Вразброс под солнцем, как дрова,

Лежит селенье Острова.

Ни крыши целой, ни избы,

Что угол — то дыра.

И ровным счетом — три трубы

На тридцать три двора.

Встает, медлителен и глух,

Нерадостный рассвет.

На все село один петух

И тот преклонных лет.

Поет, как вздумает певень,

Ослабла голова.

Который час, который день,

Не знают Острова.

Который век, который год

Течет речушка Царь!

На колокольне в косу бьет

К обедне пономарь.

Кругом шумят моря хлебов,

Поля большой страны.

Худые крыши Островов

За ними чуть видны.

Солома преет у ворот.

Повалены плетни.

И курит попусту народ

На бревнышках в тени.

Строгает что-то ножиком,

Как бубен, лысый дед,

Скоблит...

— Бог помощь, граждане,

Колхозники ай нет?..

И отвечают медленно,

Недружно мужики. Один:

— Мы — люди темные...

Другой:

— Мы индюки...

И подхватила женщина,

Припав к щеке рукой:

— Индусы называемся,

Индусы, дорогой...

— Выходит, бесколхозные,

Вздохнул с усмешкой дед.

Сошлись жуки навозные,

Гудят, а кучи нет...

Косить еще успеется,

На все у бога дни...

— Ты что строгаешь?

— Дудочки.

— А для чего они?..

— А дам по дудке каждому,

И дело как-никак.

— А не кулак ты, дедушка?

— А как же не кулак!

Богатством я, брат, славился

В деревне испокон:

Скота голов четыреста

И кнут пяти сажен.

Я гостем в каждой был избе,

Где ужин — там ночлег.

Коня?.. Чего?.. Коня тебе?

Чудак ты, человек!..

Вот все хозяева сидят.

Продай коня, сосед...

— Продать, — оно не штука, брат,

Да вот коня-то нет.

— А хоть и есть, — вздохнул другой,

Да конь-то больно дорогой:

За грудь, за складку вдоль спины,

За вороную масть

Полжизни плачено. Цены

Такой никто не даст.

— А я как раз продать бы мог,

Да баба встанет поперек.

Что со слезами, что без слез

Толкует об одном:

Идти по крайности в колхоз,

Так со своим конем.

— Слыхал? — толкает Моргунка

Старик тихонько в бок.

Эх, уступлю уж я конька,

Тому и быть, сынок. Идем...

Старик заторопил

И Моргунка провел

В худой, без сошек и стропил,

С собачью будку, двор.

Там конь, не вскинув головы,

Стоял, как на мели.

И был он бел до синевы

И слеп, хоть глаз коли.

Толкает дед его рукой,

Глядит со стороны:

— Эх, конь! Царевой масти конь!

Ему, брат, нет цены.

И сам носился петушком:

— А? Что? Плохой конек?..

— Нет, лучше век ходить пешком.

— Ну, сам гляди, сынок.

Таков и конь, каков купец.

Соседи, чем не конь?

— Понятно, конь. Не жеребец.

— Ну, что там! Конь — огонь!..

Как побежит — земля дрожит,

Как упадет — три дня лежит,

И ни вожжа тогда, ни кнут

Ему не вставят ног...

— Да, вот как люди здесь живут,

Причмокнул Моргунок.

— Сынок! Ты вот чего скажи,

Опять пустился дед,

А чем плохая наша жизнь?

По-мойму — лучше нет.

Земля в длину и в ширину

Кругом своя. Посеешь бубочку одну,

И та — твоя.

И никого не спрашивай,

Себя лишь уважай.

Косить пошел — покашивай.

Поехал — поезжай...

— Живете не богато вы,

Смутился Моргунок.

— А счастье не в богачестве.

Зачем оно, сынок?

Нам бы хлебушка кусок,

Да водицы голоток,

Да изба с потолком,

Да старуха под боком.

— Верно.

— Правильно. 

 Привычка...

Вот прохожий баял тож:

Отчего ты, дескать, птичка,

Хлебных зерен не клюешь?

В том как раз и заковычка

От природы людям зло.

Отвечает будто птичка:

Жить, мол, в клетке тяжело.

— Кабы больше было воли.

Хочешь — здесь ты, хочешь — там...

— Кабы жалованье, что ли,

Положили мужикам.

— Кабы нам душа одна бы...

— Кабы жить нам не вразлад...

— Кабы если бы не бабы,

Бабы слушать не хотят!..

— Ты про баб молчи, пустыня,

Сами скажем про свое.

Вот хожу с грудьми пустыми

За хорошее житье.

У людей, людей — пшеничка

Наклонилась по ветру.

А у нелюдей солома

Раскидалась по двору.

У людей, людей — ребятки

День гуляют на площадке,

За столом за общим в ряд,

Как горлачики, сидят.

А мои живут на свете

Хуже сивых поросят.

Невиновны мои дети — 

Ихний батька виноват!

Погляжу на ту картину,

Как сидишь ты день-деньской,

Плюну, кину-запокину,

Убегу — и черт с тобой!..

Глядит, растерян и смущен,

Никита Моргунок.

Что скажет он? Что понял он

За долгий путь и срок?..

— Ну вот, — снял шапку Моргунок.

Понятно — жесткий год.

Все, братцы, вдоль и поперек,

Крест-накрест все идет.

И ваша жизнь — не жизнь, друзья,

Одна тоска и боль.

Гляжу на вас: так жить нельзя.

Решаться надо, что ль...

А что касается меня,

Возьмите то в расчет:

Поскольку я лишен коня,

Ни взад мне, ни вперед.

Осиротил меня злодей,

Под самый корень ссек.

А конь был — нет таких коней!

Не конь, а человек.

Бывало, корочку из рук,

Как со стола, возьмет.

В ночном , чуть что, затихнет вдруг

Как спросит: кто идет?

Прилечь на землю не могу.

Ни сна, ни дремы мне.

Вот будто ходит по лугу,

Ступает в стороне.

Как будто слышу стук копыт,

Вздыхает конь живой.

Трава росяная скрипит,

И пахнет той травой...

И стихли все... И Моргунов

Вдруг смолк понуро сам,

И смятой шапкой проволок

Неспешно по глазам...

Молчит на бревнышках народ,

Все сказаны слова.

Берет старик две дудки в рот,

Чуть набок голова.

Поймали пальцы нужный лад,

И тонкий звук потек:

"Пойду, пойду в зеленый сад,

Сорву я орешок".

Поет старик об орешке,

Играет оберучь.

Висит на ветхом пояске

Мужицкий медный ключ.

Ползет рубаха с плеч долой,

На ней заплатки сплошь.

А в песне — "парень удалой,

Куда меня ведешь!.."

Ту песню, про зеленый сад,

Про желтый орешок.

Слыхал лет двадцать пять назад

От деда Моргунок.

— Ну, что ж, пора.

Сижу я тут

Без барышей полдня.

А там телега и хомут

И сбруя у меня.