Ульрих дописал послание Юмми и отправил его через воздушные трубы — в ящик, где собиралась вся почта Гвендарлин для дальнейшей отправки. Он присоединился к нам. Устроился на подлокотнике моего кресла.

— Расскажи о путешествии, — предложила Рашель.

Ульрих расплылся в блаженной улыбке, а я испытала стыд. Даже не спросила об этом, полдня говорила только о себе. А Габриэла меня еще невестой назвала.

— Это было познавательно, — заговорил полуведьмак. — Там многое иначе, чем в Многоцветье. У нас всё делится на герцогства, вокруг которых располагаются поселки. Или же несколько замков стоят по соседству. Там тоже есть поселки, но большинство магов живет в городах — это огромные поселения с каменными домами в два-три этажа. Родовую магию все считают незначительной. Особо и не развивают. Гораздо больше всем интересны заклятья. Их изучают столько, что нам и не снилось.

— Удивительно, — протянула Рашель, теребя прядку волос, что свидетельствовало о задумчивости. — Раз родовая магия неважна, как же цвета? Их чтят? Я… я… имею в виду… хм… браки.

Я подозрительно покосилась на соседку. Уж не подумывает ли она о переезде в другую страну, чтобы им с Элиасом не мешали предрассудки Многоцветья? Мысль, конечно, дельная. Но не факт, что семейство Ван-се-Росса готово проститься с младшим сыном. Да и его самого еще спросить надо.

— С цветами сложнее, — пояснил Ульрих. — Из-за потомства. Несовместимость родителей никто не отменял.

— Так там тоже рождаются полуцветы? — удивилась я.

— Да. То есть, не совсем, — Ульрих замялся. Хоть я и оказалась полноценным магом, эта тема оставалась непростой. — У несовместимых магов дети рождаются. Но они не маги. Совсем.

— Как это? — спросили мы все в один голос.

Полуведьмак пожал плечами.

— Кто ж разберет. Нет в них магии. И всё. Самое удивительное, их не подвергают гонениям. Они сами редко остаются среди магов. Живут до совершеннолетия с родителями, а потом уезжают. В город других «новых». Так они себя называют. Мы были в том городе. Два дня. Удивительное место. У новых нет магии, и, казалось бы, им жить труднее. Но это не так. Они изобретают разные приспособления: и для хозяйства, и для многого другого. Это называется механизмами. Там каждый ребёнок способен смастерить какую-нибудь забавную штуку.

— Ты же сказал, что в тот город переезжают после совершеннолетия, — напомнила я.

Ульрих хлопнул себя по лбу.

— Самое главное-то я не сказал. У новых есть дети. Они не бесплодны в отличие от наших полуцветов. Они растят своих детей: новых, рожденных не магами, а другими новыми.

Мы молчали, не представляя, что на это сказать. Особенно рассказ шокировал меня.

Получалась вот какая штука: нашим полуцветам достались искаженная магия и бесплодие. Будто в наказание. Или… или… Некоторые маги считали, что полуцветы начали рождаться не просто так. Они верили в некое особенное предназначение тех, кого большинство звало сломанными ублюдками. Так в чем же смысл? Полуцветам отведена важная, но пока неизвестная роль, или они просто ошибка магии?

— Лилит, — позвал Ульрих.

— Что? — спросила я и обнаружила, что все смотрят на меня. Они решили, я расстроена из-за рассказа, и чувствовали себя неловко.

— Спать пора, — объявил Элиас, поднимаясь.

Рашель и Брайс последовали его примеру. Едва за ними закрылась дверь, Ульрих опустился на корточки возле кресла и взял меня за руку.

— Зря я об этом заговорил.

— Вовсе нет. Ты прав, это было познавательно. Наши полуцветы особенные. Вот бы узнать, почему. Но пока это, увы, неразрешимая загадка. Лучше скажи, — я испытывающе посмотрела на Ульриха, — что твоя матушка забыла в Гвендарлин?

— Мне это и самому интересно. Она не дает прямого ответа. Ведет собственную игру. Как обычно. Но я не против ее присутствия. В ночь духа любая помощь не помешает. В том числе, и ведьмовская.

Он улыбнулся — так ласково и беззаботно, что память легко нарисовала воображаемый поцелуй. Накрыло смущение, и я отвернулась, пробормотав, что завтра рано вставать.

…Однако в ту ночь мне не спалось. В голове крутились мысли обо всем на свете. О гибели Дэриана, о маме и письме, которое я напишу, когда герцог ее отыщет, о Юмми и свитках, о проблемах Гвендарлин. Ох, что же случилось в этих стенах летом? Маги ничего не заметили, а упыри уверены, что ощутили чью-то смерть, хотя все обитатели замка остались на месте. Ответов нет, и никто — никто на свете — не способен их дать. Разве что основатели… Но у них не спросишь. А больше не у кого…

Или…

Я резко села и повторила недавний подвиг Ульриха — наградила лоб шлепком.

В колледже есть еще кое-кто, способный заметить неладное. Я не подумала о нем… то есть, о ней, потому что не хотела думать. Не желала впускать в мысли…

Что делать? Дождаться утра или действовать незамедлительно? Второй вариант опасен, рискую подать себя основателям на блюдечке с каемочкой. Но ждать утра невыносимо.

— Бестолочь, — облагодетельствовала я себя нелицеприятным эпитетом и прошептала: — Урсул, ты слышишь? Впусти меня. Мне очень надо.

Котяра, бродивший посреди ночи по колледжу, отозвался не сразу. Но отозвался. В ковер уперлись четыре лапы, я ощутила звуки и запахи гораздо острее, чем обычно.

«В лунную башню», — последовал беззвучный приказ.

Урсул подчинился, поспешил в указанном направлении, а я подумала, что это идеальный способ поговорить с Маргаритой. К встрече лицом к лицу я не готова. А в облике кота — самое то. Вроде и я, но в то же время нет. Питомец торопился и знакомой до боли лестницы достиг в считанные минуты. Промчался по ступеням, влетел в приоткрытую дверь и…

«Марго», — позвала я, оказавшись в пустой овальной комнате.

Ни намека на призрачную девушку. Ни намека на печальную мелодию.

Только тишина. Не считая скрипа открытой рамы на ветру…

Несколько дней мы с Элиасом и Рашель ждали допроса Грегора Уэлбрука, но он по неизвестным причинам откладывался. Постепенно мы забыли о нависшей угрозе, с головой окунулись в будни Гвендарлин: учебные и не только. Приближалась первая ночь духа, а никто понятия не имел, как открыть вход в берлогу. Юмми не отвечала на письмо Ульриха, а эксперименты ни к чему не приводили, в том числе, и ведьмовские. Мы прочли у фонтана не меньше пары сотен заклятий, капали на плиту кровь, умоляли духа отозваться и даже ругали — вдруг сработает, как в прошлом году, когда я получила «Непопулярными легендами» по макушке. Ничего не помогало: заклинания, мольбы и ругань не действовали, кровь с шипением растворялась, но никаких изменений за этим не следовало.

Когда же настала обрядная неделя, мы попытались провести ритуал в стене. Увы, и тут ждал провал. Сознания остались при нас, а кровь, что мы собрали в сосуд (между прочим, старинный, «позаимствованный» Брайсом в музее Гвендарлин), никуда за ночь не делась. Так и осталась нетронутой в потускневшем синем коридоре. Идеи закончились даже у мэтров. Впрочем, ими изначально фонтанировал один Эмилио. Его дражайшая бывшая невеста утратила интерес к делам ордена. Да и на уроки приходила рассеянная. А потом вдруг взрывалась из-за пустяка и устраивала внеплановую контрольную.

— Спорю, они с Эмилио опять рассорились, — проворчал в один из вечеров Элиас. — Сначала сошлись, а потом разошлись. С этой парочкой не соскучишься. Зря матушка надеялась, что они таки поженятся.

Хорошо, что ему хватило ума сказать всё это в отсутствии Рашель, застрявшей в классе мэтра Шаадея на отработке за невыученный урок у мэтра Сонсбери. Грустные любовные истории точно не улучшили бы ее настроение. Я тоже кое-что предпочитала не обсуждать, но не при Рашель, а при Элиасе. Марго. Разумеется, я рассказала о странном исчезновении духа лунной башни. Именно исчезновении. А как еще это назвать, если я несколько дней отправляла Урсула на разведку, а он возвращался ни с чем? В общем, я сообщила о случившемся членам ордена коротко и с тех пор игнорировала попытки Элиаса поговорить. Я даже с Ульрихом не горела желанием обсуждать Марго.