— Так, замолчали все! Улыбаться потом будете, кавалерам своим, если они у вас когда-нибудь появятся! Что побледнели? Испугались? Это вы ещё не знаете, как пугаться. Ведьму забыли уже, меня не забудете. И нечего реветь! Воды мне ещё здесь не хватало! Молчать, когда я говорю! С сегодняшнего дня влажная уборка во дворце отменяется. Увижу у кого ведро с водой — выпорю! Полы протираем тряпками, пыль убираем щётками! Свечи на ночь не гасить! Всем понятно?

Разумеется, не всем. Глянула на оробевших дурёх так, что ни одна на ногах не устояла. Так и повалились друг на дружку, ножки у них ослабели от ужаса. Вот теперь всем.

На Лависсу даже кричать не пришлось. Только увидела старуха знакомый отблеск в глазах, только губы поджатые разглядела, сразу прониклась. Всё вспомнила, согнулась чуть не до земли и помелась по кладовкам шустрить, бельё чистое подбирать, шторы новые, балдахин на кровать…  Она всю жизнь при прежней владелице прожила, забыть ничего не успела.

Разом Фиолетовый дворец переменился. Нет, не переменился, к порядку прежнему, устоявшемуся, единственно правильному вернулся. Хватит, набаловались без присмотра. До чего дворец довели, сказать стыдно. Хаханьки, болтовня, шум, гам, воды везде полно, цветов в кадках понаставили, свечи убрали…  Распоясались, негодяи, расслабились. Забыли, каково при строгой власти жить. Мигом вспомните.

Фрегоза стояла на балконе, смотрела вдаль. Заветный ключик висел на груди, не на верёвочке — на цепочке серебряной. Негоже в таких вещах мелочиться, да и зачем, коли всё равно никто с тебя спросить не посмеет.

«Старая ведьма в жизни ничего не понимала. Великую власть имела, а на что потратила — вспомнить стыдно. От жизни во дворце своём как мышь пряталась. Всё потеряла и сама потерялась. Смыли её, как грязь с истоптанного пола смывают. Меня не смоете. Не на таковскую напали!

А книга-то какова! Столько лет лежала — дождалась своего часа. Прочитать только первую страницу получилось. Да больше пока и не надо. Пока и того хватило. Некуда спешить и незачем. Одноглазая в своё время поспешила сослепу, последнюю страницу прочла не ко времени — чем всё кончилось? Нет, я спешить не буду. Я умнее. И глаза у меня два. И на лицо я не в пример приятнее. В зеркало на себя взглянуть не стыдно. А строптивых пугать и без скрюченного носа вполне можно. Глянешь силой фиолетовой — никто не устоит. В старуху высушенную я ещё не скоро превращусь. Лет через пятьсот это случится, если не больше. Эвон сколько дел впереди — дух захватывает, право слово.

А вот, похоже, и Дровосек, правитель наш сердечный, возвращается, ногами своими железными по камням звенит. Уработался, поди, строитель неугомонный. Ну, пусть работает, пусть трудится. Мне он не помеха. Ему до дворцовых забот дела нет. А я перечить ему не буду. Я умнее. Он — правитель, а я — хозяйка всевластная. И пусть только кто-нибудь попробует меня ослушаться. Один на той неделе уже попробовал, Риген, плотник упрямый. Взгляда не испугался, за жёнушку свою плаксивую вступиться вздумал. Напрасно я её, понимаете ли, отругала. Не должна я на неё, видите ли, была кричать за то, что она на кухне кастрюлю с водой опрокинула. Как я её вообще не пристукнула тогда, самой не понятно. А ведь хотелось. Едва-едва руку удержала. А Риген пусть в подвале холодном посидит на одной воде. Пусть посидит, образумится. И другим наука будет. Лишь бы Дровосеку никто не проговорился раньше времени. Да нет, не проговорятся, не посмеют. Припугнула я их основательно. Полезные вещи в книге волшебной обнаружились, очень полезные. А что будет, когда я другие страницы прочту?.. Ух, что будет! Надо спускаться, Дровосека идти встречать. Улыбаться ему, заржавевшему».

Фрегоза тронула ключ, невесело хихикнула.

«А ведь мы с ним теперь, получается, похожи. Оба воды боимся. Проклятие такое на Фиолетовую страну наложено или что? Бастинда растаяла, Дровосек ржавеет, мне теперь тоже умываться заказано…  Ну что поделаешь, за власть великую и плата должна быть немалая. Переживу как-нибудь. Перемаюсь».

Фрегоза шла по дорожке навстречу приближающемуся Дросовеку. Столпившаяся вокруг прислуга молча смотрела в землю. Никто не решался встречаться взглядом с хозяйкой. Какой-то мальчишка по глупости выглянул из-за материнской юбки, поймал фиолетовый отблеск — да так и повалился без чувств на землю. Ничего, через час опамятует, на всю жизнь глупить заречётся.

— Добрый день, уважаемый Дровосек! — заговорила приветливо, поклонилась. Спина не отломится, а уважение выказать не помешает, — А мы уж вас здесь заждались! Дела не спорятся, из рук всё валится, честное слово!

— Вот так, мамочка, всё и произошло. Ну, что ты опять плачешь? Я ведь вернулась. И всё у нас хорошо. Ведь хорошо? Ну согласись, что хорошо! Ты же видишь: я жива-здорова, руки-ноги на месте. Ну, подумаешь, полетала немножко на урагане, по Волшебной стране прогулялась…  Зато есть о чём рассказать. Лучше всякой сказки. А помнишь, ты мне говорила, что волшебниц не бывает? Ещё как бывают, мамочка! И добрые и злые. Нет, злых уже, кажется, не осталось…  Почему я Тотошку на привязи держу? Конечно, мне его жалко. Он такой маленький. Но знаешь — пусть пока привязанный посидит. Так будет лучше, честное слово.

Ну что ты, я ничего не скрываю. Просто не всё хочется рассказывать. Нет, ничего такого, правда-правда. По глазам видишь? Ты, мамочка, прямо, как волшебница у меня. Даже лучше волшебницы, потому что ты меня любишь. Ну, ладно, расскажу, слушай, если ещё не устала. Не устала? А то я тебе тут всё рассказываю, рассказываю, как болтунья какая-нибудь из Розовой страны, а ты мне всё равно не до конца веришь. Конечно, в такое поверить трудно. Мне самой иногда кажется, что всё это во сне произошло. Так странно.

В общем, постепенно я стала замечать, что у Тотошки характер меняется. Как меняется? Ну, портиться немножко начал не в лучшую сторону. Да ты не смейся, это я нарочно так сказала, чтобы тебя развеселить. А Тотошка…  Ты же помнишь, каким он добрым был: если и залает на кого, сразу же хвостиком вилять начнёт, извиняться. А тут то вдруг огрызнётся, то набросится на кого-нибудь ни с того ни с сего…  Я даже подумала, что он, когда в пещере туфельки серебряные искал, что-то там не то съел. Какое-нибудь зелье, которое Гингема для себя варила из змей и лягушек. Она этими зельями, наверное, в себе злость поддерживала, чтобы силу свою не потерять. Вот мне и подумалось, что Тотошка по глупости в один из её горшочков нос сунул. Я ещё тогда внимание обратила, что он фыркает и отплёвывается, словно что-то невкусное ему на язык попало. Но он мне сказал, что в пещере паутины много, и что он в неё случайно залез…  Как он мне мог сказать? Ну, мама, я же объясняла тебе, что в Волшебной стране умеют разговаривать все звери и птицы. Нет, это не шутка, это самая настоящая правда. Вот если бы ты услышала, как Тотошка со мной разговаривал, и как Смелый Лев разговаривал, и белка, ты бы сразу поверила.

Когда Тотошка Страшилу облаял, я не удивилась. Думала, он просто защитить меня хочет от говорящего пугала. Но он потом всю дорогу на Страшилу слегка рычал и держался от него на расстоянии. Затем он зачем-то Железного Дровосека за ногу цапнул. Даже чуть клык себе не сломал. Я понять не могла, почему он это сделал. Он ведь даже не обычных людей никогда не бросался, такой воспитанный пёсик был, а тут сразу — хвать! — и за ногу! Хорошо, что Дровосеку не больно было, и он потом не вспоминал о том, что его кусали.

В следующий раз он отличился в замке Людоеда. Ой, прости! Я не хотела тебя пугать, потому про Людоеда сразу и не стала рассказывать. Я хотела тебе постепенно всё рассказать. И проговорилась. Лучше бы я тоже на время человеческую речь забыла. Молчала бы, как Тотошка, и тебе не пришлось бы плакать. А я ходила бы с таинственным видом и ничего не говорила…  Это не глупости, это я тебя развеселить немного хочу. Всё, уже не плачешь? Ну, слушай. Когда белка помогла мне от верёвок освободиться, мы все сразу бросились убегать. Никто этого Людоеда разрубать не хотел, потому что мы его очень боялись. Он такой огромный и страшный…  И мы почти убежали, но Тотошка взял и укусил этого разбойника за…  В общем, сзади укусил. Людоед, конечно, проснулся, ему же больно было…  Тотошка хоть и маленький, а зубы у него ого какие острые. Ну, толстяк укушенный и бросился за нами в погоню. Мне кажется, он даже про то забыл, что меня собирался съесть, так его Тотошка разозлил. Вот тогда Железному Дровосеку и пришлось его разрубать пополам своим топором. Иначе мы бы не спаслись, потому что Людоед слишком быстро бегает и тот лес очень хорошо знает. А Тотошка даже не испугался, и всё время на Людоеда лаял, даже на разрубленного…  Нет, мамочка, я совсем-совсем туда не смотрела. Потому что очень страшно. Я только одним глазком взглянула, чуть-чуть. Чтобы убедиться, что он за нами больше не побежит.