— Да-да, — произнес он.

— Конец еще не наступил! Мистер э… Напечатайте в своей газете. Жанна д'Арк не знала. Жанна д'Арк. Завистники могут отказать мне… В праве слова. Всегда помните об этом. Право слова. Не уходите, — сказала она, когда репортер попытался подняться; и так резко сказала, что на мгновение он принял этот запрет: — Не уходите. Мне нужно многое вам рассказать. Потом. Вы будете рады.

Пэт снова оказалась на диване в затхлой старой гостиной таверны. Она не понимала, как попала сюда, и Том пытался убедить ее выпить что-то из стакана.

Она села прямо.

— Ничего, ничего. Меня… просто затошнило.

Том сел и стал терпеливо дожидаться, пока ей станет лучше. Внезапный порыв ветра спустился по дымоходу и тряхнул старый дом. Том заметил, что цвет ее лица восстановился.

Особенно неуместной Том считал необходимость нанести последний удар. Патриция, при всей своей худобе и молодости, всегда была внутренне сильной и самодостаточной, в то время как он, уверенный внешне, никогда не был по-настоящему уверен в ее присутствии. Или был лишь однажды, когда желание перевесило уважение.

Это был один из камней преткновения в их отношениях. Патриция в конце концов сдалась, но это не принесло Тому ни утешения, ни удовлетворения. Его злили обстоятельства, выпавшие на ее долю. За два года она потеряла обоих родителей; ее брак распался; привычный образ жизни оказался разрушен, по праву принадлежащие ей деньги достались кому-то другому. Ей пришлось уйти из дома и зарабатывать на жизнь у посторонних людей. Но теперь на нее свалилось нечто еще более ужасное.

Что-то нечестное и нечистое, просто немыслимое. Хотя придется об этом думать. В ближайшие несколько дней и недель это будет занимать все больше места в ее жизни, пока не останется места ни для чего другого. Тогда, может быть, месяца через три или через шесть, пузырь разговоров, суда и огласки лопнет, и она снова будет предоставлена самой себе, опустошенная, брошенная и одинокая. Одинокая, но с клеймом сплетен и слухов, которые прицепятся к ней, как паутина из сточной канавы. Куда бы она ни уехала, слухи потянутся, оставляя несмываемое пятно на ее чистоте и молодости. «А вы знаете, кто у вас остановился, миссис такая-то? Патриция Вил: вы помните дело об отравлении в Фалмуте? Нет, она всего лишь падчерица, но, конечно, это была особенная семья. Я слышала, говорят то-то и се-то…»

Таково ее будущее, если только… Том осознал, что впервые после расставания они остались наедине, и она не пытается убежать. Ему хотелось как-то залечить рану, нанесенную его словами, рану, которая становилась все глубже с каждой минутой размышлений, здесь, наедине с ним в свете лампы. Они остались наедине, но это ничего не значило.

— Когда это закончится… — сказал он. — Это займет время, Пэт, очевидно, потребуется время. Когда это закончится… Ох, я знаю, что сейчас не время; совсем не время. Но у меня может не оказаться другой возможности. — Том тихо сел рядом с ней. Она не ответила. — Это… все эти грядущие неприятности. Мы можем помочь друг другу. В одиночку это трудно преодолеть. С тех пор как умер твой отец, твоя жизнь испортилась; и какое-то время это продлится. А потом… мне поступило предложение о работе в Кейптауне. Всю Южную Африку будоражит. Ей нужны честная политика и честный закон. Я хочу рискнуть. Там мы действительно могли бы начать все заново, по-настоящему заново. Там легче забыть прошлое. Мы оба молоды. Можем все стереть и начать заново.

Его голос, ставший энергичным и трогательным, стих. Том посмотрел на нее.

— Перри, — сказала она. — Он тоже? Он же папин брат. Это труднее всего… понять.

Том привстал, сел на край дивана, подпер голову рукой. Момент был упущен.

Никто из них не знал, сколько времени прошло, прежде чем она произнесла:

— Что заставило… тебя заподозрить?

— Ну… — Он попытался вернуться мыслями к предмету, который так волновал, пока Том не увидел ее. — Дело в твоем отце. Он выглядел как-то неестественно. Так неловко обращался с вещами, как будто кончики пальцев почти потеряли чувствительность. Его кожа. А потом я готовился к одному экзамену по уголовному праву и прочитал кое-что. Сначала я не подозревал кого-то конкретного. Думал, может, он принимает какое-то лекарство. Я… видел его недостаточно часто, и не у кого было спросить.

— Когда это было?

— Я обратил внимание в первый раз, когда увидел его после твоего возвращения.

На площади двое мужчин садились на своих лошадей. Слышно было, как они разговаривают с лошадьми, кричат друг другу, а затем железные подковы зацокали по булыжникам.

— Продолжай.

— Я мог бы сделать больше. Жалею, что не сделал, но тогда я был не вполне уверен. К тому же я поссорился с ним и не разговаривал с тобой. Я дал тебе пару намеков, но ты, естественно, подумала, что я просто пытаюсь тебя напугать, чтобы ты вернулась. Было опасно обсуждать это с посторонними. Я навел кое-какие справки о твоей матери…

— Господи боже! — воскликнула Патриция.

Это был сигнал бедствия. Том крепко сжал ее руку.

— Ох, Том! — произнесла она. — Ох, Том!

Они долго сидели молча. Вскоре по ее щекам потекли слезы.

— Не плачь, Пэт, — продолжал шептать он. — Не плачь, Пэт.

Он заставил себя идти дальше, пытаясь нащупать путь.

— После… после смерти твоего отца я начал размышлять, что должно быть что-то, какая-то причина. Я пошел к его врачу, но он, конечно, ничего мне не сказал. Завещание все объяснило. Тогда я понял, что сомнений нет. Когда твой отец составил это завещание, он подписал себе смертный приговор — прости меня за резкость. Но я обрадовался, когда ты не стала бороться за деньги. Я боялся, что ты станешь следующей. Вот почему я надеялся, что другое завещание не найдут. Вот почему я замыслил план, как убрать тебя подальше от этого дома, подальше от опасности.

— Слава богу, что я с ней еще не встретилась, — сказала Патриция сквозь слезы.

— Наконец, я привлек полицию. Она навела справки в вероятных магазинах. Никаких следов. И тут Энтони дал нам ключ. Однажды он сказал, что делал для нее много покупок. Когда он просмотрел список, мы наткнулись на липкую бумагу от мух… липучку. Он покупал ее в разных магазинах района, дважды в Пенрине, один раз даже в Сент-Мовсе, хотя с конца августа не покупал. Полиция направила запросы по поводу этих покупок и провела анализ. Каждый образец содержит достаточно яда, чтобы убить человека. Получив такие улики, полиция начала действовать.

Том все еще держал ее за руку, и она не пыталась освободиться. Ей нужно было на кого-то опереться в темноте.

— И что полиция будет делать теперь?

— Полиция? До завтра ничего. Они еще не все закончили… еще не провели все исследования.

— Быстрей бы уже наступило завтра, — сказала Патриция наполовину страстно, наполовину испуганно — Быстрей бы уже наступило завтра.

Бен Блэтчфорд и молодой репортер все еще стояли бок о бок у стойки бара, хотя после ухода второго журналиста они почти не разговаривали. Из соседней деревни пришли два шахтера, и их угощали не только пивом, но и красочным рассказом о том, что удалось собрать на берегу. Капитан спасателей, не принимая заметного участия в разговоре, слушал с внимательной улыбкой. Репортер просматривал сделанные записи.

Он почувствовал прикосновение к своей спине и обнаружил, что его коллега вернулся.

— Удачно? — спросил он.

Второй репортер покачал головой и начал протирать очки.

— Безнадежно. Ничего не выудил.

— Так ты ее видел?

— Она не рассказала ничего путного. Сам знаешь, как это бывает: задаешь простой вопрос, а тебе рассказывают историю всей жизни. Про могилы всех ближайших родственников с подробностями, от чего они умерли. Она все ворчала о том, что ее неправильно понимают и никто не любит. Похоже, она запала на этого утонувшего парня. Но как только я заговаривал об этом, она переключалась на что-нибудь другое. Не удалось ее прижать. Мы сварганим какую-нибудь историю, но мне пришлось побыстрее найти какой-нибудь предлог и сбежать.