— Что это за маскарад, Серж?

— Я хочу негласно напомнить гостям по какому поводу они здесь собрались. При взятии Бастилии пролилась кровь нескольких десятков французов, да и потом она лилась рекой. Зато теперь мы свободные граждане в свободной стране.

— Я мог бы настоять на приведение Вашей одежды к общепринятой норме, но Вы ведь станете кукситься и отравлять настроение гостям?

— Непременно. Подспудной целью моего вызова является желание привлечь внимание красивых женщин. Ибо я начинаю задыхаться здесь без любви.

— Матерь божья! Ведь вы женаты!

— Это так. Но близости с женщиной все равно хочется. Вспомните себя в 25 лет и простите меня.

— Я был уже тогда примерным семьянином, — возразил посол. — Хотя моя жена была всегда при мне, а Ваша осталась в Париже…. Ладно, бог с Вами, интригуйте, только осмотрительно. Скандалов я не потерплю.

Гости прибывали дружно. Их встречали посол и его жена — женщина достойная и не более того. Сергей укрылся в нише на втором этаже, откуда было удобно наблюдать за поднимающимися по лестнице, оставаясь самому неприметным. Гости в большинстве были ему незнакомы, и он разглядывал их жен и дочерей, среди которых миловидных было досадно мало. Вот прошел Джон Скотт с женой и сыном лет 35, за ним Алан Бартоломью с молодой женой (эта дама лет 30 выглядела эффектно, но слишком взросло). А минут через 10 появился Черчилль в окружении трех дам, из которых сухопарая жердь была явно его женой, простенькая милочка слева — младшей дочерью, зато справа шла настоящая красавица лет 23–25: высокая, стройная, с классическими пропорциями лица, головы, шеи, груди, талии, бедер, ног…. Костин успел поинтересоваться биографией Уинстона и знал, что это средняя его дочь по имени Сара, по профессии киноактриса. Она уже замужем, но брак этот неравный и для родителей нежеланный. В связи с ним уже родился анекдот про Черчилля: когда его спросили, кому из политиков он завидует, тот ответил «Муссолини» — потому что тот решился убить своего зятя, а я нет». Зато на прием он, видимо, не разрешил зятю явиться.

Не став дожидаться опаздывающих, Сергей прошел в большую гостиную, где возле высоких круглых столиков кучковались гости и посольские люди и сновали с подносами официанты, предлагая шампанское и другие вина, коньяки, виски с содовой, а также тарелки с закусками и вилками. Все, не чинясь, пили и ели, не отстал от них и наш герой, взяв тарелку и стакан с бургундским и встав к столику, за которым расположились Скотты и Бартоломью. Алан представил Сержа своей жене, Сьюзен, а Джон — своей Джиневре и сыну Джорджу. Сьюзен оценила беглым взглядом стати и лицо молодого атташе и тотчас удивилась его рубашке:

— Я, вероятно, отстала от передового французского стиля: в этом летнем сезоне в моде красный цвет?

— Он может войти в моду осенью, — сказал Сергей с непроницаемым лицом. — Если Британия и Франция дадут по рукам Гитлеру, тянущему их ко всему, что плохо лежит. На красной рубашке не будет видно крови….

— Боже мой! — воскликнула Сьюзен. — Мы так близки к войне? Не верю: наш Невилл не допустит ее! Вы, молодой человек, будучи атташе по культуре, наверное, не в курсе большой политики….

— Большую политику, в отличие от малой, невозможно вести за кулисами, — веско сказал Серж. — В ней все на виду: потянулся к Австрии — ты агрессор, потянулся к Судетам — агрессор вдвойне. Агрессору полагается бить по рукам или сразу по хребту. Если не бить (как предлагает милый Невилл), то агрессор потянется к Польше, Дании, Голландии — в общем, докуда дотянется. И ему опять не давать отпора? Зачем тогда тратить огромные деньги на флот и армию? Проще сдаться на милость агрессора и сэкономить деньги. Придется, правда, учить немецкий язык и правильно кланяться дойчам….

— О, какой Вы колючий, атташе, — сузила глаза Сьюзен. — Мужчины, почему вы молчите? Или тоже согласны с молодым французским дипломатом?

— Май дарлинг, — заулыбался Алан. — Ты совсем не читаешь газету, которую я редактирую? Мсье Костен пересказал вкратце ее содержимое.

— Ты ведь знаешь, я читаю «Дейли миррор» — на другие газеты у меня не хватает времени, — примирительно сказала Сьюзен.

В это время Шарль Кобрен попросил через микрофон минутку внимания, поблагодарил британцев за то, что приняли его приглашение в связи с национальным праздником Франции и пригласил члена парламента Уинстона Черчилля сказать спич по этому поводу. Черчилль (уже грузный, но еще подвижный) вышел к микрофону, оглядел присутствующих и заговорил:

— Франция — самая уникальная страна Европы. Кругом царствуют монархи, процветают аристократы, сильно раболепие перед властьимущими, но только не во Франции. Уже 149 лет как ее народ восстал против короля и сонма его приближенных и низверг их в прах. Сейчас во Франции живет пятое поколение людей, отринувших гнет тирании, и живет свободно, по законам демократии. Она не вмешивается в дела других стран, но соседние монархи невольно стали вести себя цивилизованно, без прежнего всемогущества и беззакония. И я вместе с вами готов сейчас сказать эти слова: да здравствует Франция! И снова: да здравствует Франция!

И вместе с ним тот же клич произнесли все гости посольства.

Когда все закуски были подъедены и большая часть напитков выпита, в соседнем зале заиграл оркестр, приглашая желающих потанцевать — и молодежь охотно в этот зал потянулась. Ну, а зрелые мужчины отправились в курительную комнату — зондировать политиков на предмет ближайших и отдаленных перспектив Европы.

Серж Костен был, конечно, в танцевальном зале. Первый вальс он скромно стоял в стороне, глядя как Сара Черчилль танцует с атташе по морским делам (бравым высоким моряком). Потом глядел как она танцует с моряком танго. Но третьим танцем по составленному им же расписанию был свинг, причем необычный, под музыку рок-н-ролла (разучивали вчера полдня), и в этот раз он намеревался перехватить Сару. Поэтому с первыми бодрыми тактами Серж вынырнул из-за спины конкурента, протянул руку к Саре и сказал, улыбаясь и уже приплясывая:

— Свинг, силь ву пле?

Сара взглянула на него с некоторым удивлением, потом извинительно на моряка, подала свою руку и оказалась моментально втянута в вихрь дерганных движений, диктуемых неистовым партнером. Ну а Сергей выдал все, что помнил по занятиям в танцевальном кружке своей московской школы: перекидывал даму с руки на руку, вращал ее туда-сюда, катал через свою спину, бился бедром о бедро и тотчас о другое. Сара явно знала свинговые движения и потому быстро вписалась в рисунок танца и с каждым удачным коленцем радостно улыбалась партнеру. Он же в конце взметнул ее вверх и усадил на свое плечо, придерживая устремленной в зенит рукой и плотно обхватив бедра другой. В таком положении он сделал полный оборот, показывая свою даму всему залу, а потом присел, и Сара церемонно сошла на пол.

— Сенкью вери матч, леди, — сказал Сергей и добавил по-английски: — Мне кажется мы заслужили небольшую передышку в танцах. Не желаете ли пройти на террасу, где можно без помех представиться друг другу и поболтать?

— Пожалуй, — согласилась дама и, вдев руку в кольцо его руки, пошла рядом на террасу. Оказавшись там, она обернулась, вперила требовательный взгляд в его глаза и сказала:

— Итак, Ваше имя….

— Серж Костен, атташе по культуре в данном посольстве.

— Имя смутно мне знакомо, да и лицо Ваше я где-то видела… Впрочем, что это я, сама ведь не представилась: Сара Черчилль, дочь всем известного депутата, начинающая киноактриса.

— Как называется фильм, где Вы играли?

— «Где твоя подруга?», комедия. И я была там на вторых ролях.

— Бедная героиня: рядом с Вами она наверняка страдала от несовершенства. Но сейчас Вы снимаетесь уже в главной роли?

— Пока мне предлагают второстепенные и я отказываюсь.

— Очень правильное решение. Мой отец говорил мне: никогда ничего не проси у властвующих. Если ты чего-то заслуживаешь, то придут и сами предложат место или роль.