— Мы не остановились, сбрасывая атомную бомбу на Хиросиму, а тут речь идет не о сотне тысяч подобных нам людей, а об одном насекомом. Генерал Томас сообщает, что все прилетевшие на Землю особи бесполы. Вроде рабочих пчел или муравьев. Так чего мне, президенту Соединенных Штатов, церемониться с какой-то козявкой, к тому же нарушившей наше воздушное пространство.

Так была решена судьба командира Коэна с его миссией предотвращения взаимоистребления обнаруженных на планете разумных существ. Но были ли они вполне разумны?

Ни о чем не подозревая, Коэн ждал своей участи, находясь в кислородной камере одного из военных госпиталей близ Атланты.

И он думал о своей Коэлли и обо всем, что предшествовало случившемуся.

Они сидели тогда, отец и дочь, на берегу моря. На песчаную отмель набегали волны и, как бы закипая седой пеной, откатывались с шипением назад. И рядом о ближние скалы валы разбились, взлетая белыми фонтанами. Но скоро их не стало видно. Доносился только несмолкающий шум прибоя. Над горизонтом зажглись первые звезды.

Коэлли зачарованно смотрела на них:

— Созвездий дальних россыпь золотая! Когда я девочкой была, хотела верить, что моя мама там и смотрит на меня из невозможной дали, — и она продолжала задумчиво: — И вдруг теперь я узнаю, что ты, единственный, заботливый и нежный, меня покинешь ради звезд. Как это пережить, не знаю.

— Лететь к планете, где бедствие грозит, повелевает долг. Ему противиться никто не может. Тебя оставить одинокой я тоже не могу и потому привел тебя сюда на берег моря.

— Да разве успокоит меня шелест волн иль взлеты пены белой?

— Конечно, нет, моя родная. Я должен рассказать, как я пошел в Совет наш Высший и там признался, что не могу с тобой расстаться.

— У Высшего Совета нет дел других как помогать какой-то там девчонке?

— В том власти высшей подлинная суть. Там поняли меня и предложили участвовать в полете дальнем нам двоим.

— И мне лететь? Неужели нужен там балласт никчемный?

— Эксперимент намечен дерзкий. И ты, и я удвоиться должны.

— Понять как утешительную шутку?

— Принять всерьез и дать согласие на копию свою.

— Чтобы была еще одна Коэлли?

— Ты будешь нераздельной с нею, хотя она всего лишь биоробот.

— Не все я поняла, но чтобы не расстаться и быть с тобой, на все, на все согласна! Но как прожить века. полета? Нельзя ж лететь скорей луча.

— Тебе попробую все объяснить. Вселенная созвездий и галактик замкнута, хоть беспредельна, и потому цель дальняя близка.

Волны все так же мерно шумели, когда отец и дочь мысленно уносились в бесконечность.

Коэн снял с себя пояс, свернул его кольцом и, соединяя концы, один их них перевернул. Потом попросил дочь взять пояс в любом месте большим и вторым пальцами руки и самым маленьким шестым пальчиком другой руки провести по верхней поверхности пояса начиная от второго пальца, зажимающего пояс сверху.

Коэлли выполнила это и, завершив круг, коснулась шестым пальчиком своего большого пальца другой руки, оказавшись под вторым на внутренней поверхности кольца. И так было в любом месте свернутого так пояса, сколько она ни повторяла опыт.

— Как в сказке дивной! — радостно воскликнула она. — Пусть долог путь луча меж звезд. А вот сквозь пояс — всюду рядом.

— Да, поясу Вселенная подобна. И бесконечны дуги, ведущие в созвездиях к цели, но краток путь сквозной.

— Для кораблей, по космосу плывущих?

— И для биосвязи с ними.

— И для полета надо, чтоб я… и биоробот стали бы едины? И будет он умней меня?

— Тебя всего лишь дополняя и действуя, как ты, вдали.

— На все согласна! — воскликнула Коэлли, бросаясь на шею отцу.

Много тысячелетий назад предки Коэна и Коэлли научились создавать аппараты, способные выполнять некоторые функции мыслящего мозга, хотя используемые для этого кристаллы ничуть не напоминали живые нейроны. Результаты были впечатляющие.

Но возможности живых клеток, несущих генетическую и фундаментальную информацию, неизмеримо превосходили мертвую природу. Чего стоила одна только генетическая программа наследственности, формирующая живое существо от мошки до слона или человека!

И мнемонические кристаллы и микросхемы стали заменяться в помощниках человека живой материей. Так появились биомашины, служившие людям.

Многовековые поиски наиболее работоспособных форм привели к созданию «мыслящей», говорящей и объемно видящей машине. Прямостоящая для широты обзора, передвигаясь по любой местности на паре ног, она имела свободные от ходьбы конечности, способные к труду. Словом, Коэн и Коэлли жили в эпоху человекоподобных роботов.

Особенно эффективны те были, соединенные биосвязью с человеком, который обретал своего двойника, действующего в необычных условиях, непригодных для человека, скажем, на иных планетах.

При желании двойник-биоробот мог выполняться внешней копией ведущего человека, воспринимающего все, что видит и слышит биоробот, где бы тот ни находился. И человек мог руководить его действиями, словно сам присутствовал там. Эта биосвязь была двусторонней, и человек переживал все то, что выпадало на долю его «рабочего двойника».

Планету бедствий исследовали на протяжении многих тысячелетий по ее десятиричному, а не дюжинному, как у Коэна и Коэлли, летоисчислению… Сейчас там назревал кризис, грозивший гибелью всего живого. На этот раз было решено членам экипажа остаться на родной планете, а на исследуемую отправить биороботов.

Однако люди, их двойники, воспринимая через биосвязь всю обстановку, в какой те находятся, рисковали вместе с ними. Биосвязь делала каждого участника разделенным, но общим с биороботом организмом. И судьба его копии становилась его судьбой.

Все это Коэн объяснил дочери:

— Биосвязь с находящимся на космолете твоим биодвойником нерушима. Ты будешь ощущать себя и там и тут, и в корабле, и дома. Эксперимент такой проводится у нас впервые. Населенная планета может погибнуть, и сохранить там жизнь важнейшая задача наша.

— Страшновато, — призналась Коэлли. — Но я согласна не расставаться так с тобою.

— Тебя скопируют, как и меня.

— Не будет больно?

— Только если двойнику.

— А когда с ним самое худшее случится?

— Успеть необходимо биосвязь прервать. Риск не исключен.

— Тогда придется пережить как бы собственную гибель? Да? Конечно, ужас! Но все равно согласна!

Для копирования предстояло поехать на завод биороботов.

Их встретил молодой радушный биоинженер, подвижный и внимательный, особенно к Коэлли. Он представился как Эвиэн:

— Восхищаюсь отвагой вашей, прелестная Коэлли! Мало кто решится на то, чтобы с биороботом связать судьбу свою, столь обещающую и заслуженную вами.

— Почему? Процедура так опасна? Мне естественнее струсить? Вы думаете так? — с вызовом спросила Коэлли.

— Нет! Вовсе нет! Психологически машины частью трудно стать.

— Она ведь лишь помощник мой. Не так ли?! — уточнила Коэлли.

— Не совсем. Считайте, что срастетесь с близнецом, обогатитесь заложенной в нем уймой космознаний, но станете неотделимой, — разъяснял Эвиэн. — Я не пытаюсь вас отговорить, но все открыть обязан.

Коэн шел молча, не вмешиваясь в разговор. Инженер вел гостей по аллее сада.

— Деревьев тень здесь ласкова у нас, цветов душистых аромат. Все это важные условия выращивания биоклеток, — увлеченно говорил биоинженер Эвиэн, любуясь Коэлли и показывая ей парк, менее всего напоминавший производственный цех завода.