— Может, парень?

— Ну, я мог бы догадаться об этом, коли б знал, что на борту был еще один мальчик, кроме Майка. А она ответила, визгливо и с хрипотцой: «Говорю тебе, он шел за мной наверх!» Потом Питер увидел команду спасателей на скалах, и следующие десять минут я наблюдал за ними слишком пристально, чтобы обращать внимание на Перри Вила. Но когда взглянул в следующий раз, он был все там же и смотрел на нее так, словно все десять минут не шевелился. Просто уставился на нее, я уж было решил, что его хватил удар. Он не смотрел на падающие в море ракеты. Только на нее. Потом подполз О'Брайен и сказал: «Шансов мало, ребята. Если судно разобьется, тут уж каждый за себя. А Перри посмотрел на него, как во сне, его лицо дернулось, а потом он снова посмотрел на миссис Вил, и когда О'Брайен отполз, выкрикнул тот же вопрос, хотя ее захлестнуло волной аж по пояс. А когда вода отхлынула, ничего не ответила, а просто окинула высокомерным взглядом. И тогда…

— Мне это знакомо. Пару месяцев назад она наградила меня таким взглядом, когда поднялась на борт.

— Вот тогда его прорвало. «Боже всемогущий! — заорал он на меня, и море окатило нас словно каменными осколками. — Я не хочу быть рядом с этой сукой. Понимаешь? Не хочу. Боже всемогущий! С меня хватит. Боже всемогущий, я не с этой сукой!» А рожа прям как у Тима Чадли, когда он впал в белую горячку. И тут он перестал держаться, хотя мы как раз ждали новую волну, и пополз на корму вслед за О'Брайеном. Удивительно, но eго не смыло как малька, он добрался до кормы, и именно тогда ты увидел, как он спорит с О'Брайеном.

Когда Маллет закончил говорить, наступила тишина. Оба задумчиво и с благодарностью затянулись трубками. Андерсон всегда мыслил медленно, но в результате все же приходил к определенными выводам.

— Думаю, между этими двумя что-то было, — сказал он наконец. — Вряд ли с Перри Вилом стряслось такое из-за белой горячки.

Над баром таверны был длинный пыльный коридор с поворотом посередине, и он вел в номера гостиницы. И примерно в то время, когда репортер в очках подумывал выскользнуть из бара и взять интервью у миссис Вил, из одной комнаты вышла высокая и стройная девушка, мягко закрыв дверь, чтобы не потревожить спящего. Она была в длинном сером платье и серой шляпке с вуалью, но без пальто. Она прошла по коридору и, приподняв уголок юбки, быстро сбежала по темной лестнице, проскользнула мимо бара и направилась в кухню.

Миссис Николс оторвалась от вязания крючком и спросила:

— Он уже проснулся, мисс?

— Минут пять назад. Я решила, что он захочет перекусить, и подумала, не смогу ли приготовить кашу. Ведь именно об этом говорил доктор?

— Думаю, да. Но ты сиди, дорогая, я приготовлю. Нет-нет, нисколько не трудно. Ты, небось, утомилась ехать всю дорогу в повозке Джесса Парсона. Удивительно, как не испачкалась. Нет-нет, я сама. Удивительно, в старой повозке Джесса Парсона такая грязюка!

— Я рада, что меня подвезли, — сказала Патриция.

— Ну да… уж наверное, вы страсть как перепугались, когда узнали о кораблекрушении. Но беспокоиться ни к чему. Утром всё будет в полном порядке. По крайней мере… Ужасная трагедия, что мистер Витсит утонул. Ваш родственник, да?

— Дядя.

— Бог ты мой, горе-то какое. Вот скверные дела. Бедная, несчастная душа.

Пока готовилась каша, разговор продолжался. Ошеломленной и неуверенной в себе Патриции приходилось отвечать на вежливые вопросы женщины, помешивающей кашу. Девушка пробыла здесь всего час, и большую часть времени просидела возле кровати спящего Энтони. Подальше от посторонних взглядов, которых ей как раз больше всего хотелось избежать. Ей сказали, что мачеха тоже спит, поэтому Патриция еще не видела ее. В любом случае, у нее возникло странное нежелание видеть Мэдж, пока сначала не поговорит с Энтони и не узнает подробнее об этом неожиданном путешествии. Странно, что в такой переломный момент она зависела от Энтони. Патриция чувствовала, что от него узнает правду без всяких хитростей и отговорок. А в правде она нуждалась сейчас больше всего на свете.

Ей рассказали, каким образом Энтони удалось выжить, и хотя его осмотрел врач, она хотела убедиться, что мальчик серьезно не пострадал.

Каша была готова, Патриция взяла ее из рук миссис Николс и вышла в узкий коридор, ведущий к лестнице. Когда она дошла до поворота, чтобы подняться по лестнице, в отдельную дверь гостиницы вошли двое мужчин и разговаривали с домовладельцем Николсом, которого вызвали из бара. Пэт прижалась к перилам и начала подниматься по лестнице. Но один мужчина безошибочно узнал ее даже в сумраке коридора. Она услышала, как он пробормотал извинения и бросился за ней по лестнице. Он поймал ее на повороте лестницы.

— Пэт…

— А, Том…

Она повернулась к нему — наполовину вызывающе, наполовину защищаясь.

— Что ты здесь делаешь, Пэт? Тебя ведь не было на судне? Я…

— Я узнала сегодня днем. Энтони написал мне письмо. Я сразу же приехала. Ведь они мои родственники, верно?

Она говорила тихо, без всякого вызова.

— Ты видела Энтони?

— Как раз несу ему кашу, — сказала она и шагнула на следующую ступеньку.

— Пэт, я хотел бы с тобой поговорить. Мы можем куда-нибудь пойти?

— Мне сейчас некогда. Надо отнести кашу.

— Отнеси ее и возвращайся, ладно? Мне нужно с тобой поговорить.

Том говорил так же тихо и серьезно, как и она. Они общались не как незнакомцы, а как люди, которые знают друг друга много лет. Он снял шляпу, и его волосы блестели в тусклом свете.

— Я должна остаться с ним. А кроме того…

Она не закончила фразу, но Том понял.

— Может, тебе и нечего мне сказать, но…

Патриция колебалась.

— Ох, не подумай, что…

— Я тебя подожду.

Пэт вошла в спальню и обнаружила, что за это время Энтони снова заснул. Она подождала пять минут в надежде, что он проснется и даст ей повод не возвращаться в коридор. Когда ничего подобного не случилось, она накрыла кашу тарелкой и вышла из комнаты.

Том стоял все там же.

— Здесь есть что-то вроде гостиной, — сказал он. — И там пусто.

Патриция последовала за ним в маленькую комнату в конце коридора. Настольная лампа в углу светила древним желтым светом, как будто горела веками. В комнате пахло плесенью и несвежей лавандой.

Патриция подошла к окну и нервно уставилась на площадь, где были привязаны лошади, а люди собирались в группки и разговаривали в подсвеченной звездами ветреной темноте. Том смотрел на нее и пытался придумать, как лучше выразить то, что предстояло сказать.

Но все заготовленные речи мгновенно позабылись, едва он увидел Патрицию. Молодые люди не встречались несколько недель, и Тому уже казалось, что прежние чувства остыли, но вот она оказалась перед его глазами, и всё остальное уже не имело значения.

— Уже прошло несколько недель, — слетели с губ мысли. — Уже несколько недель… Как поживаешь?

— Прекрасно, — сказала она почти неслышно. — Благодаря тебе.

— Мне…

— Да. Мисс Гоуторп не рассказала, что она твоя кузина.

— А… — Том колебался, не совсем понимая тон ее голоса. — Так ты об этом знаешь?

— Узнала на этой неделе. Любезно с твоей стороны устраивать мое будущее.

Теперь он понял, что его «любезность» не оценили.

— Откуда ты узнал, что я ищу работу? — спросила она.

— Просто услышал.

Он не собирался выдавать Энтони.

— Вчера я сообщила, что увольняюсь.

— Ты… но почему? Мисс Гоуторп вполне тобой довольна.

— Мне следовало знать, — сказала она с горечью, — что меня бы не наняли без рекомендаций. Спасибо, что стал моим покровителем.

— Что за чепуха? Мисс Гоуторп нуждалась в надежном человеке. Случилось так, что я кое-кого знал. Она не взяла бы тебя и не держала, если бы ты не справлялась. Незачем увольняться. Нелепость.

— Я часто нелепа.

— Увидеть тебя сейчас, после стольких недель… Оживают… все старые надежды и мечты. Для меня, Пэт, никогда не будет никого похожего на тебя. Я пытался взглянуть на это иначе, но все бесполезно.