Аэлин нахмурилась, помня о том, какова цена за вмешательство аркала, и покачала головой.

– Прости, но для демонстрации мне нужно было расшибиться посильнее, – ответила она. – Это я как-нибудь сама переживу.

– Как знаешь, – досадливо произнес аркал, и сияние вокруг его руки погасло. Легкая боль вернулась резко и стремительно, и Аэлин невольно поморщилась, борясь с желанием потереть ссадины. Она почти не обращала на них внимания, пока аркал не забрал боль и не вернул ее снова.

– Так вот, как ты действуешь, – усмехнулась Аэлин. – Понятно, почему Мальстен все же соглашался отдать тебе расплату. Ссадины – пустяк, но если несколько раз придержать и возобновить расплату… – она качнула головой. – Странно, что Красный Культ не выискивает аркалов для своих пыточных камер. Вы бы отлично спелись.

Бэстифар покривился.

– Да что за тенденция? Предлагаешь помощь, а тебя обвиняют в применении пытки.

Аэлин хмыкнула.

– Пожалуй, никто не объяснит этот феномен лучше Мальстена. – Она попыталась прощупать почву и выяснить, заговорит ли Бэстифар о друге. Возможно, удастся выяснить, что стало с Мальстеном, не задавая прямого вопроса.

– Знала бы ты, сколько раз я спрашивал! – нервно усмехнулся Бэстифар. – Он вечно твердил, что я не помочь пытаюсь, а сломать. А потом говорил что-то сложное и иногда занудное. Ну, ты, наверное, знаешь, как он умеет. Я не изображу. – На губах аркала появилась печальная улыбка.

Аэлин обеспокоенно скривилась и прильнула к прутьям клетки. Бэстифар не отстранился. В тусклом мерцании факела его глаза казались черными, как уголь.

– Сложно объяснить такое существу, которое не чувствует боли, – пожала плечами Аэлин. – Но… ведь что-то ты чувствуешь? Например, усталость? Или сожаление?

Бэстифар склонил голову, но не ответил.

– Давай рассмотрим пример с чувством вины? Или тоже слишком сложно? – едко спросила Аэлин. Аркал прищурился.

– Я никогда не слыл глупцом.

– А дело и не в глупости. Понимание и ум – не всегда одно и то же. Что такое чувство вины, тебе знакомо?

– А примеров поприятнее не водится? – нервно усмехнулся Бэстифар.

– Знакомо, стало быть, – кивнула Аэлин. – В том и смысл, что пример должен быть неприятным. Боль неприятна, Бэстифар. От нее хочется избавиться, особенно если она сильная. Поэтому противостоять аркалам так сложно. – Аэлин помолчала, следя за его реакцией. Он слушал, не перебивая и старался не показать, с какой жадностью готов впитывать каждое слово своей узницы. – Представь себе, что тебя мучает сильное чувство вины. И ты стараешься сладить с ним, но оно грызет тебя изнутри, а ты ничего не можешь сделать, чтобы его заглушить. Ты отвлекаешься, но ничего не помогает. Оно постоянно напоминает о себе. И сложно не просто снискать прощения у того, перед кем ты виноват. Сложно простить себя самого, позволить себе избавиться от этого чувства, ведь оно убеждает тебя, что сколько бы ты ни мучился, ты пережил недостаточно страданий за то, что сделал.

Бэстифар изменился в лице. Аэлин поняла: что бы из ее речи ни повлияло на него, это затронуло какую-то болезненную для него тему. Аркалы могли не чувствовать физической боли, но от моральных терзаний природа их не защищала.

– Представь себе, что рядом с тобой есть некое существо, которое может мановением руки заставить это чувство уйти, – кивнула Аэлин. – И для этого достаточно просто согласиться. Представь, как сильно можешь жаждать этого избавления, когда вина терзает тебя день за днем. И представь, как страшно от него избавиться, если ты знаешь, что в следующий раз вина обрушится на тебя еще сильнее. Однако сложно думать о последствиях, когда тебе так плохо здесь и сейчас. Когда ты готов метаться, как загнанный зверь и рвать на себе волосы, чтобы искупить свою вину, и тебе кажется, что это никогда не пройдет.

Бэстифар переступил с ноги на ногу и сделал шаг назад. Аэлин вкрадчиво продолжила:

– А затем это существо предлагает тебе просто попробовать его силу, приподнимает руку, и чувство вины исчезает. Ты чувствуешь, как проходит усталость, как твоя душа вновь становится сильной. Тебе хочется дышать свободнее, и кажется, что уже ничто не нарушит твой покой. Но ты не дал согласия, и существо отпускает твою вину обратно. Она обрушивается на тебя с прежней силой, а восстановиться после нее ты еще не успел, и состояние твое угнетает тебя еще больше, хотя фактически просто становится прежним. А затем представь, что существо проделывает это с тобой снова. И снова. Пока страх, что вина набросится на тебя, не пересиливает страх перед последствиями. В конце концов, ты согласишься отказаться от вины, лишь бы не чувствовать ее резких атак. Хотя если б не было этого существа, ты, скорее всего, вытерпел бы его сам, и когда-нибудь она бы прошла.

Бэстифар вздохнул, осознав, что уже некоторое время задерживает дыхание.

– Примерно понятно? Или попробовать иначе объяснить?

– Говорю же, – Бэстифар облизал пересохшие губы, – я никогда не слыл глупцом.

– Странно, что Мальстен не подобрал слов, чтобы объяснить тебе, – небрежно качнула головой Аэлин. Лицо Бэстифара казалось ей осунувшимся и бледным. Она сжала прутья клетки вгляделась ему в глаза. – Где он, Бэстифар? Я знаю, он тяжело ранен. Что ты с ним сделал? Зачем хотел, чтобы я привела его сюда? Я действовала по твоему плану, и, мне кажется, я имею право знать, во имя чего это было сделано.

Аркал вымучил улыбку.

– Мальстен… жив, – неуверенно сказал он.

– Но? – подтолкнула Аэлин, стараясь не выдать, как сильно волнуется.

– Жив и всё! – нахмурился Бэстифар. – Никаких «но» нет.

Аэлин не поверила ему на слово, но решила не давить. Не было похоже, что он готов сейчас это обсуждать.

– А со мной? – осторожно поинтересовалась Аэлин. – Что будет со мной? Будешь держать меня тут до конца моих дней?

– Многое будет зависеть от тебя, – туманно ответил Бэстифар. Он, может, и пытался вернуть себе маску прежней властности, но выходило натянуто.

– Хотя бы увидеть Мальстена ты позволишь? – Аэлин опустила голову. – Под контролем Дезмонда, если угодно. Мне все равно. Я лишь хочу убедиться, что он жив.

– Знаешь имя Дезмонда, – хмыкнул Бэстифар. – Неужто он и представиться успел?

– Нет. Но я знала, что у тебя живет другой данталли. Мы с Мальстеном были у тринтелл, чтобы узнать о судьбе моего отца. После встречи с ней мы узнали и о Дезмонде. – Аэлин вздохнула. – Так ты не ответил. Позволишь мне убедиться, что Мальстен жив?

– Словам моим, ты, стало быть, не веришь, – Бэстифар печально ухмыльнулся.

– А ты сам часто веришь на слово? Особенно тем, кто держит тебя в клетке.

– Мне в клетках бывать не доводилось.

– Попробуй. Интересный опыт, знаешь ли. – Аэлин усмехнулась и проникновенно посмотрела на него. – Послушай, Бэстифар, я знаю, что мои заверения для тебя стоят недорого, но я не собираюсь убегать или вредить тебе. Я просто хочу увидеть Мальстена.

Бэстифар неуверенно покачал головой.

– Пока что это не лучшая идея, – сказал он. – Но если будешь хорошо себя вести, через некоторое время я дам вам увидеться.

– Что ж, – вздохнула Аэлин, не удовлетворенная его ответом, – видимо, спорить нет смысла.

– Умная девочка, – устало улыбнулся Бэстифар. Он вдруг отошел от клетки и быстро поднялся вверх по лестнице.

Аэлин опешила от столь стремительного завершения разговора. Через несколько минут она услышала какие-то звуки и затаилась. К ней шло несколько человек. Первым вновь появился Бэстифар, за ним двое стражников вели связанного по рукам Грэга Дэвери.

– Папа! – Аэлин не сдержала выкрик и с силой сжала прутья клетки.

У Грэга был кляп во рту, и он лишь отчаянно что-то промычал. В этих звуках Аэлин угадала свое имя. Грэг бился в руках стражников, пытаясь вырваться, но держали его крепко. Аэлин облегченно вздохнула, поняв, что вид у него далеко не такой изможденный, каким предстал перед ней самозванец-Дезмонд.

– Папа! – вновь позвала она.