Я прогуляла целый учебный день: никак не могла прийти в себя после блуждания в туманных трущобах. Оксана все же пошла в школу. Я удивлялась тому, что подруга была не так напугана, как я. Казалось, даже Влад боялся больше.

Рано утром Оксана заявила, что отправляется домой (подруга жила в соседнем дворе), чтобы собрать вещи и пойти в школу. Сколько она ни старалась убедить меня пойти с ней, я отказывалась. Мне страшно было даже вылезти из-под одеяла.

Влад остался со мной. Он не очень-то любил нарушать правила: поворчал, что ему влетит за прогул, но все равно никуда не пошел. Заметив, что я не спешу вылезать из постели, друг приготовил завтрак и принес его прямо в кровать.

– Как романтично, – усмехнулась я. – Спасибо.

Хорошо, что Оксана этого не видела. Опять бы заговорила о том, что мы с Владом не можем быть просто друзьями.

В четвертом часу Влад вытащил меня из дома погулять по осеннему парку. Друг в точности знал, какую обстановку создать, чтобы я расслабилась.

Парк преимущественно состоял из берез. Основная часть пожелтевшей листвы давно легла ковром на холодную землю, но на нижних ярусах деревьев все еще шелестели оранжевые листочки.

Неширокая асфальтная дорожка уходила далеко вперед, теряясь в пучине горизонта темно-мандаринового цвета. Пахло мокрой листвой.

На меня нахлынули воспоминания из детства. Из тех самых лет, когда я пару раз в неделю ходила в лес, который являлся неким местом моей силы. Сердце сжалось от тоски, навеянной тенью прошлого. Я в очередной раз порадовалась, что спустя три года научилась жить со своими душевными изъянами и мне не так тяжело, как тогда.

– Как ты справлялась летом? – спросил друг, заметив мой меланхоличный взгляд.

Мы медленно пошли по бесконечной дороге.

– Нормально, – неопределенно ответила я и, немного помедлив, решила дать более развернутый ответ: – Меня приободряют мысли о том, что это последний учебный год. Потом мы поступим в университет, я буду жить отдельно от мамы и попытаюсь наконец разобраться, что со мной не так.

– Аня…

Влад всегда поддерживал меня, готов был оказать моральную помощь. Но друг страшно боялся того, сколь глубоко в мою душу пустило корни безумие. Он надеялся, что я просто в один день справлюсь со своей ненормальной манией.

– А если не разберешься? – Влад умоляюще посмотрел на меня. – Что ты вообще собираешься делать?

– Разберусь, – твердо ответила я. – Психология – далеко продвинувшаяся наука, знаешь ли…

– Ты все-таки идешь на этот факультет, да? – расстроенно спросил друг. Я кивнула. – Но, Аня, ты же прекрасно пишешь. Тебе самое место на этой специальности.

Комплимент друга был приятным, однако плохо скрывал свое назначение.

– Напомню, что я начала писать, не зная, куда деть свои неуемные идеи. Проза – лишь способ ненадолго утихомирить разбушевавшееся сознание. Направление психология поможет мне получить именно те знания, неимение которых приводит меня к писательству, – объяснила я лекционным тоном.

– Хорошо, Анна Дмитриевна, – хохотнул Влад. Я тоже улыбнулась.

Влад прекрасно знал, что со мной не все в порядке. Знал с тех самых пор, как мы познакомились. Разница лишь в том, что тогда он был ребенком, и не понимал, насколько серьезна моя проблема

– Ты… ты… Ты уже записала себя в отряд психически больных, да? – дрожащим голосом спросил друг.

– Ну… пока нет, – неопределенно ответила я.

Влад застонал.

– Не обманывай меня. Ты так зациклилась на мысли о том, что с тобой что-то не так, что в итоге пропускаешь всю свою жизнь. И вместо того, чтобы перестать считать себя белой вороной, ты планируешь изучать психологию с целью понять, в чем же твой дефект. Которого, на мой взгляд, абсолютно нет! Ты так ищешь ответ на вопрос, почему ты отличаешься от общества, а я считаю, что ты совершенно нормальная, такая же, как все мы, – выдал друг эмоциональную тираду.

Я сделала глубокий вдох. Что ж, Влад в корне не понимал мою проблему.

– Понимаешь, в том-то и суть: я не хочу быть как все! Меня раздражает тот факт, что наша (ладно, моя) жизнь предопределена. У моего организма есть набор определенных функций и признаков, на которые если я и могу повлиять, то в незначительной степени. Я знаю, что однажды я умру от старости или от какой-нибудь болезни. Что примерно к тридцати пяти годам я замечу, как мое тело начнет увядать, и все, что мне позволено с этим делать: наблюдать. Что касается духовной части, меня тошнит от всего человечества. Я люблю тебя, люблю Оксану и Марину, но я никогда еще не встречала человека, мыслящего, как я. Все такие… одинаковые. Все мое нутро отторгает этот мир.

– И все это тянется с детства… – напомнил Влад.

– Да. Когда я была подростком, я думала, что эзотерические учения помогут мне уйти в мир, который мне подходит. Я ничего не понимала, потому что, согласись, двенадцать-тринадцать лет – очень мало, чтобы уметь проводить качественный самоанализ и выяснять, откуда у меня такие желания. Все, что занимало мою душу и разум, это мания получить тайные знания, потому что они могли бы сделать меня такой, каким не сможет стать никто другой.

– Почему так важно отличаться? – спросил Влад.

– Я не знаю. Все, что я помню – у меня однажды возникло стойкое отвращение к реальному миру. Он давал мне только боль. И это не проходит с годами. Я чувствую себя… сломленной. Как будто меня по ошибке забросило не туда, и я, ослепленная дезориентацией, вынуждена лишь существовать, – увидев выражение тоски на лице Влада, я поспешила объяснить: – Так не всегда. Но оно постоянно где-то здесь, на фоне…

– Ты говоришь, что тебе не нравится этот мир. А какой нравится? – с трудом скрывая дрожь в голосе, цеплялся за ниточку оптимизма Влад.

– Такого нет, – я удрученно вздохнула. – Знаешь, мне нравятся миры, в которых нет границ, в которых ты можешь выражаться как тебе угодно, быть, кем хочешь. Из-за этого я так любила – и люблю – фэнтези, – я немного помолчала и добавила: – Но, к сожалению, я вынуждена довольствоваться предлагаемой мне серостью.

– Но ведь все, о чем ты говоришь, можно осуществить и в нашем мире.

– Ты прав, – ответила я, и Влад округлил глаза. – Но я не хочу. Не здесь. Я вынуждена выбирать из того, что дают. Например, отсидеть полдня на уроках, суть половины из которых до меня совершенно не доходит, и слушать замечания туповатых одноклассников, либо прогулять и поругаться с мамой. Учиться в университете, потом работать или стать отбросом общества. Выйти замуж за посредственного идиота или остаться одной на всю жизнь.

– Но…

– Нет, Влад! – внутри меня плескалось отчаяние. – Я не могу. Не могу довольствоваться этими границами. Если ты хочешь сказать, что все может быть лучше, чем я думаю, я не соглашусь. Я вижу, как живет моя старшая сестра, вижу, какие люди меня окружали по мере моего взросления, вижу, какой у меня выбор из потенциальных кандидатов на «вместе и навсегда» и все это – просто полный отстой!

Я часто и глубоко дышала, на глазах появились слезы. Ну зачем Влад разворошил это осиное гнездо?!

– Это все из-за детства, да? Из-за того, что над тобой издевались? – неожиданно спросил друг.

Внутри меня все сжалось. Я ненавидела говорить о детстве. – Что ты имеешь в виду? – огрызнулась я.

– Ну… – Влад понял, что выразился слишком грубо, и уже сделал тон более дружелюбным. – Тебя обижали, и обычных человеческих сил тебе не хватало, чтобы за себя постоять, вот ты и стала думать о том, что этот мир – лишь мусор, в котором не может быть ничего хорошего.

– Такие мысли у меня мелькали и до того, как меня начали дразнить. Может быть, это прошло бы со временем, я бы просто об этом забыла. Но когда началась травля, я пряталась в книгах о людях с магическими способностями. И что я там видела? Что у них-то достаточно сил постоять за себя. Короче говоря, обидчики лишь закрепили во мне желание радикально отличаться от людей.