Началось все с того, что первая же претендентка на встречу с предками попросила у меня прощение за свое неподобающее поведение и передала моему представителю кошелек с деньгами. Народ вокруг одобрительно загудел, никто даже не подумал возмущаться. Честно говоря, я на это и рассчитывал, для золотой молодежи сотня золотых не такие уж большие деньги, а биться на стороне зла вообще глупо, кроме всеобщего порицания ничего не заработаешь. Вторая девушка последовала примеру первой, а вот третья извиняться не захотела, уж не знаю, что стало этому виной, денег не хватило, или не переваривала таких как я, но вышла она в круг с обнаженным клинком, заработав от зрителей свою долю осуждения

Пришлось и мне обнажить оружие, но прежде:

— Госпожа, вы верно запамятовали, перед тем как мы начнем поединок, надо подписать согласие на смерть в случае невозможности продолжать бой.

— Я не буду ничего подписывать, — вздергивает она подбородок, но в голосе слышатся истеричные нотки.

— Это не благородно госпожа, — качаю я головой, — вы надеетесь, что у меня не хватит духу убить вас. Ну что ж, да будет так.

Должен сказать, что девушка владела клинком на приличном уровне, но все же Антонадо граф и учителя учили его на совесть, даже без толики силы справиться с ней оказалось достаточно легко. Каждый ее выпад в конце атаки я отбивал жестко, нанося удар ближе к основанию клинка, и тот нередко вылетал из ее руки, не прошло и пяти минут, как она просто не смогла поднять его в очередной раз, при таких ударах руку отбивает сильно. Понимая, что через мгновение может произойти что-то страшное, девушка взвизгивает, поворачивается ко мне пятой точкой и бежит прочь. Вокруг раздается хохот, мне ничего не остается, как в недоумении пожать плечами — детский сад. Больше всего всех позабавил палач, он тяжело вздохнул, покачал головой и, развернувшись, удалился в сарай, всем своим видом показывая, что работа для него сегодня вряд ли найдется. Дальше события развивались по прежнему сценарию — принесение извинений и передача увесистого кошелька.

Вот бы так и дальше, но… Вдруг веселый гомон стих, в круг вышла Оливия, ее клинок был обнажен. Это плохо, девушка явно захотела биться и биться до конца, так как без разговоров склонилась с пером над текстом соглашения. По толпе прошел ропот, видимо всем было известно, что эта участница дуэли заранее отказалась от принесения извинений. Из сарая снова высунулся палач, увидев, что девушка настроена решительно, он двинулся на свое законное место. И совершенно зря, сейчас не тороплюсь обнажать клинок, жду, когда народ немного угомонится, и когда все, наконец, успокоились, объявляю:

— Я Антоний Мадера, прошу прощения за неподобающее поведение и невольное оскорбление, если таковое состоялось, у Оливии Тициана Эльберто. И в знак примирения прошу принять компенсацию за доставленные неудобства.

Казалось бы, мой оппонент своим заявлением отрезала все пути к отступлению и дуэль должна состояться в любом случае, но это не так, в поставленных условиях не говорится, что извинения могут быть принесены только одной стороной, другая сторона тоже может воспользоваться этим правом. Кстати, чуть голову не сломал, пока придумал как можно выкрутиться, пусть для дворянки это будет выглядеть на грани оскорбления, не принято здесь принимать милость от противника, но зато полностью развязывает мне руки, по крайней мере, сегодня. Тут ведь какой расчет, пока она придет в себя и сообразит, что произошло, я уже успею съехать отсюда, на недосягаемую для нее дистанцию.

Последние слова прозвучали в полной тишине, молчание длилось пару секунд, а потом толпа взревела. Оливия стояла и ничего не понимала, и пусть, подруги разъяснят ей что произошло, а мне пора сворачивать весь этот балаган.

— Извини, — подхожу я к палачу, и передаю ему десяток серебряных монет, — не дали тебе сегодня заработать, вот в качестве компенсации.

— Ничего господин, — ответил палач, принимая деньги, — это же почти дети, я рад, что даже те мои услуги не понадобились. Удачи вам.

Оливия действительно ничего не могла понять, Антоний извинился перед ней. За что? На суде выяснилось, что он ни в чем не виноват, и даже наоборот охотница выжила именно благодаря его усилиям. Девушке было стыдно за свой глупый порыв. Когда Антоний озвучил правила дуэли, она увидела растерянность у девушек старшего курса и поняла, что этот самец хочет таким заявлением ускользнуть от наказания, хотя было понятно, что никто его убивать не собирался, так, поучить вежливости на досуге. И тогда она вышла вперед и сама вызвала наглеца, заранее отказавшись от дополнительных условий, надеясь увидеть страх в его глазах, но страха не было, была досада.

Разбирательства в суде показали ей, что нельзя доверять словам других, иногда по ошибке или сознательно, люди дают свое видение происшествия, которое далеко от истины, и она попала в эту ловушку. Однако принести извинения не могла, остался один путь принять смерть с достоинством, ибо после всего убивать того, кого оболгали, она просто не имела права. А еще она поняла, почему тогда в глазах Антония отразился не страх, а досада, барон отлично владел клинком, никто не смог бы с ним драться на равных.

— Пойдем Оливия, отпразднуем подаренную тебе жизнь, — подошла Целия.

— Но почему? Почему он извинился передо мной?

— Потому, что это была единственная возможность оставить тебя на этом свете, — усмехнулась подруга, — если бы я не знала о твоем отношении к нему, то решила, что только что он перед всеми почти признался тебе в любви.

Ночь девушка провела без сна, пыталась разобраться в том, что произошло, словам о том, что барон признался ей в любви, она не поверила, это полная ерунда, за все время они виделись только раза три и то мельком. Скорее всего, это очередное оскорбление, ведь извинение не было искренним, Антоний перед всеми показал ее незрелость. А деньги, которые он вручил Целии? Они как угли жгли руки. Нет, решено, завтра же она вернет их барону и пусть для нее это будет последним решением в жизни, но она снова вызовет мастера на дуэль. О том, что этим она поставит Антония в неприятное положение, девушка как всегда не подумала, свои переживания казались куда важнее.

Утром Оливия почувствовала себя совершенно разбитой, и чтобы не клевать носом на занятиях пришлось употребить зелье силы, слабенькое, с одной черточкой.

Как только студентка освободилась, то быстренько забежала к себе в комнату, схватила кошелек с золотом, и метнулась в мастерскую Дении. Ей повезло, хозяйка была там и как обычно проверяла список заказов.

— Сожалею, — сказала она, — Антоний Мадера сегодня утром уехал.

— Куда?

— Он не сказал. — Вздохнула она. — Но волноваться за него не стоит, такой человек нигде не пропадет.

— Мне он очень нужен, — продолжала настаивать Оливия.

В ответ только пожимание плечами.

— Вы что-то скрываете, — заподозрила девушка, и решила сказать наугад, — Антоний не такой он не мог уехать, не оговорив способа с ним связаться, скорее всего, он запретил вам сообщать мне, где его можно найти.

Тут женщина не удержалась и чуть приподняла брови, Оливия сразу поняла, что ее предположение попало в цель.

— Вы думаете, что знаете Антония? — Дэния бросила изучать список, и заинтересовано посмотрела на девушку.

— Нет, я его не знаю, но в то, что он мог уехать, бросив все, не поверю.

— Хм… — Хозяйка мастерской внимательно рассматривала девушку. — А ведь он прав, у вас действительно решительный характер. Что ж, если вы настаиваете… Антоний действительно оговорил возможность связаться с ним, но это будет не раньше, чем он найдет себе подходящее место для жилья. Знаю только то, что он собирается поселиться ближе к столице. Как только он обретет постоянное место, то пришлет весточку. Однако вам я все равно не смогу дать адрес, но если у вас есть что сказать, отправляйте послание через банк.

— Ну конечно, банк, — обрадовалась Оливия, — как же я сразу не сообразила.