— Ну, ну… Ты это к чему?

— Вот ты прикинь. Если на самолете с той же скоростью в обратную сторону лететь, солнце как будто остановится.

— Должно, что так…

— А если быстрее! Если обогнать землю, что тогда? Тогда, друг, зашедшее солнце с запада подниматься начнет. Понимаешь?

— Ну?

— А вот у моего самолета, дед, скорость больше, чем у земли! Вот и представь, что произойдет, если ты на нем будешь? А? — И Баранов лукаво подмигнул старому охотнику.

— У вас время назад пойдет! — крикнул радист.

— А ведь верно, — откликнулся начальник аэропорта. — В Архангельск они прилетят в одиннадцать часов вечера. А у нас уже сейчас первый час. Уступаю Фомину свое место!

Федот Иванович стоял посредине комнаты растерянный. Вошел бортмеханик.

— А теперь, отец, бежим к самолету, — гулким басом скомандовал Баранов, — каждая минута дорога!

— Бежать… Это я могу. Я всю дорогу бежал.

И они скрылись за дверью.

— Да, дед в Архангельске проголосует! — хлопнул ладонью по столу метеоролог.

Дверь снова открылась. На миг просунулась черная борода.

— Вы тут того… за Таймыром моим присмотрите… Он ладный.

И дверь захлопнулась.

— Не беспокойся, отец! — крикнул начальник полярной станции, одеваясь, чтобы пойти за собакой. Он вышел.

Оставшиеся подошли к окну. Издалека доносился лай. Вдруг словно лавина камня рухнула сверху, потом с улицы донесся рокот несмолкаемого грома, странный в эту морозную, полярную ночь.

За окном кабины заревели реактивные двигатели могучего самолета Баранова.

— Неужто летим? — спросил Федот Иванович.

Штурман кивнул головой. Он склонился над картой, нанося курс. Перед ним на стенке виднелись часы со светящимся циферблатом. Они показывали не первый час, а шестнадцать часов с небольшим. Значит, шел еще предыдущий день…

— Вот оно, архангельское время! — крикнул штурман.

"Успеем ли?" — думал Федот Иванович.

В окне ничего нельзя было увидеть, кроме звезд, среди них особенно ярко выделялся знаменитый ковш Большой Медведицы — стрелка небесных часов старого охотника.

Деловито ревели двигатели, шли часы. Вернее, шли часы штурмана, а звездные часы Федота Ивановича… стояли. Более того, стрелка их передвинулась назад.

Штурманские часы показывали двадцать три часа, столько же показывала и Большая Медведица.

Самолет шел на посадку, машина остановилась. В дверях показалась крепкая фигура летчика, победившего время.

Новый год! Бой часов Кремлевской башни, как поступь времени, размеренный, торжественный, бесконечно знакомый и все же волнующий…

Только что звенели бокалы, хлопали пробки бутылок, перекликались веселые голоса… Но бьют Кремлевские куранты — и все смолкает, как в предрассветный час.

На миг задумывается каждый.

Вот он завтрашний день, завтрашний год, грядущее!

Каково оно это грядущее, кто будет жить в нем?

Произнесут тосты. Поздравят друг друга с Новым годом и с новым счастьем…

А я хочу поздравить романтиков и искателей, тех, кто ищет новое в жизни, в науке, в счастье!

В дни моей юности страной романтиков, страной искателей была Арктика, страна нового и неизведанного, суровая и загадочная, непроходимая и притягивающая. Новая, она творила героев.

Почему?

Люди становились там героями или туда шли только герои?

А может быть, черты героя заложены в каждом советском человеке? Не потому ли обыкновенные юноши и девушки оказывались способными стать молодогвардейцами Краснодона, не потому ли исполинский подвиг совершил наш народ в дни Великой Отечественной войны, не потому ли строит он сейчас страну, которая завтра станет коммунистической? И не потому ли самые простые и скромные люди в арктических условиях совершают подвиги, которые становятся для них там нормой поведения, нормой жизни?

И мысленно в эту минуту я снова с людьми Арктики, которых узнал во время своих путешествий, снова я вместе со своими друзьями по арктическому плаванию…

Вспоминаю последние мили нашего пути. Я стою рядом с капитаном на мостике. В наступивших сумерках, в тихую погоду Борис Ефимович ведет корабль по протоке Северной Двины — Маймаксе.

В войну он был военным лоцманом и с тех пор не вызывал архангельцев на помощь, помня, что сам из старинной лоцманской семьи, в которой профессия эта переходила по наследству от прадедов к правнукам.

Только теперь я увидел, что "Георгий Седов" все же огромный морской пароход. Он величественно возвышался над береговыми домиками.

На судне заканчивалась уборка. Корабль принаряжался, чистился. От вчерашнего обледенения не осталось и следа.

Все встречные катера и речные пароходы гудками приветствовали нас.

Славный, заслуженный корабль! Он входил в родной порт, незаметно совершив много подвигов, поставив небывалые рекорды, обеспечив работу далеких полярных станций.

Корабль остановился на рейде против освещенных яркими огнями пристаней. Береговой катер подошел к нам. Пришла пора прощаться. На палубе стояли капитан Борис Ефимович, штурман Нетаев, радист, боцман и многие другие моряки. Тогда-то мы и дали слово вспомнить друг друга в новогодний час. Я сроднился с ними за этот рейс, который был так труден, хотя и казался им самой обычной будничной работой. Они любили рассказывать о подвигах других, но самим им никогда не пришло бы в голову назвать свою работу героической.

Я обнялся со своими друзьями:

— До свидания, товарищи! До свидания "Георгий Седов"?

Береговой катер отошел от морского странника. На высоком борту висел знакомый мне штормтрап — веревочная лестница с мокрыми внизу перекладинами, по которой так нелегко лезть в первый раз.

"Седов" дал прощальный гудок. Это, конечно, Борис Ефимович! Он и Нетаев на мостике, на котором началась и крепла их дружба, дружба двух советских моряков.

И вот я снова мысленно с ними, когда торжественно бьют, отмечая шаг времени, Кремлевские куранты, я снова с теми, кто прокладывает путь в будущее.

Поднимем же в новогодний час тост за будущее, вечное, отдаленное или близкое, всегда скрытое таинственной завесой времени, которую пробивает светом фантазии только мечта!

И поднимем тост за мечту, за мечту, приоткрывающую дверь в завтра, как бы приближающую к нашим глазам телескоп времени.

Тише, тише! Прислушайтесь!

Что же видим мы в чудесный телескоп мечты? Каково оно, будущее? Но нет! Не подручный инструмент оракула наш телескоп мечты, он ничего не предскажет, не предречет, он только покажет нам будущее таким, каким мы хотим его видеть, полные веры в него, каким оно представится нам, если мы знаем идущую вдаль дорогу науки, техники, человеческого общества, дорогу, которой идет Человек!

Разве он не будет похож на наших современников? Разве совсем другим будет Человек будущего, Человек нашей мечты?

Нет, не выдуманный это будет Человек, знакомы мы с ним, слышали о нем не раз, даже встречались с ним!

Молод будет этот Человек, молод, какого бы возраста ни был, молод потому, что сохранит знакомые нам черты тех, кто в наши дни поднимался во весь рост перед врагом, будучи молодогвардейцем или бойцом армии, кто не раздумывая отдал жизнь за Родину, за счастье уже не свое, а тех, кто будет жить, кто пойдет вместо него к коммунизму.

Молод будет этот Человек, и не только потому, что наука сумеет уберечь его волосы от седин, что складки твердой воли и энергии, а не морщины горькой усталости избороздят его лицо, не только потому, что будет он жить на Земле свои нормальные полтораста лет; молод будет наш грядущий Человек знакомым нам порывом к подвигу, который совершают, не замечая его, в сумерках ли арктических или антарктических будней или в зное унылых недавно степей, превращенных энтузиазмом молодости в золотистый комсомольский океан плодородия; молод будет этот Человек, какими бы знаниями и опытом жизни ни обладал, молод будет своей неистовой одержимостью, ведущей его через хребты и пустыни трудностей в даль исканий, молод знакомой нам страстностью искателя, ученого, созидателя, преобразующего природу, мир.