Энтони растерянно переводил взгляд с одного лица на другое. Как единственный, кого случившееся не касалось, он имел возможность оценить ситуацию. Впрочем, «оценить» — не то слово, он испытывал горячее сочувствие к девушке на диване. Когда адвокат заговорил о ней, Патриция побледнела так, что, казалось, вот-вот соскользнёт на пол в обмороке.

Энтони был возмущён завещанием дяди. Хотя он был недостаточно взрослым, чтобы рассуждать об этической стороне вопроса, он чувствовал горькую несправедливость того, что такие желчные замечания сделаны дядей посмертно, без возможности уточнений или поправок. Никто не вправе разбрасываться такими жестокими обвинениями, оставлять пятно там, где уже не ответить и не удалить. Это был нечестный приём, и особенно из-за беспочвенности обвинений. Ведь Патриция оставила мужа, чтобы ухаживать за отцом, и находилась с ним до последней минуты. И казалось, вражды между ними не было. Ей одной в последние две недели, когда уже слёг, он мог доверять небольшие деловые поручения. И она…

— Какая на этом завещании дата? — спросила Патриция.

— Двенадцатое апреля текущего года.

— Слава Богу! — сказала девушка.

На мгновение Энтони наморщил лоб, а потом вспомнил, что в апреле в отношениях Прокуренного Джо с дочерью случилось некоторое охлаждение из-за судебного дела и в дальнейшем её замужества. Она…

— Я считаю это исключительно возмутительным! — объявила тётя Луиза, вдруг начав стряхивать пушинки со своего кресла. — Исключительно. Никогда не слышала ничего подобного. Постараться оскорбить всех своих кровных родственников, а потом всё оставить жене. Это неправильно. Совершенно несправедливо. — Она резко окинула комнату злобным взглядом. — Не боюсь сказать, что совершенно не удовлетворена!

— Тише, тише, Луиза, — произнёс дядя Перри. После первого всплеска негодования, он, казалось, начинал принимать свою неудачу на обычный философский манер. Всё для Перри было «легко добыто — легко прожито». — Поворачивай на другой курс. Что теперь толку плевать против ветра. Все мы догадывались, что о нас думает Джо, вот теперь, чёрт возьми, и узнали! Недовольство высказано, но что оно против завещания? Я беру часы, ты — семейную Библию. И на этом всё.

— Не уверена, — произнесла сквозь зубы тётя Луиза. — Дело ведь не только во мне, хотя я тоже весьма недовольна. Но Патриция! Посмотри, как он с ней обошёлся!

— Обо мне не тревожьтесь, тётя Луиза, — сказала девушка, взгляд прекрасных глаз потемнел. — Даже будь теперь у меня его деньги, я бы их не коснулась.

— Но ведь что-то же наверняка можно сделать! — мисс Вил перевела взгляд, до того момента направленный на тётю Мэдж, на бородатого стряпчего. — Слушайте, мистер Коудри. Завещание, которое вы только что огласили… оно явно сделано в приступе гнева, когда Джо, мой брат, рассорился с дочерью. Через месяц они опять примирились и вполне ладили. Разве это не следует принять во внимание? Как насчёт более ранних версий его завещания?

Мистер Коудри затряс бородой.

— Условием каждого завещания является отмена всех предыдущих. Если только он не сделал другого, это волеизъявление должно вступить в силу, мисс Вил.

— Ну, а что насчёт более позднего? Есть оно? Кто-нибудь искал? Обшарили дом? Или, может быть, он доверил его какому-нибудь другому стряпчему? Я отказываюсь принимать это, пока как следует не поищут.

— Я искала, — произнесла тётя Мэдж, в первый раз за всё время. Она снова прикрыла глаза. — Везде…

— Может быть и так, но…

— Тётя Луиза, — негромко заговорила Патриция. — Если вы это ради меня, не стоит. Без сомнения, папа дал мне то, что я заслужила. Если он так решил — ну что ж, я готова принять его волю.

— Разумеется, ты готова! — даже нос мисс Вил от возмущения побелел. — Ну, а я вот нет. И тебе должно быть стыдно за себя, Пэт! Я-то думала, ты сильнее духом. Состояние твоего отца, если он стоил хоть фартинг, должно быть, тысяч пятнадцать-шестнадцать фунтов, а может и больше. Эти деньги не должны уйти из семьи. Это деньги Вилов, и они должны остаться у Вилов…

— Миссис Вил, — мрачно вставил мистер Коудри, — как вы знаете, супруга покойного.

— Супруга! А два года назад была у него кухаркой! Да она ему и не жена. Настоящая жена Джо, мать Патриции, скончалась и похоронена. Ну какая жена из служанки? И вообще — откуда она взялась? Пока она не нанялась к Джо в кухарки, никто в Фалмуте её и не знал. И она не Вил…

— Придержи коней. — дядя Перри похлопал её по руке. — Подняла такую бучу, сестра. Ничего хорошего не добьёшься, если не перестанешь плеваться желчью. А закон есть закон, и всё тут. Научись, как я, принимать разочарования с улыбкой. Я не делаю вид, что доволен своей долей наследства, но ведь с этим ничего не поделать. Мы с тобой в одной лодке, и нет смысла вставать и плевать против ветра…

Тётя Луиза раздражённо оттолкнула его руку.

— Говори только за себя, Перри. У тебя свой способ примириться с совестью, у меня свой.

— Вот об этом я и толкую, сестра. Предоставь Патриции самой разобраться с её делами. Я уверен, без дома она не останется, верно, Мэдж? Ну конечно, нет. Кроме того, она замужем за богатым и красивым молодым человеком, он сумеет о ней позаботиться. На твоём месте я бы…

— Паршивая овца, — сухо произнесла тётя Луиза. — Ты всегда был паршивой овцой, верно, Перри? Если хочешь знать, я тебе доверяю, лишь пока вижу. Я здесь не для того, чтобы разбрасываться обвинениями, но, возможно, ты считаешь, что ещё неплохо отделался…

Пенсне тёти Мэдж наконец шевельнулось.

— Я пыталась, — сказала она. — Гостеприимство. Манеры. Доколе мне это терпеть? Мой собственный дом…

— Вот как, ваш собственный? По любым законам это дом Патриции, и у Джо нет права её отлучать. Я уверена, существует более позднее завещание, нужно только его найти.

— Сомнительно…

— Дорогая мисс Вил… хрр… хм, умоляю вас, успокойтесь. Ничего неестественного в том, что мужчина…

— А что скажешь на это ты, Питер? А ты, Эмма? Завещание это Джо писал не в здравом уме. Вы мне поможете его оспорить?

Питер потянул за кончик уса.

— Хм, не могу сказать, что полностью удовлетворён. Но если связываться с законами, все деньги законникам и уйдут. Так было, когда я подал в суд из-за той коровы. Они не добиваются чего-то для вас, а отнимают…

— Мы этого не хотим, — торопливо заговорила Полли-Эмма. — Уж поверь, не хотим. Что до меня, я и не ожидала большего, чем получила. Я редко виделась с нашим дорогим Джо за долгие годы, и лишь в прошлом месяце муж сказал, что надо бы его навестить. Но я ответила, что когда Джо так болен, это будет выглядеть попрошайничеством. Просто нищенство — вот как я сказала — приставать к моему дорогому кузену после всех этих лет, да ещё когда он так болен, так я и сказала.

— Намёки… — сказала тётя Мэдж, нависая над тётей Луизой. — Не нравится. В собственном доме…

— Всего лишь кухарка, — как задиристый петух продолжила тётя Луиза. — Кухарка незнамо откуда, которая втёрлась ему в доверие. Откуда вы? Уж я постараюсь, вам это с рук не сойдёт!

— По праву, — произнёс Питер, — он должен был бы оставить что-нибудь моему старшенькому. Мой старшенький — его крестник. Ему в январе исполнится восемнадцать, и небольшая поддержка ему пригодилась бы. А Джо за все годы ни разу не сделал ему подарка, правда, Кристина иногда вспоминала. Немного…

— Ну, мы-то точно никогда его не беспокоили, — ответила Полли-Эмма, — разве что муж мог перекинуться парой слов, если встречал Джо на улице. Я думаю, состоятельным людям не нравится, когда их беспокоят. Но Альберт, знаете, он такой гордый, не станет лизать ничьи сапоги.

— Любые меры, — с трепетом произнесла тётя Мэдж. — Любые, какие считаете подходящими…

— Что ж, кроме мистера Коудри в городе есть и другие стряпчие, и я не стану скрывать, что намерена проконсультироваться у кого-то из них. Считаю, не сделать этого было бы полным пренебрежением долгом. Могу вам сказать, что не одна я, но и все в этом городе будут того же мнения, что это… это недопустимое давление…