Я редко их видела. Если быть точнее, отца не видела вообще, они с мамой развелись, когда мне было десять. Мама вышла замуж за другого мужчину – Олега. С Линой они отлично поладили, а вот младшая сестренка Аня была слишком странная, чтобы пытаться найти к ней подход.

Мама обеспечивала меня материально, решала проблемы, которые я просила решить, но моральная поддержка ограничивалась вопросом: «Как дела?». Она не знала ничего о моем душевном состоянии, ей были чужды глубинные эмоции. Лина пошла в нее. Они были абсолютно «нормальными», я была дочерью с тараканами в голове, которые «пройдут со временем», – так говорила мама.

Сейчас она и Олег живут в Нижнем Новгороде из-за работы отчима. Изредка они приезжают сюда, в Киров, повидаться со мной и Ангелиной. В мои десять мама решила, что я уже достаточно взрослая, чтобы оставить меня на едва ставшую совершеннолетней сестру и приезжать по выходным (а то и реже).

Мама говорила, что это необходимо для того, чтобы улучшить наше материальное положение. У нее это получилось. Но стоит ли объяснять, чего я стала лишена?

Спустя десять минут осознав, что в голову все равно лезут разные неприятные мысли, я включила телевизор, надеясь под бормотание ведущего новостей погрузиться в сон. Убавив звук до минимума, я повернулась на бок и накрылась одеялом.

Из приятной дремоты меня вырвал обеспокоенный голос репортера, описывающего подробности ужасного события.

– …было найдено тело местной девушки, ученицы старших классов. Полиция утверждает, что это убийство. Тот, кто совершил преступление, нанес девушке длинный глубокий порез на шее, а затем оставил ее умирать. Единичный случай, или стоит приготовиться к серии убийств?

«Единичный случай, или стоит приготовиться к серии убийств?» – звучал в моей голове голос репортера, пока я в ужасе ворочалась в кровати.

Я только начала дремать, опустив голову на руки, сидя за партой, как голос, раздавшийся над моим ухом, вернул меня в рутинную реальность.

– Чего спишь? – спросил Денис.

Денис Смирнов – мой одноклассник. Единственное, что нас объединяло – школьная парта. Мы вполне ладили, но даже приятелями нас нельзя было назвать.

– Пытаюсь отвлечься от сборища приматов, – я кивнула в сторону парней из нашего класса, занимающихся какой-то ерундой и издающих раздражающие звуки, – но ты лишил меня этого удовольствия.

– Я разбудил тебя на цирковое представление, так что, скажи спасибо, – ответил Денис нарочито громко, так что надоедавшие одноклассники замолчали. В нашем классе это было нормальным явлением – одни были задирами, другие терпели их выходки.

Денис усмехнулся. Я проигнорировала его выпад в сторону парней. Пусть он и был не прав, задирая ребят, я в такое никогда не вмешивалась: хватило мне быть в центре внимания в прошлой школе.

Денис опустился на соседний стул и уже хотел продолжить высмеивать «приматов», как в класс вместе со звонком зашла наша классная руководительница. Анастасия Викторовна – пожилая полная женщина, на которую, казалось, однажды упал груз какой-то эмоционально травмы, и теперь эта женщина всегда выглядела уставшей. Учительница вела русский язык и литературу, и у нас сейчас как раз был ее урок. Но, взглянув на нее, я поняла, что нас ожидают какие-то новости.

Анастасия Викторовна, не дождавшись, пока все рассядутся по местам, с ходу начала говорить:

– Конечно, сейчас не начало учебного года, но так получилось, что с сегодняшнего дня в нашем классе станет на одного ученика больше, пожалуйста, отнеситесь к этому с пони…

Дверь распахнулась, заставив учительницу замолчать.

В класс вошла девушка. Ее полностью скрывала тень, и все, что удалось разглядеть: шла она размеренно, важно. В этой едва ли не ленивой походке узнавались превосходные манеры. Девушка вышла из тени.

Тут-то все чуть не попадали в обморок.

Я не преувеличиваю. По классу прошлось дружное «ах!». Женская половина класса заплыла от зависти (включая меня). Мужская – от переизбытка эмоций.

Она казалась миражем, творением великого художника, которого вдохновило что-то неземное. Первое, на что я обратила внимание: жесткий взгляд, дополняемый идеальными темными острыми бровями. Лазурного цвета глаза так и манили не отрываться от них. Девушка бегло осмотрела класс, конкретно ни на ком не задерживаясь. Вообще, складывалось впечатление, будто она не считает меня и моих одноклассников за людей. Новенькая закончила свой презрительный осмотр и повернулась в профиль к Анастасии Викторовне.

Такой ракурс незнакомки был ничуть не хуже. Клянусь, на купюрах давно пора было печатать именно этот профиль. Прямой нос, чуть вздернутый к кончику, что придавало лицу шарм. Губы, складывающиеся в идеальную, желанную форму. И цвет лица такой нежный: цветочно-белый. Кожа без единого изъяна, туго натянутая на выточенные скулы. Аккуратные, легкие волны цвета воронова крыла струились по плечам.

– Добрый день, – звучно промолвила незнакомка, глядя в глаза учительнице.

Я заметила, что высокомерия у нее не поубавилось, а голова ее держится все так же гордо и высоко.

Анастасия Викторовна сначала что-то проворчала себе под нос, затем тяжело вздохнула и встала со своего места.

– Дети… – начала учительница, но это больше было похоже на карканье помирающей вороны, поэтому Анастасия Викторовна откашлялась и начала заново: – Дети, это… ваша новая одноклассница Волкова Катерина. Надеюсь, вы все подружитесь с ней, а теперь перейдем к Булгакову. Катя, займи свободное место.

Катя мило улыбнулась учительнице – парни уже, должно быть, в отключке – и заняла свободную парту.

Фигура у этой Волковой тоже была хороша. И сильно походила на мою. Она казалась совсем хрупкой из-за ярко выраженных ключиц, соединяемых ямкой формы полукруга. Рост под метр семьдесят. Широкие бедра не гармонировали с едва выраженной грудью, но это выглядело личной особенностью тела девушки и совершенно не убавляло привлекательности, а наоборот – создавало уникальный образ. Талия была такой тонкой, что страшно было представить, как можно обнять Катю, не сломав ей при этом позвоночник. На длинной шее висел небольшой кулон, отливающий то ли бордовым, то ли рубиновым цветом. Украшение привлекло мое внимание. Оно представляло собой серебряную цепочку, держащую неизвестный мне овальный камень. Дорогая, наверное, штука.

Я невольно поежилась, когда Катя проходила мимо меня. Ну вот, она была уже мне неприятна, так что мой разум внушил себе, будто от нее исходит нечто отталкивающее. А может, просто стоило меньше завидовать.

Новенькая села за последнюю парту, и Анастасия Викторовна перешла к ведению урока.

– Я всего лишь легла на пару часов позже обычного, а у меня ощущение, будто я вчера напилась и сегодня получила похмелье, – жаловалась мне Оксана на большой перемене между третьим и четвертым уроком. Мы столкнулись в одном из коридоров.

– А у меня ощущение, что год будет крайне веселым, – хмурясь, перевела я тему, добавив чересчур много сарказма в последнее слово.

Оксана потерла виски.

– В чем дело?

Я слегка прикусила нижнюю губу, раздумывая, в чем действительно дело. В зависти? Немного поразмыслив, я отбросила это занятие и выпалила, что было на уме:

– У меня в классе новенькая. Ты бы видела ее, – я инстинктивно сложила руки на груди – жест, означающий, что я сердита. Готова поспорить, щеки мои слегка надулись.

Оксана вмиг встряхнулась.

– Так значит, это правда… – пробормотала она себе под нос.

– Правда что?

Оксана молча взяла меня за руку и потащила через всю школу. Я, как ребенок, шла за ней по этажам. Я на голову выше подруги, и зрелище того, как она ведет меня за руку, было довольно забавным.

– Пришли, – объявила Оксана после минутной ходьбы за ручку по школе.

Я оглянулась по сторонам. Третий этаж. И что?

– Не туда смотришь, – ответила Оксана на мой последний вопрос, который я, оказывается, произнесла вслух, и повернула меня лицом совершенно в другую сторону. Я снова хотела начать возмущаться, но закрыла рот, потому что… Уже не могла ничего сказать.