— Как долго вы двое?.. — Взгляд его матери мечется от меня к нему.

— Недолго, — отвечаю я.

— Мы познакомились в январе, — лжет Хадсон. — Боюсь, это была любовь с первого взгляда. Кто бы мог подумать, что это вообще возможно?

— Действительно, — тихо повторяет его мать, словно погруженная в собственные мысли. — Кто бы мог подумать?

Хадсон наклоняется и целует меня в макушку.

— Не могу дождаться лета, когда вы познакомитесь с Мари поближе, мама. Она так же прекрасна внутри, как и снаружи.

Хелена следит за нами бдительным, тщательно изучающим взглядом, прежде чем прийти в себя и прочистить горло.

— Да, да, — говорит она, и улыбка возвращается на ее потрясенное лицо. Ее глаза оживают, словно она переключила тумблер. — Тогда, полагаю, вас можно поздравить. Хадсон, ты ведь позвонишь своему отцу и сообщишь ему эту новость, прежде чем мы отправимся в Монток? Ты же знаешь, он не любит узнавать всё последним.

— Конечно, — отвечает он.

— Если хотите, мы организуем небольшой праздник. Вечеринку по случаю помолвки с небольшим количеством гостей, — предлагает она, направляясь к двери, но, остановившись, поворачивается. Любопытно, почему она вдруг решила уйти. Может, ей нужно переварить всё это? — Уверена, Шеффилды будут несказанно рады. — Ее взгляд скользит сверху вниз по моему телу. — В частности, Одрина. — Она смеется над собственной шуткой, качая головой, будто нашла что-то забавное во всей этой ситуации.

Высоко подняв голову, Хелена направляется к двери. Ее каблуки цокают по мраморным полам гостиной.

Как только она уходит, я бросаю взгляд на Хадсона.

— Она уже меня ненавидит, — делаю вывод я.

— Да нет, она просто в шоке, — усмехается он. — И, скорее всего, относится к тебе с подозрением, но со временем это пройдет, как только она узнает тебя поближе.

— Почему? Почему она относится ко мне подозрительно?

— Она защищает меня. И деньги семьи. Но, Мари, тебе не о чем беспокоиться. Она бы вела себя точно так же, даже если бы ты была любимицей Америки или дочерью президента США. — Он стаскивает влажную футболку с себя, открывая блестящие шесть кубиков пресса с двумя ярко выраженными косыми мышцами, ведущими к его... семейным драгоценностям. — Тебе не стоит беспокоиться по этому поводу. Просто будь собой, а всё остальное предоставь мне. Кстати, ты хорошо держалась. Хотя я совсем не удивлен.

Он идет по коридору к своей спальне, и я следую за ним, потому что еще не закончила этот разговор.

— Она будет вести себя так всё лето? — спрашиваю я.

— А что? Это что-то меняет?

— Может быть.

Хадсон выгибает темную бровь.

— Поверь, она переживет это. Кроме того, со всеми друзьями и родственниками, которые будут там летом, она будет вести себя притворно мило. Что касается того, действительно ли ты ей понравилась, ну, я не думаю, что это имеет значение, учитывая обстоятельства. И, Мари, тебе стоит научиться не париться по поводу того, нравишься ты кому-то или нет.

— Я не привыкла к тому, что люди, только лишь взглянув на меня, решают, что я им не нравлюсь. Там, откуда я родом, так не поступают.

Он дергает за шнурок шорт, ожидая, когда я уйду, чтобы принять душ, но я не ухожу.

— Послушай, я устал ходить по кругу, Марибель. Поверь мне, когда я говорю, что не имеет значения, нравишься ли ты Хелене Резерфорд. Ты нравишься мне. Даже если это не взаимно. Я думаю, ты хороший человек. Ты умная. Красивая. И я ценю то, что ты делаешь для меня. Ты жертвуешь многим, и я это понимаю. — Он смотрит поверх моего плеча на дверной проем.

Я молчу, впитывая в себя, возможно, самые приятные слова, которые этот человек когда-либо говорил мне.

— Ладно. Просто, если бы мы были настоящей парой, я бы не уважала мужчину, который не смог бы дать отпор своей матери. Если бы мы действительно были влюблены, и ты бы допустил это, не знаю, смогла бы я остаться с тобой, — говорю я.

— Она как-то оскорбила тебя? Не понимаю, из-за чего столько шума. — Пальцами он поддевает пояс шорт и немного стягивает их вниз, затем останавливается. — Я что-то пропустил, или ты делаешь из мухи слона, беспокоясь о том, как всё пройдет?

— Она была холодна, — начинаю я. — И, по ее словам, приехала, чтобы повидаться с тобой, но, как только увидела меня, поспешила уйти отсюда. Это просто странно.

— Может, мне стоило попросить ее остаться? — Он хмурит лоб. — Тебе было не комфортно, Мари. Как будто тебе нужно было пространство, чтобы сделать вдох, как и ей.

— Нет. — Выдыхая, я зажимаю свою нижнюю губу между большим и указательным пальцами. — Не знаю. Вся эта ситуация в целом выбила меня из колеи. Она была вежливой и... но я не знаю... не знаю.

— Ты повторяешься, — усмехается он. — И нервничаешь. Не нужно. Давай нервничать буду я. Тебе нужно просто улыбаться, кивать и вести себя так, будто ты от меня без ума.

Уголки моего рта приподнимаются. Месяцы прислуживания этому мужчине противоречат тому, что он хочет взять меня под свое крылышко и нести мое бремя. Может, он не такой мудак, как я думала? Можно и привыкнуть к этой его черте во всем облегчать мне жизнь.

— Доверься мне. Этим летом я собираюсь стоять на своем. Для меня ты будешь на первом месте. Гарантирую, что тебе будет комфортно в присутствии каждого, и я лично буду следить за тем, чтобы с тобой обращались как с членом семьи, — заверяет он меня, подходя ближе. Он кладет руки мне на плечи и выдыхает, и я втягиваю его мужественный аромат с феромонами. — Тебе нужно лишь убедить их в том, что ты в меня влюблена. Всё остальное предоставь мне. Можешь сделать это для меня?

Проглотив комок в горле, я киваю и выдыхаю аромат Хадсона, а затем ухожу.

— О, и Марибель? — Он окликает меня за секунду до того, как я успеваю закрыть дверь.

— Да? — Я оборачиваюсь.

— Найди нам рейс в Омаху сегодня, хорошо? Я хотел бы вылететь туда как можно скорее.

— В Омаху?

— Да. Ты же из Орчард Хилл, правильно? Как я понимаю, это недалеко от Омахи, — говорит он. — После сегодняшнего утреннего инцидента я понял, что хочу встретиться с твоими родителями как можно скорее.

Хадсон

Я смотрю в иллюминатор, пока наш самолет совершает посадку, и пытаюсь разглядеть аэропорт, но пока не вижу его. Только бескрайнее… ничто.

— Здесь так…

— По-деревенски? — заканчивает мое предложение Мари.

— Я хотел сказать ровно, но это слово тоже подходит.

Самолет начинает трясти и клонить в разные стороны. Из-за его невероятно маленького размера кажется, будто каждое движение дается с трудом. Мари пристегивает ремень безопасности, хватается за подлокотники на своем сидении и закрывает глаза. Я кручу головой в разные стороны, разминая свою затекшую шею. Не могу вспомнить, когда в последний раз летал пассажирским рейсом, тем более на таком маленьком самолете, который не направлялся бы на какой-нибудь райский остров. Но, увы, ничего другого не летает из аэропорта имени Джона Ф. Кеннеди в Омаху.

— Ты в порядке? — спрашиваю я Мари, когда самолет попадает в очередную зону турбулентности. Дверь уборной распахивается, ударяясь о стену, и стюардесса спешит к ней. Испытываю необходимость дотянуться до ее руки, потому что чувствую, ей действительно не очень хорошо, но не уверен, что этим не сделаю еще хуже.

Мари кивает, а самолет продолжает терять высоту.

— Я в порядке. От этой турбулентности… меня подташнивает.

Из громкоговорителей доносится голос капитана, который сообщает нам, что над Омахой сейчас двадцать два градуса тепла и что мы приземлимся примерно через семь минут.

— Вот. — Я тянусь за гигиеническим пакетом и протягиваю его ей, но она отмахивается от него.

— Со мной всё будет хорошо, — заверяет она меня.

— Ты вся пожелтела. Никогда прежде не видел у кого-либо такого цвета лица, — замечаю я с легкой усмешкой.

Не говоря ни слова, Мари выхватывает у меня пакет и прикладывает его к своему тру, крепко закрыв глаза. Самолет снова снижается, и Мари опустошает свой желудок одним рвотным позывом.