- Я не понимаю, о чем ты говоришь.

- А казалась более сообразительной. И что он в тебе только нашел? – скривился парень, подходя ближе.

Его несвязные речи, переплетенные с тяжелым запахом и алкогольными парами, никак не хотели укладываться в моей голове в единую картинку.

«Зачем ты пришла сюда? - вертелось где-то в подсознании. – Уходи сейчас же. Он невменяем».

- Хотя, знаешь, ты миленькая, - продолжил он, оказавшись совсем близко и невесомо коснувшись пальцами моей щеки. – Такая хрупкая, что к тебе постоянно испытываешь какую-то жалость и хочешь предложить свою помощь.

- Прекрати, ты пугаешь меня, - прошептала я, чуть отстраняясь. – Я, правда, думаю, что тебе лучше не пить больше и пойти спать. Если хочешь, я могу прийти завтра и помочь тебе с уборкой, и ты расскажешь мне обо всем, что здесь произошло.

Мне хотелось отвлечь его чем-то, заставить прийти в себя и перестать вести себя так странно. Эта часть брюнета мне не понравилась с первых секунд, и я знала, что она была наиболее темной из всех.

- Нет, - медленно мотнул головой Яр в ответ. – Не хочу. Я больше не хочу видеть никого из вас. Не хочу вас знать.

В его голосе слышались нотки какого-то отвращения.

- Проваливай, - сквозь зубы прошипел он, глядя мне прямо в глаза. – Вали к своему Стасику и не возвращайся больше никогда.

- Что ты сказал? – дрогнувшим голосом переспросила я.

Он, правда, назвал это имя? Я не ослышалась?

- Я всегда был лучше него. Всегда. Запомни это, малышка, - быстро забормотал он, а затем резко схватил меня за шею и уперся своим лбом в мой лоб. - Я просто позволял ему выигрывать. Поняла меня?

Я молча смотрела на него, затаив на пару секунд дыхание.

- Ты меня поняла? – заорал он мне в лицо так и не получив ответа на свой вопрос, а затем резко оторвался от меня и вновь с ненавистью посмотрел мне в глаза.

Я лишь кивнула и попятилась в сторону выхода, наконец, осознавая, что действительно сглупила, придя сюда.

- Уже уходишь? – сверкнул он кареглазым взглядом. – Давай! – вскричал снова. – Проваливай! Валите все вы!

И тут случилось то, что стало отправной точкой всех последующих событий. Ярослав сделал неосторожный шаг, наступая на какой-то осколок, и издал громкий гортанный звук, на который я среагировала слишком быстро. Я тут же бросилась к нему, чтобы удержать от падения, что он своим пьяным мозгом интерпретировал как-то иначе и жестко, очень жестко отпихнул меня от себя. И сделал это так, что теперь уже я летела на пол, прямо на рассыпанные осколки и острый угол перевернутого кресла.

Мощный удар пришелся на правую часть лица, отдаваясь гулким звоном в ушах. Резкая боль пробила виски, и где-то на скуле образовалась небольшая, но глубокая рана, залившаяся в то же мгновение ярко-алой кровью.

Сдержанно ойкнув, но, не сумев сдержать подступивших тут же к глазам слез, поднесла ладонь к скуле. Она тут же заныла, как и слегка заплывший от удара правый глаз.

Когда снова обернулась к Ярославу, он уже сидел на полу, поджав к себе ноги, и держался за голову окровавленными руками. Нога его тоже окрасилась в алый.

Даже в этот момент мне хотелось верить, что сейчас он придет в себя, извинится передо мной за то, что сделал, в то время как я просто хотела прийти ему на помощь, и все между нами станет как прежде. Но я снова серьезно ошиблась. Он вовсе не собирался возвращаться в нормальное состояние. Возможно, он даже не заметил того, что натворил. Ярослав лишь глухо и раздраженно рыкнул, чтобы я проваливала на все четыре стороны и, не поднимая головы, указал мне на дверь.

И этот жест, который я позже прокручивала в своей голове целую ночь, бродя по темным улицам города и не желая возвращаться домой, сломал меня окончательно. Никакого лекарства у меня никогда не было. И с моей стороны было глупо надеяться на его существование.

Помню тот день, когда мне подарили мой первый собственный паззл. Набор маленьких красочных кусочков, которые при правильном составлении являли миру интересную цельную картинку. На составление незамысловатого рисунка у меня тогда ушла вся новогодняя ночь, на которую и пришелся этот подарок. Зато по итогу гордости моей не было предела и уже очень скоро я смог осознать, что без какого-то, даже незначительного, кусочка паззла жизнь твоя не сможет сложиться в единую полноценную композицию.

И когда-то я думал, что нашел этот кусочек. Однако очень серьезно просчитался и, в конечном счете, смел все, что имел, подчистую, начав собирать свою жизнь заново.

Анна – так ее звали.

Анюта, Аня, Анечка… миллион вариаций и всего лишь одна она. Та, что сумела перевернуть жизнь и так легко пустить ее в ином направлении.

Когда мы познакомились, ей было всего 17. Еще совсем маленькая, хотя считавшая себя безумно взрослой и самостоятельной. Она была душой любой компании и имела потрясающие голубые глаза, которыми просто невозможно было не любоваться. Мне всегда казалось, что они умеют гипнотизировать. Меня уж точно. Ведь как еще иначе объяснить то, что я, никогда ничего не знавший о чувствах, которые воспевали великие поэты, пустился в них с головой, едва лишь встретив ее.

Как-то раз я даже предположил, что она – ведьма.

Так ведь говорят о голубоглазых?

Или все-таки речь шла о зеленом цвете?

В любом случае каким-то образом у нее получилось сделать так, чтобы я думал только о ней, пока она тусовалась с кем-то другим и виляла хвостом направо и налево, отшивая меня. Все это было сродни какой-то забавной игре, напоминающей мне салочки. Я за ней – она от меня. Снова. И снова. И снова.

В какой-то степени это было даже весело, если не учитывать того, что не один я был участником этой игры. У меня имелся серьезный соперник. И его наличие злило меня гораздо больше, чем вся эта ситуация. С таким соперником играть было намного труднее, а выигрывать опаснее. Я это прекрасно осознавал.

Этот человек на протяжении всей моей жизни был самым близким для меня человеком, но Аня своим ведьмовским взглядом смогла затмить для меня и его, мгновенно настроив нас друг против друга и устроив поле битвы на костях многолетней дружбы.

А когда она ушла – осталось одно лишь пепелище и ничего больше.

Я чувствовал себя всемогущим, когда смог завоевать ее. И это ощущение оставалось со мной до самого конца, когда она, бросив мне фразу о том, что я бесперспективное дерьмо, которое ни на что не годно, взмахнула своими блестящими волосами и даже не взглянула на преподнесенное ей кольцо и бутылку шампанского, которым мне хотелось отметить нашу помолвку.

Я ведь серьезно был намерен жениться на ней тогда. И даже был готов к ее отказу, после которого я бы все-таки смог завоевать ее снова и добиться положительного ответа. Но ее слова о моей бесперспективности оказались гораздо сильнее. Гордость с самого рождения преобладала над всеми чертами моего характера. Вплоть до того момента, пока и ее мне не пришлось в себе усмирить.

В тот вечер я был безумно зол на Аню, но, сумев взять себя в руки, так и не показал ей этого.

Сказал лишь, что в таком случае она может быть полностью свободна от наших отношений и просто ушел, успев по пути прихватить с собой ее сигареты и зажигалку, которые нашел возле самого выхода.

Тогда-то мой паззл окончательно и рассыпался, а я остался один, совершенно не зная, что теперь со всем этим делать.

«Пошла ты к черту», - думал я, делая несколько глотков дорогого шампанского.

Я купил лучшее из всего, что только смог найти и на что хватало заработанных средств. Я всегда считал, что моя женщина достойна самого лучшего, а она швырнула мне всем этим в лицо, заявив, что это все, чего я смогу добиться в своей никчемной жизни.

Себя моим главным трофеем она и вовсе никогда не считала, и лишь в тот момент я окончательно пришел к осознанию этого. Аня никогда не была моей, а я никогда не выигрывал ее в борьбе с лучшим другом. Она всего лишь играла. А мы были ее любимыми марионетками, с которыми было весело, но которые не имели абсолютно никакой ценности.