Президентская чета соизволила даже посидеть с полчаса на свадебном обеде, в ресторане, где Альбер Лебрен произнес спич в честь «новой и столь прекрасной супружеской пары» и пожелал им родить «несколько ребятишек, необходимых для дальнейшего процветания Франции». Ну, а Маргарет перед уходом шепнула жениху:
— Надеюсь, Вы не опозорите нас с Альбером каким-нибудь поспешным разводом.
В мае Серж Костен затосковал от супружеской жизни. Она оказалась такой скучной! Еше полгода назад они с Анжелой летали от одних рекламщиков к другим, потом к третьим, а затем спешили на встречу с сотрудниками того или иного журнала. Летали в основном порознь, но вечером обнимались на диване и горячо делились впечатлениями дня — и вдруг впивались друг другу в губы, охваченные любовной лихорадкой. Где они, эти прекрасные дни и вечера? Канули безвозвратно в Лету. Теперь Анжела была охвачена одной проблемой: вырастить в себе нормально дитя (родственники запугали ее выкидышами). Она перешла на диковинную диету, раз пять в день делала гимнастику, устраивала зародышу прослушивание народных и классических мелодий, уговаривала слушаться маму, поглаживая круговыми движениями живот — да много чего еще…. Секс с Сержем она продолжала, но без энтузиазма и, вероятно, с глухим неодобрением: как же, вдруг малышу это не понравится? Охохошеньки хо-хо….
Единственной радостью в жизни стали для экс-мажора индивидуальные занятия с мадмуазель дю Плесси. Тут он растормаживался, становясь прежним жизне- и женолюбцем: сыпал комплиментами и сексапильными шутками, инициировал рискованные диалоги, улыбался и вызывал улыбки, нарочито обижался, льстил, дерзил, а в последнее время стал тянуть руки.
— Держите свои руки при себе, — возмущалась преподавательница.
— У меня не получается, — возражал ученик. — Мои руки вышли из-под контроля головы. Им, видите ли, хочется обвить Вашу прелестную талию.
— Чего не придумает бездельник, не желая трудиться. Ваша лексика все еще не на высоте, и Вы разработали коварный план: чтобы я поставила «удовлетворительно», Вы стали со мной нежничать. А что, если я пожалуюсь на это Вашей супруге?
— И разрушите все очарование наших встреч? А ведь я только им одним и радуюсь! Неужели Вы этого не видите?
— Я много чего вижу. Вот сейчас опять вижу эти ползучие руки. Извольте, наконец, подключить голову!
— На голове вообще-то есть губы. Вы разрешите их подключить? С каким упоением они станут порхать за Вашими ушками и легонько их поцеловывать! А также шейку, веки, ротик….
— Вот несносный болтун! Вы специально так громко кричите? Для наушников?
— Все, все, перехожу на шепот. Но для этого мне надо подсесть к Вам поближе: вот так примерно.
— И руки сразу пристроил, каналья! О, и губы!
— Как обещал, май бьютифул педагог….
— Почему я это допускаю? — загорюнилась Жанна. — Ведь давала себе зарок: с учениками ни-ни!
— Не отвлекайтесь, мадмуазель. Разговаривать во время поцелуев противоестественно.
Спустя минут двадцать, наполненных пылкими поцелуями и страстным петтингом (Серж с полным основанием ждал, что дамская крепость вот-вот откроет сокровенную калитку), мадмуазель дю Плесси нашла откуда-то силы оттолкнуть алчущего женской плоти абитуриента.
— Нет, нет! — горячо шепнула она. — Большего я Вам позволить не могу. Не сейчас и даже никогда! Мы преступники, особенно Вы, Серж. Вспомните о клятвах перед алтарем!
— Сколько не говори «халва», во рту сладко не будет — с горечью сказал Костин. — Можно сколько угодно говорить жене «Люблю тебя», но пылкой добрачной страсти не возродить. Это можно сделать только с другой прелестницей — вроде Вас, Жанна.
— Я на миг представила себя на месте Вашей жены и содрогнулась. Кому Вы тогда говорили бы эти страстные слова?
— Возможно, свободной от брачных уз Анжеле. Такова ужасная природа мужчин.
— Я не верю, что все мужчины таковы!
— Я тоже думал о любви и браке иначе. А сейчас передо мной разверзлась истина: мы, мужчины — охотники и обречены на погоню за другими женщинами! Только новые свидания способны поддерживать костер любовных чувств!
— Не говорите за всех мужчин, мсье! Наверняка есть среди вас и такие, кто тянется к постоянству в чувствах.
— Чувства чувствам рознь. Я сроднился с Анжелой и продолжаю ее любить, но уже по-другому: то ли братской, то ли даже отцовской любовью. Страсть в наших отношениях увяла — вот что обидно!
В тот же вечер Анжела, подойдя к сидящему за ужином Сержу, вдруг принюхалась и сказала удивленно: — От тебя пахнет женскими духами! И это не мои излюбленные «Шанель Љ5»! Рассказывай: когда, с кем и почему?!
— Ха, ха! — сказал муж и стал выдумывать небылицу: — Мой препод по лексике — женщина, причем склонная, как многие учителя, к садизму. Сегодня она разозлилась на меня за тупость, подошла близко, запустила пальцы в шевелюру и стала долбить головой об парту! Я, конечно, уперся и прекратил издевательство, но духи с рук на голову попали.
— До чего ты врешь всегда складно — даже восхититься хочется! Надо мне посмотреть на эту преподавательницу….
Глава двадцать третья
Спорт против инцеста
Вдруг 20 мая Сержу Костену позвонил Арман Массар:
— Серж? Вы не совсем растолстели от жизни без спорта? Я предлагаю о нем вспомнить и прибыть на олимпийский стадион. Когда? Да сегодня, если можно…. Форму свою, конечно, прихватите.
«А ты как хотел? — съехидничало второе «я». — Стал образцом для прыгунов — прыгай, делись секретами. Вот только растренирован ты ужасно: технику показать можешь, а для результата нужен серьезный тренинг и сброс лишних килограммов».
Анжела вздохнула, узнав о его рекрутировании под знамена спорта, и сказала:
— Завидую. Счастливое было время. Но смотри: я непременно узнаю, если ты опять возьмешься помогать какой-нибудь податливой дурочке! Я сама придумаю, как унять твою сексуальную озабоченность.
— Ну-ну, — вздохнул теперь Серж. — Придумает она….
На стадионе шла обычная возня: по дорожкам время от времени носились бегуны, в секторах по метанию возились метатели, ну а прыгуны кучковались по своим ямам. Уже на подходе Сергей увидел, что мужчины прыгают через планку в стиле «костен-дос» — вот только очень топорно это у них получается, без нужной пластики. Соответственно они раз за разом сбивали планку: то плечом, то спиной, а то ногой (хорошо что падали теперь на специальный батут, устланный стопой тряпичных матов). За прыжками наблюдал тот же Роже Лаваль, но со стороны административного блока уже подходил Арман Массар.
— Дью мерси! (Слава богу) — заговорил Арман издалека. — Вы пришли, Серж. Ваш стиль здесь никому не дается. Научите их, ради Христа!
— Здравствуйте, господа, — пожал Сергей руки Массару и Лавалю. — Попытаюсь помочь вашему горю. Вот только я жутко растренирован и сколько буду обретать форму, не знаю.
— Ничего, главное, что Вы здесь, с нами, — подбодрил его Арман. Ну и Роже буркнул что-то неразборчивое.
Переодевшись в форму, Сергей интенсивно размялся в стороне, побегал по дорожке через барьеры и почувствовал, что сдыхает. Кривя рожу, он подошел к прыжковой площадке, попросил поставить 150 см, вымерял разбег, собрался и побежал к планке. Толкнулся вроде хорошо, но спину прогнуть должным образом не получилось, и он снес задницей планку. Позор!
— Нет, — сказал он Массару. — Без тренинга ничего я ребятам не покажу. Буду втягиваться. И еще: нельзя ли организовать в одном из помещений стадиона финскую сауну? Я в Берлине в такой очень эффективно вес сбрасывал и тонус восстанавливал.
— Инициатива наказуема, — хохотнул Массар. — Сам все организуешь, мастерам покажешь, что надо делать, и потом проверишь. Но не затягивай: к нам через месяц приедут легкоатлеты из Великобритании, а может и американцы подтянутся — надо успеть обучить прыгунов. Мы ведь теперь считаемся законодателями….
Через час индивидуальной ОФП пот пропитал всю форму экс-спортсмена. Вдруг от группы девушек к нему подошла все та же Маргерит Николас и сказала, наигрывая обиду:
