— Так это просто отлично! Следующая ступень — актер со словами. А там и Жану Габену подножку подставишь….

— Не получится. Меня уже упрекнули за акцент.

— Что они понимают? Женщинам как раз нравятся симпотные иностранцы, немного коверкающие слова. Я же вообще к твоему акценту так привыкла, что практически не замечаю.

— Блажен кто верует: легко ему на свете! Ты умеешь заразить оптимизмом, мадам Костен! Тогда завтра попрошу прибавку: за риск, за крупные кадры и еще за что-нибудь!

— Ты что? — испугалась Анжела. — Не вздумай! Твоя задача сейчас — внедрение! А франки зарабатывать потом будешь….

Назавтра Сергей поехал в манеж, из которого киношники всех парижских студий брали на прокат лошадей — ему надо было выбрать себе лошадь и найти с ней контакт. Он накупил вкусных лошадиных «плюшек» в виде моркови, кураги, подсоленых сухариков, а также прихватил бархотку для чистки ее шерсти. В манеже он долго ходил от стойла к стойлу за конюхом, который явно не хотел показывать ему эксклюзивных животных. Вдруг с поля в конюшню некая дама ввела беспокойного коня и разразилась обвинениями: «он совершенно неуправляемый и, наверно, психованный, дайте мне другую лошадь!». Конюх взял коня (серого, в яблоках) под уздцы, ввел в стойло и пошел с дамой искать более смирный экземпляр, а Сергей подошел к отвергнутому и протянул ему на ладошке сухарик. Тот сначала прянул в сторону, но этот человечек просто стоял и держал явно что-то вкусное — и конь не устоял, взял губами угощение и враз схрумкал. Сергей протянул ему второй сухарик, потом третий, потом горстку кураги…. Когда конюх к нему вернулся, Сергей уже оглаживал коню бархоткой шею и морду, а потом провел по шее ладонью.

— Что, Милорда себе выбрали? — спросил ворчливо старик. — Ну и правильно: Милорд самый стоящий конь в этом загоне. А задергать удилами можно любого! Зато как он бежит, как ходит под всадником! Картинка!

Следующий час Костин наслаждался давно забытым чувством единения с конем. Тот, оказывается, был обучен выездке, но тоже, вероятно, от нее отвык — так что сейчас оба вспоминали: что это такое, благородный конкур. Потом он заказал здесь же, в манеже грузовик для перевозки лошадей и через час ввел своего красавца на территорию киностудии.

— Шустрый ты парень, оказывается, — сказал мсье Жюль. — Ну ка погарцуй на нем, а мы посмотрим….

— Ноу проблем, — козырнул Серж, сделал широкий шаг, ускоряясь, и легко взлетел в седло с земли — почти не потревожив спину Милорда. После чего взял его в шенкеля, дал почувствовать повод, и конь пошел церемониальным маршем, высоко поднимая передние ноги в коленях. Потом потанцевал, вращаясь вокруг себя, пошел вскачь (но тоже картинно, с замедлениями) и вдруг в длинном прыжке сиганул через кабриолет того же Сержа. Всадник тотчас потрепал коня по шее, пустил его с поклонами в сторону ассистента и замер перед ним. Жюль лениво зааплодировал, но со всех сторон раздались более дружные рукоплескания: так отметили талант новичка все случайно оказавшиеся во дворе люди.

— Подойдите ко мне, — вдруг раздался голос, привыкший повелевать. — И Вы, мсье Жюль.

Сергей повернулся на голос и увидел, наконец, режиссера Жака Фейдера: подтянутого мэна лет 50, с характерным галльским носом, твердо сжатым ртом и пронзительным взглядом. Рядом с ним стояла элегантная дама (немногим моложе), кого-то тотчас Костину напомнившая. «Так Хазанова же! Его улыбка!» воскликнул мысленно попаданец и против воли тоже улыбнулся. С улыбкой на губах он и подошел к местному божку.

— Вы кто такой? — резковато спросил режиссер. — Я Вас не знаю! Может Вы мне скажете, Жюль?

— Он из массовки, — упавшим голосом ответил ассистент. — Я, правда, хотел предложить его Вам для эпизодов, так как он ловок в обращении со шпагой и конем….

— А я Вас знаю! — вдруг сказала дама. — Вы — Серж Костен, не так ли? Олимпийский чемпион….

— Так точно, мадам, — попытался щелкнуть каблуками Костин, но звук получился глухой.

— Чемпион в фехтовании? — спросил Фейдер.

— Ты совсем отстал от жизни, Жак, — ласково потрепала дама за щеку режиссера. — Это наш знаменитый прыгун в высоту, который прославил Францию как никто другой. На глазах у зазнайки Гитлера. Но что Вас привело на киностудию, Серж? Я знаю, что Вам щедро платят за рекламу дома моды. Или они вдруг все от Вас отвернулись, и Вы решили подработать у нас? В массовке?

— Дело не в деньгах, бельдам — засмущался Сергей. — Я посмотрел недавно Ваш фильм, мсье Фейдер, под названием «Героическая кермесса» и пропал: мне тоже захотелось сниматься в исторических фильмах! В мире спорта я занимался одно время пятиборьем и потому с легкостью могу выполнять многие трюки с конем, шпагой и пистолетом, а также плавать, бегать и, конечно, прыгать — даже с шестом. Неужели (подумал я) в историческом фильме не пригодятся мои умения?

— Очень даже пригодятся, — решительно сказала дама. — Или ты будешь со мной спорить, Жаколио?

— Штаты актеров у нас заполнены, — вяло сказал режиссер. — Роль без слов добавить можно, но такое обилие умений мсье Костена потребует перекройки сценария, а Бернар этого ужас как не любит….

— Никто из сценаристов этого не любит и все занимаются правками, — возразила дама. — Мне кажется, пусть молодой человек подойдет к Циммеру и они вместе что-нибудь придумают. Вы ведь дружите с головой, Серж?

— Всенепременно, мадам Розе, — вспомнил мажор фамилию жены Фейдера по титрам в той самой «Кермессе».

— Ну вот и Вы меня узнали, наконец! — обрадовалась дама. — А то я засомневалась было в своей всенародной популярности….

Бернар Циммер, классический еврей, сидевший в маленьком, но отдельном кабинетике студии, категорически замотал головой и захрипел перевязанным горлом, но Франсуаза Розе, вошедшая к нему вслед за Сержем, властно сказала:

— Надо, Берни, надо! Ты ведь хочешь, чтобы наш фильм стал популярным? Так этот юноша ее нам обеспечит — хотя бы только своим звездным именем. Или ты тоже не знаешь знаменитого олимпийского чемпиона Костена?

По глазам Циммера было видно, что нет, не знает, но спорить с гранд-дамой и он не стал и понурился в ожидании ее указаний. Но дама вдруг развернулась и вышла, оставив сценариста и будущего каскадера с глазу на глаз.

— Можно мне прочесть сначала сценарий? — спросил Сергей.

— Ну, прочти, чемпион, прочти. Может и найдешь место для себя, — сказал почти понятно хрипун и продолжил: — Ты, как я понял, трюкач? Трюков у меня предостаточно, но воткнуться в них, наверно, можно….

Через полчаса Сергей (только что освеживший в памяти картинки из исторических фильмов 21 века) подсел к Циммеру и сказал:

— Давайте пройдемся по сценарию, и я предложу Вам несколько иную постановку контактных сцен, а Вы возражайте — только по существу, без выпендрежа. И я буду делать пометки на полях с изменениями, карандашом конечно. Поехали?

В здоровом состоянии Циммер, вероятно, нашел бы веские аргументы против новаций молодого, да раннего — только хрипел он все больше и страдал от этого, но и послать к известной матери креатуру всесильной Франсуазы не смел. Потому он старался ограничиваться краткими возражениями, на которые у Сергея находились водопады слов. При обсуждении второй половины сценария Бернар только кривился, но уже не возражал. Сергей же, закончив писать последнюю пометку, приписал внизу: «Против изменений, сделанных на полях сценария, не возражаю». А потом сунул карандаш Циммеру:

— Ваш автограф, пожалуйста.

Сценарист посмотрел на него глазами кролика перед удавом и подписал совместный труд. А ловчила взял его и понес на ознакомление к режиссеру — только сейчас обнаружив, что наступил вечер.

Впрочем, Фейдер был еще в своем кабинете, поскольку стал к 50 годам завзятым трудоголиком. Жены рядом с ним уже не было, так как ее еще волновали иные радости жизни.

— Это опять ты, чемпион? — удивился режиссер. — Что у тебя в руках?