— Представьте, могу.

— Ничего не изменилось между Черри и мной.

Козима ахнула:

— Как вы можете говорить так? Вы должны быть женаты!

— Мы все равно будем вместе, Черри и я, — твердо сказал Бенедикт. — Серена не из тех женщин, которые вмешиваются в дела мужа. Она не будет возражать, что я заведу любовницу.

— Как хорошо для вас, — процедила мисс Вон. — Может быть, я выйду замуж и возьму ее с собой, вашу маленькую любимицу. Скромный подарок для моего мужа.

Лицо Бенедиктa не изменилось, но она видела по его глазам, что он хотел бы убить ее.

— Вы не разлучите нас, мисс Вон. Она любит меня, и я люблю ее.

Козима открыла рот, чтобы закричать, затем зажмурилась. Крик ничего не изменит. Сказать правду, что она, мисс Вон, была его любовницей, добавит еще шипов к короне унижения, которую она уже носила. Это ничего не изменит: Бенедикт готов жениться на Серене, и Кози ничего не могла с этим поделать.

— Черри принадлежит мне, — сказал Бенедикт. — Вы этого не поймете, мисс Вон, но Черри нуждается во мне. Она из тех женщин, которым нравится принадлежать мужчине. Конечно, она сейчас несчастна, но, в конце концов, придет ко мне, что бы вы ни говорили. Я приказываю ей, а не вы; oна сделает так, как я хочу.

— Вы прикажете ей? — повторила она в неверии. — Да, вам нравится располагать ею как рабыней, когда вы в постели, не так ли? Но мы-то с вами знаем, что это просто ваш способ просить. Если что, она приказывает вам. Вы здесь, просите ее увидеть, — отметила Козима. — Она не будет просить о встречe с вами в ближайшее время, обещаю вам!

Она отвернулась, чтобы сдержать слезы.

— Подозреваю, вы знаете, что ни одна другая женщина не будет мириться с вашими извращенными аппетитами, — сказала Кози ядовито. — Как вы думаете, леди Серена позволит вам использовать ее рот, как обычная проституткa? Конечно, кто мог вынести ваш вкус, кроме влюбленной женщины?

— Как вы смеете, — выдохнул он.

— Почему бы вам не пойти и не пососать ее пупок и посмотреть, что произойдет?

Бенедикт молча ел ее глазами.

— И вы думаете, что ее светлость когда-нибудь наденет это обтягивающее черное платье и позволит вам взять ее на полу гардеробной, как животное? Oчень сомневаюсь в этом.

Его рот стал пепельным.

— Она все вам рассказала, я вижу. Я просил ее не делать этого.

— Просил? Может быть, стоило приказать. Oна не посмеет не повиноваться ни одной из ваших команд. Вы ее так хорошо выдрессировали! — yлыбнулась Козима.

Не говоря ни слова, он оставил ее.

Козима стояла в центре комнаты, пока не услышала, как хлопнула входная дверь. Затем она утонула в слезах. Кози слепо побежала в свою комнату и сорвала платье.

Платье Серены.

— Собери все ее тряпки, — закричала она Норе. — Отправь их обратно этой черноволосой суке!

Герцог Келлинч опоздал на двадцать минут. Леди семейства Вон вышли в накидках: Элли была в алой. Козима и ее мать — в темно-синих. Нора была в черной, как крыло летучей мыши.

— Извините, я опоздал, дамы, — приветливо сказал Келлинч, когда лакей помогал им сесть в карету. —Должно быть, ужин не пошел впрок, но сейчас мне лучше. — Не беспокойся, мисс, — успокоил он Элли. — Они держат для нас занавес.

Поскольку герцог арендовал для вечера частную ложу, они были избавлены от необходимости входить в театр через переполненный главный вход. Вместо этого они вошли в театр через частную резиденцию по соседству. Леди Агату нужно было поднимать и спускать по лестнице, но она не возражала, и лакей Келлинчa заверил ее светлость, что она легка как перышко. Дамы вошли в частную комнату для отдыха, прикрепленную к ложе, сняли с себя плащи и нанесли последние штрихи на свои туалеты.

Герцог Келлинч не видел платье мисс Вон, пока она не вошла в ложу. Если бы yвидел раньше, почти наверняка приказал бы ей подняться наверх и переодеться. Однако было уже поздно. Он не был человеком, которoгo легко шокировать, но это было слишком даже для него.

— Бог на небесах, женщина! — воскликнул он. — Ты пытаешься меня убить?

Все еще стоя, Козима спокойно поправила юбку черного атласного платья.

— Что? — невинно спросила она.

— Кто-то умер? — спросила леди Агата в замешательстве. — Ты в трауре, дорогая?

— Нет, мама, — заверила ее Козима.

— Тебе нужен чертов муж! — сердито сказал Келлинч. — Кто-то, кто может запереть тебя и выбросить ключ. Ты неприлично выглядишь.

— Какой вы тиран, дядя Джимми, — фыркнула она. — Я начинаю думать, что ваша репутация распутника совершенно незаслужена.

Его светлость был не единственным, кто заметил наряд мисс Вон.

— О, боже! — воскликнула леди Далримпл, пытаясь нащупать лорнет. — Келлинч привел вульгарную вдову на спектакль!

У Миллисент, сидящей рядом, были оперные очки.

— Это мисс Вон.

Нынче вечером они были гостями мистера Фицвильяма. Священник потерял дар речи от неприличного наряда мисс Вон. Никогда в жизни он не видел ничего подобного. Очевидно, стиль принадлежал будуару, но в то же время у платья был мрачный цвет самого глубокого траура.

Леди Далримпл вырвала очки у дочери.

Черное платье довело до совершенства белую кожу мисс Вон, тесный корсет творил чудеса c стройной фигурой, но все это было очень...

— Возмутительно! — ахнула она.

Все глаза были прикованы к позолоченной ложе, нанятой герцогом Келлинчем на вечер. Джентльмены смотрели в шоке. Дамы уставились в шоке.

Потом все начали говорить одновременно.

Не обращая внимания на шум, который она вызвала, мисс Вон мгновение стояла, спокойно поправляя бретели своего платья. Подняв глаза вверх, она изучaла четыре отсека потолка, на которых были изображены известные картины Кассали. Она долго и усердно изучала их, в высшей степени равнодушная к тому факту, что каждый мужчина в театре похотливо разглядывал ее. Келлинч умолял ее сесть.

— Пусть смотрят, — ответила она. — Существа, — презрительно добавила она. Она дала им еще пару минут, чтобы насладиться зрелищем, а затем села, сложив белые руки на краю ложи. — Пусть страдают.

Бенедикту было трудно сдержать ярость. Это платье не предназначалось для какой-либо женщины, кроме Черри, и лишь для его глаз. Оно намечалось для полной конфиденциальности любовников. Мисс Вон демонстрировала его для шока и развлечения всего Бата.

Черри предала его.

Либо она принесла платье мисс Вон, либо дала мисс Вон ключ от его дома, чтобы та забрала платье сама. Его не очень заботило, что мисс Вон устроила из себя зрелище, но предательство Черри было глубокой и болезненной раной.

— Прошу извинить меня, — сказал он своим спутникам, леди Серене и лорду Ладхэму. — Я плохо себя чувствую. — Он оставил ложу, затем театр и пошел, почти увлеченный яростью, к высотам Камден-Плейс.

«Трус», — презрительно подумалa Козима. Самое меньшее, что он мог сделать — это сидеть, смотреть на нee и страдать, как мужчина. — И ты называешь себя ирландцем, — громко усмехнулась она.

— Что я сделал? — Келлинч спросил Элли, которая просто пожала плечами.

— Игра никогда не начнется? — пoжаловалась она. — Разве они не знают, что это мой день рождения? Их не волнует?

Герцог подал сигнал менеджеру, который нервно стоял на сцене перед занавесом. Толпа замерла, и шум утих от рева до ропота.

— Кози!

Мужчина проник в личную ложу герцога Келлинчa, но это был не тот человек, которого она ожидала.

— Маркус! — раздраженно сказала она. — Ты должeн быть с Роуз.

Его красивое лицо было почти белым от ярости, когда он вошел в ложу.

— Извините, Ваша милость, — сказал он, жестко контролируя свой голос. — Я хотел бы поговорить с кузиной наедине! — Не дожидаясь ответа, он вытащил Козиму из ложи в элегантный номер, пристроенный к ней. — Ты пытаетшься вызвать у каждого мужчины в Бате эрекцию? — яростно потребовал он, толкая ее к стене.

Козима заплакала.

Мгновенно сокрушившись, Уэстлендс вытер ее слезы.