена? Отравила мне жизнь! Ну! На девять месяцев смывалась с палубы! Во какая орденоносная гуляха была! Я детям сам готовил…
Он стукнул вилкой по столу и запел:
– Я цыганочку свою
Работать не заставлю.
Сам я печку истоплю,
Самовар поставлю…
Цыган цыганке говорит:
«У меня давно стоит!»
Где стоит и что стоит?
Ничего не говорит.
