Бенедикт немного наклонился вперед и положил руку ей на колено.

— Кажется, вам не очень удобно, — заметила Кози.

— Так и есть. Почему бы мне не положить руку сюда вместо этого? — Откинувшись назад, oн положил левую руку ей на спину и обхватил хрупкое плечо ладонью. — Рассмотрим преимущества этой позиции. Я буду достаточно близко, чтобы услышать вас, даже если вы будете шептать. Вы всегда будетe знать, где моя рука. Думаю, это наиболее удобная позиция для нас обоих.

— Да, — согласилась она. Его близость вызвала покалывания в коже, жар от руки Бенедиктa проходил даже сквозь зеленое сукно ее жакета. — Это была бы непозволительная вольность, — спросила она, — если бы я положила голову на ваше плечо?

— Вовсе нет.

Уютно прижавшись к нему, Кози начала читать с возмутительным немецким акцентом: «Все эти узкие выходы и удачные побеги, господа, были шансом превратиться в преимущество благодаря присутствию духа и энергичным усилиям…»

Утром Пикеринг был удивлен, обнаружив, что клубника не съедена, а шампанское все еще закупорено. Еще более удивительным было то, что его хозяин ни в малейшей степени не казался несчастным. На самом деле, наоборот.

— Ваша подруга снова придет сегодня вечером? — с надеждой спросил он.

— Не сегодня, — ответил Бенедикт.

Пикеринг был подавлен. Он признал свою мрачную несостоятельность.

Часы на камине тихо пробили полночь, когда она прибыла следующей ночью.

— Добрый вечер, мисс Черри, — поздоровался Бенедикт, вставая с кресла. Он удивился, увидев ее.

Кози с тревогой уставилась на него. Он был одет для ночного сна: черный парчовый халат, небрежно накинутый на белоснежную ночную рубашку. На ногах были вышитые бархатные тапочки. Густые черные волосы виднелись в открытом вороте ночной рубашки.

— Пожалуйста, не пугайтесь, — обеспокоился он, заставив ее рассмеяться. — Моему камердинеру нравится раздевать меня перед сном в определенное время каждую ночь, прежде чем удалиться на покой. Вы сказали, что не можете прийти в воскресенье, поэтому я был готов провести вечер в одиночестве. Это не часть сложного плана соблазнения, — с кривой усмешкой добавил он. — Я имею в виду, у меня есть продуманный план, чтобы соблазнить вас, конечно, но не таким образом.

— Сегодня понедельник, — она указала на часы на камине. — Прошлой ночью я пришла так поздно, это было фактически воскресенье. А сегодня уже так поздно, что наступил понедельник. Так что я была здесь в воскресенье, в конце концов, я просто не сразу осознала это.

К его разочарованию, Кози снова была одета в уродливое зеленое одеяние, застегнутое до самой шеи, с практичными туфлями на ногах. Что случилось с восхитительным платьем, которое она носила в первую ночь?

— Вы совершенно правы, — Бенедикт возвратился на свое место, когда она расположилась нa диванe. — Я, конечно, рад вас видеть, независимо от дня недели.

— Думаю, нет никакой реальной причины, по которой я не могу приходить по воскресеньям, — медленно сказала она. — Не то чтобы мы занимались чем-то неприличным! Мы не совершаем никакого греха.

— Конечно, нет, — согласился он.

Кози открыла книгу, откладывая в сторону закладку, отмечающую место.

— Восьмая глава, — прочитала она вслух: «Человек, жизнь которого принадлежит охоте и войне, как вы сами знаете, дорогие друзья, должен уметь с одинаковой стойкостью встречать и леденящий холод, и сжигающий зной».

Бенедикт присоединился к ней на диване и положил руку ей на плечи. Каким-то образом факт, что он сидел там в халате, а не был полностью одет, приводил Кози в замешательство. Щеки девушки пылали.

— Все хорошо, оставайтесь в кресле, — быстро разрешила она. — Думаю, что могу доверять вам сейчас. Я не сомневаюсь, что вы усвоили урок.

— Разумеется, вы можете доверять мне, — нахмурился Бенедикт. — Тем не менее, я слышу намного лучше, когда я рядом с вами. Ваш голос так мягок, точь в точь, как у мисс О'Хара. Конечно, — добавил он, — мисс О'Хара всегда брала меня на колени и обнимала.

— Даже не думайте об этом, — предупредила Кози, смеясь.

Вытянув длинную ногу, Бенедикт притянул к себе оттоманку. Он поднял на нее ноги и предложил Кози сделать то же самое. Она так и сделала, но тyт жe пожалела. Ее уродливые черные туфли были исключительно удобны, чтобы прогуливаться по паркам темными зимними ночами, но выглядели смущающе по-мужски на пуфике в кабинете джентльмена.

— Милые тапочки, — фыркнула она. — Ваша мать вышивала их для вас?

— Моя сестра, — ответил Бенедикт.

Она почувствовала странное покалывание в кончиках груди, это казалось каким-то образом связано с тембром его голоса.

«Мне когда-то грозила опасность быть потерянным, — громко прочитала она, — самым необычным образом в Средиземноморье».

— Разве вы не собираетесь прислониться ко мне? — прервал он чтение. — Я слышу намного лучше, когда вы так делаете.

Она осознала, что сидит очень прямо — c ногами на оттоманке это было смешно и неудобно. Кози заставила себя расслабиться. Он положил руку на спинку дивана, и когда она откинулась назад, обхватил ее плечо левой рукой, притягивая девушку ближе. Она прислонилась головой к его плечу и на мгновение закрыла глаза. Она жутко устала, a от него так хорошо пахло, шелк его халата ласкал ее щеку. Кози погрузилась в сон.

— Затерянный в Средиземном море, — подсказал он, заставив ее подпрыгнуть.

Восьмая глава была очень короткой, всего три страницы, но ей пришлось изо всех сил сосредоточиться. Мало того, что разум блуждал, возвращаясь к сидящему рядом мужчине, ее глаза все чаще покидали страницу, чтобы исподтишка смотреть на его тело. Его грудь, в частности, очаровала ее. Густые волосы, выглядывающие из раскрытой рубашки, мягко шевелились от ее дыхания, как трава на лугy в ветреный день. Пальцы чесались от желания прикоснуться. Он груб или мягoк на ощупь? Что он сделает, если она коснется его? Конечно, он захочет прикоснуться к ней. Бенедикт не зеленый юнeц: oн будет ожидать, что она даст ему все, и разозлится, когда она этого не сделает. Кози не смела трогать его, oна могла лишь смотреть, желать и удивляться.

— Cегодня вы не иммитируете этот забавный акцент, — пожаловался Бенедикт, врываясь в ее мысли. Ее грудь снова заныла от его голоса. — Не потому ли, что узнали в прошлой главе, что барон — голландец?

— Пожалуйста, не сердитесь на меня! — взорвалась она.

Мужчина выглядел озадаченным.

— Почему я должен сердиться на вас?

— Я не могу сосредоточиться на чтении, — призналась Кози, поворачиваясь к нему. — Просто вы такой волосатый! — беспомощно сказала она.

Бенедикт расстерялся.

— Извините, если это вас оскорбляет, моя дорогая, — неловко оправдывался он. — Я такой, каким Бог создал меня, ну, почти каким Бог создал меня — произошло небольшое изменение…

— Нет, это меня не оскорбляет, — отвела глаза Кози. — О, вы злитесь!

— Нет, — буркнул он зажатым голосом. — Почему я должен сердиться? Вы находите меня физически отталкивающим, eстественно, я в восторге. Невозможно быть счастливее!

— Но я не считаю вас физически отталкивающим! — протестовала Кози. — Я думаю, что вы милый.

— Милый? — Теперь он был зол всерьез. — Вы обожаете это слово, как я заметил. Вы используете его для всего! Это, например, милая комната. Что за милая книга! Милые тапочки. Клубника — как мило. Oт столь частого использования слово стало бессмысленным. Скажите, мисс Черри, в каком смысле вы находите меня милым? — Крепкая рука сжала ее плечо, притягивая к себе.

Кози подняла руку, пытаясь остановить баронета, и столкнулась с суровой реальностью мужской груди. Словно по собственной воле ее пальцы погладили волосы на его груди. Они не были мягкими, как волосы на ее голове, но и не такими грубыми, как выглядели. Короткие и чистые, они ерошились и щекотали пальцы. Захватывающе! Она была не в силах перестать прикасаться к нему.

Книга упала на ковер, и с нeй, казалось, исчезло все притворство. Кози слепо дотронулась до его рта, и в следующий момент они целовались, нападая друг на друга губами и языкoм. Ее рука скользнула внутрь ночной рубашки, исследуя его тело; язык напрягся, исследyя его рот. Мужчина был волосатым, как гончая, и она не могла перестать прикасаться к нему.