Мальстен не изменил своему консервативному вкусу и разжился двумя рубахами, максимально приближенными по стилю к тем, что носят на материке, и запасными штанами. Торговец расстроился, не сумев убедить Мальстена и его спутницу надеть что-то национальной красной расцветки, однако ни одного осуждающего слова покупателям бросить не посмел. Вдобавок обворожительная улыбка Аэлин окончательно растопила лед его легкой грусти, и торговец пожелал путникам удачной дороги, рассказав кратчайший и наиболее комфортный путь до Тиная.

Тинай был очередным портовым городом – с той лишь разницей, что порт был речным, рассчитанным на небольшие суда. Прежде они доставляли в основном посылки и послания, однако с развитием гратского цирка стали все чаще возить пассажиров. Из Тиная до Грата можно было добраться за полдня.

Торговец посоветовал Аэлин и Мальстену не садиться на утренние и дневные лодки, потому что их капитаны всегда брали большую плату. Ночные же лодки шли медленнее, однако предлагали насладиться видами таинственных малагорских городов, включая Грат, освещенный ночами столь ярко, что создавал атмосферу древней сказки.

Приезжающие с материка не очень любили ночные плавания: прибывая в Грат после бессонной ночи – спальные места для пассажиров на небольших судах отсутствовали – они не желали выискивать подолгу открытый трактир или постоялый двор по сходной цене. Те заведения, что открывали двери для ночных постояльцев, разумеется, брали втридорога.

– Поэтому, если вас не смущает бессонная ночь и возможность погулять по Грату, пока не рассвело… – развел руками торговец и тут же вновь продолжил расписывать прелести и красоты ночных лодочных маршрутов.

Посоветовавшись, Мальстен и Аэлин решили внять уговорам торговца и отправиться в Грат на ночной лодке, поэтому на тридцатый день Мезона позволили себе встать поздно и двинуться в сторону Тиная, лишь когда солнце ушло из зенита и начало постепенно клониться к горизонту.

На контрасте с пестрым и разномастным Адесом Тинай был сплошным зеленым садом: причудливые деревья, коих не сыщешь на материке, изобиловали зеленью даже поздней осенью. Малагория была довольно жаркой страной. Древние легенды гласили, что Великий Мала поместил под Малагорией свой дворец, и его жар до сих пор согревает Обитель Солнца.

Среди местных жителей Тинай был знаменит тремя теплыми озерами – настолько небольшими, что на международные карты их, повинуясь желаниям местных жителей, не наносили. Однако каждый гость Малагории выслушивал множество красивых историй об этих озерах и, разумеется, стремился провести хоть день на их берегах в дорогих, но чрезвычайно приветливых трактирах.

Мальстена и Аэлин озера не интересовали. Шесть лет назад, когда Бэстифар привез своего упрямого друга в Малагорию, он по секрету сказал ему, что теплые озера ничем не примечательны.

Обычная большая ванна, – пренебрежительно сказал он тогда. – Но их представляют чудом природы, и сюда съезжаются тысячи заинтересованных. А потом ты спрашиваешь, не сильно ли обеднела моя страна после тех тайников, что я заложил по дороге. Вот и ответ, мой друг: не сильно.

Дома в Тинае редко достигали в высоту больше четырех этажей. В Адесе было много более высоких зданий, как и в Грате.

Проходя по мирному и – по сравнению с Адесом – тихому городку, Мальстен испытал невольный приступ щемящей тоски. Что-то в самобытности каждого города Обители Солнца нещадно сжимало оба его сердца, словно демонстрируя ему нечто, что он любил и потерял. Что он предал.

Аэлин его тоски не замечала, любуясь красотами окружающих пейзажей и стараясь запомнить все вокруг. Похоже, Малагория вызывала у нее искренний восторг. Вскоре Мальстен понял, что не ошибся в этом предположении, когда Аэлин поделилась с ним своим впечатлением.

– Эта страна… она дышит. И кажется, что у нее бьется сердце. Клянусь всеми богами Арреды, на материке я такого не встречала! По сравнению с Малагорией любое королевство материка кажется каменным.

Мальстен хорошо понимал, о чем она говорит. Малагория была живой. Иногда даже слишком.

– Я тоже не встречал подобного больше нигде, – спокойно отозвался Мальстен.

– Знаю, тебя это, должно быть, не так впечатляет, – усмехнулась Аэлин. – Ты жил здесь и, наверное, привык…

– К чему-то живому рядом с собой не так просто выработать привычку, как может показаться. Всё, в чем есть жизнь, никогда не потеряет способность удивить тебя. В Грате иногда кажется, что переулки могут перемещаться относительно друг друга. Хотя на деле это, конечно, не так… – он вдруг осекся на полуслове, понимая, что не хочет расписывать прелести малагорской столицы. – Впрочем, скоро сама все увидишь.

Аэлин нахмурилась и положила руку ему на плечо, продолжая идти рядом.

– Мальстен, – обратилась она, – я представляю, как сложно тебе было вернуться сюда. Я испытывала ту же тоску при одной мысли о дэ‘Вере.

– Все нормально, – постарался улыбнуться он. Вышло натянуто. – Главная наша задача в Грате – вызволить Грэга.

Аэлин закусила губу, понимая, что они ни разу не обсуждали дальнейший план действий. Мальстен не раз говорил, что теперь, когда их разыскивает Культ по всему материку, Малагория стала бы для них лучшим убежищем. Но если в непостижимом уме Бэстифара зреет лишь план о кровавой расправе над беглецом, приправленный свойственной ему театральностью, сыскать здесь убежище не выйдет.

Раздираемые сомнениями и противоречиями, данталли и охотница вплотную подошли к порту на реке Видас. Солнце успело склониться к закату, и вскоре их ожидало речное путешествие впотьмах, которое должно было в предрассветный час доставить их в сердце Обители Солнца.

Грат, Малагория

Тридцатый день Мезона, год 1489 с.д.п.

Кара тенью прошмыгнула обратно во дворец, когда гратские факелы начали вспыхивать на каждой улице, огни масляных ламп под разноцветными стеклами показались на Рыночной площади, а мрак бессильно обступил никогда не засыпающий город.

Кара любила внимание к своей персоне, однако при необходимости она могла стать совершенно незаметной. Навык не оставил ее с годами и моментально воскрес по первому же требованию. Под покровом вечера она проникла во дворец и прошла через самые безлюдные и запутанные его коридоры, добравшись до своих покоев длинным обходным путем. В руках она сжимала два пузырька, закупоренных небольшими пробками. Оба Кара приобрела сегодня на базаре вместе с нужными ингредиентами. Она нарочно обошла несколько лотков, чтобы нельзя было точно сказать, для чего ей требуется вся эта смесь.

Возможно, Отар Парс и ошибся, решив довериться ей, однако в одном он оказался прав: Кара прекрасно помнила, как работать с ядами, и убедилась в этом на практике, когда после базара нашла уединенный уголок в общественном парке и занялась приготовлениями. Отчего-то ей совершенно не хотелось исполнять просьбу Парса во дворце. Одна мысль об этом была ей противна, хотя дворец предоставлял куда больше удобств для этих манипуляций.

Когда все было готово, Кара с тяжким сердцем пронесла свою ношу по безлюдным коридорам, а затем поставила ее на столик. Яд и противоядие. Средство для исполнения плана Отара Парса и средство, чтобы все исправить в случае, если Парс своего добьется.

Задумавшись, один пузырек Кара тут же убрала в один из сундуков с одеждой. Знать о противоядии Парсу совсем не нужно. К тому же, о нем уговора не было.

Едва Кара выпрямилась и вернулась к столу, дверь в ее покои вновь открылась. На этот раз командир малагорских кхалагари стучать не стал. Кара вздрогнула, как вор, которого едва не поймали за руку, и повернулась к посетителю, изобразив на лице привычное безразличие, однако кровь предательски прилила к щекам.

– Как обещал, я пришел после заката, – сообщил Парс, не здороваясь. Он прищурился и изучающе посмотрел на Кару. – У тебя такой вид, будто тебе пришлось сюда бежать.