Знал-то знал… но вот что? Вроде бы Жак был бастардом какого-то мелкого дворянчика из васконцев. А какого? Казалось бы — принадлежность к горцам очевидна: Жак был смугл, так же безнадежно тощ, и безмерный гордец. Типичный горец, но если? Смешно, но де Грамон за столько лет ни разу не интересовался, где же все-таки семья Жака, да и стоило ли перемывать кости друзьям? Жаку не очень хотелось вспоминать о «подлеце» отце, а де Грамону — вникать во все это. Дел было по самое горло, а юность… она такая: безбашенная, дерзкая, когда друзьям веришь как самому себе. А потом докапываться до прошлого вроде и незачем стало. Особенно когда Юлали, с самого голоногого детства, бегающая вместе с фаворитами, понравилась Гастону. А уж после того как артефакт, ожив, «выплюнул» критерии, а девочка подошла… Жак стал еще ближе. Разве ищут изъян в почти семье? Другой, кроме Луи и друзей, — де Грамон не знал уже много лет.

Неужели враг все это время был рядом? Хотя после того что сообщил Луи-Батист… сомнений не оставалось. Отец Юлали все подстроил и один из фаворитов погиб. Смерть Гастона — на его, менталиста, совести. Хороший был мальчик.

Де Грамон вздохнул.

Все происходящее — удар не только по самолюбию, но и в самое сердце. Оказалось, друзей то у него особо и нет. А те, что были: изменились до неузнаваемости. Что Луи, который из отчаянного мальчишки превратился в сластолюбца, что взрывной Жак, оказавшийся… кем? Помощником спанцев или самим спанцем? Смуглыми были далеко не только васконцы.

Но Шарлотта? Подвоха от сестры де Грамон не ждал. Конечно, ее могли попросить дать рекомендацию девочкам, обмануть, оболгать, но в это менталист верил мало. Слишком много странного было в поведении сестрицы последние пару лет. Де Грамон оправдывал королеву тем, что ей весьма нелегко пришлось: трон, который сестра так хотела — оказался совсем не той сказкой, что представляла себе девушка. На балах придворные не смотрели восторженно ей в след, а больше шептались за ее спиной, обсуждая очередную фаворитку короля. Луи, казавшийся столь обходительным, поддерживал иллюзию счастливой семьи лишь год, а потом, устав от скандалов, достаточно жестко обозначил Шарлотте границы их отношений. Хотя, казалось бы, пример гармоничного союза перед глазами у короля был: его родители были счастливы в навязанном браке. Но то ли Луи не хотел делать шаги на встречу жене, то ли сама Шарлотта повела себя глупо, но после появления на свет «наследника», каждый стал жить своей жизнью. У Луи — появился Жан от фаворитки, у Шарлотты — Ноэль от садовника.

Де Грамон вмешался один раз, не дав убить племянника, и тем самым получил волну глухой ненависти от Луи. Хотя менталист не жалел о своем решении. Может «корни» у садовника были не самые простые, а может мальчишка пошел в род де Грамонов, но как оказался силен! Неплохое вложение в семейное древо, тем более у самого Арно наследников не было, а тут прямая ветвь. Пожалуй, стоило тогда записать мальчишку своим сыном. Нашел бы какую-нибудь сговорчивую девчонку, которая «умерла» бы родами. Все одно — родная кровь. Но тогда де Грамон был слишком сражен предательством невесты. И ведь оказалась наполовину спанкой! Гадина. Ей почти удалось тогда убедить Шарлотту в своей дружбе, а потом прокралась в покои и попыталась удавить маленького Луи-Батиста в колыбели. Хорошо, что глупая сестрица всполошилась. Предательницу де Грамон задушил собственными руками. А что? Собаке собачья смерть. Луи так-то тоже его племянник. А никто не смеет покушаться на его семью!

Семью. Де Грамон помрачнел.

Все же сестра… что если она действовала осознанно и на стороне спанцев? Де Грамон сжал зубы. В его роду никогда не было предателей. И не будет. Точка.

Менталист повел плечами, стряхивая с себя тяжкие мысли и повернулся к Луи, который присоединился к отряду совсем недавно.

Может и не стоило тащить с собой дофина — пострадай принц сейчас и демон очнется от своей дремы, а там и до падения купола недалеко, но… де Грамон усвоил четко — то что дается легко, не бывает во благо. Пусть мальчик сражается за свою страну, свой трон, людей. Чтобы не ныл потом, что его жизнь «разрушена и ради чего?». Второй раз ошибки де Грамон не допустит. Нет, Луи-младший пусть сам выгрызает свой путь к короне, он, менталист, в этом поможет, но не более того. Хватило. Наелся до сыта в прошлый раз, сейчас поступит мудрее.

— Ну что думаешь? — поинтересовался у племянника «Цепной пес».

— Они готовили это давно, — с горечью сказал дофин.

Принц не обвинял дядю в том, что тот пропустил заговор. Какие уж тут обвинения, если он сам, посещая дом Юлали, ни разу не заподозрил угрозы. А мать? Нет, Луи, конечно, давно смирился, что Шарлотта была к нему весьма холодна: сам юноша подозревал, что мать не считает его сыном, но это было ее право, как его — все-таки ее любить.

— Я начинаю думать, что двадцать лет назад, они специально подставились, чтобы отдельные спанцы завоевали наше доверие.

— И они хотят повторить ритуал, — задумчиво протянул Луи, — откуда у них такая уверенность, что они смогут достать остальных девчонок? Про устранение меня понятно. На замок вчера напали, отец и Жан пострадали, хотя атака была внезапная. Спасла новая фаворитка отца, она видимо действительно его любила, раз заслонила собой. Но девочки… они же в университете, как они подтянут их в самое ближайшее время?

Де Грамон кивнул, он был согласен с выводами племянника. Да и основания надеяться на успех у спанцев были: неизвестно как много рассказал Гастон. Мальчик конечно очень храбрый, но пытки развязывали рот самым стойким. Что успел поведать некромант? Хотя вопрос лучей оставался открытым. Кровь девчонок должна «опечатать» купол на год, который требовался для того, чтобы невеста дофина выносила ребенка-жертву. Как спанцы планируют выкрасть претенденток сейчас, когда штурм Университета провалился и спанки смогли захватить только мадемуазель Эвон?

— И вряд ли их много, — задумчиво пробормотал Луи, — судя по всему, они были вынуждены сорваться, когда Филипп нашел последний «луч». Спанцы взяли нахрапом.

— Университет штурмом брало два десятка магов, воспользовались эффектом неожиданности. Боевики, — де Грамон поморщился, — просто не успели оказать сопротивления. Ударили только некроманты, у которых ночью проходила практика, и дали отпор менталисты, которые почуяли неладное.

— Цвет нашей армии, — хмыкнул Луи, позволяя себе подколку.

Де Грамон пожал плечами: Луи не сдержал ехидства, в отношении боевиков, которых недолюбливал. Де Грамон не возражал — находиться в напряжении было тяжело, а тут хоть какая-никакая возможность расслабиться.

Хотя, конечно, повод для веселья был сомнительный: студенты с боевого факультета всегда были ядром франкийского войска. Самые горячие, многочисленные и якобы преданные короне. А тут такой конфуз.

Впрочем, отвоевывать мадемуазель Эвон, а заодно и трон для Луи отправилось три десятка некромантов и дюжина менталистов. Де Грамон от души посмеялся бы над вывертом судьбы, если бы не было так грустно. Компания у них знатная. Как раз для того чтобы войти в историю: сын и бастард королевы идут на бой против спанцев. Но было ли время собирать что-то большое? Нет. Де Грамон закрыл на мгновение глаза. Все же обойдется? В это хотелось верить.

Где-то впереди Ноэль, который идет, словно ищейка, по следу юной васконки.

Когда менталист увидел племянника, то не отшатнулся лишь чудом: у юноши были полностью залитые тьмой глаза. Присутствие Богини, давалось нелегко даже такому талантливому чародею. И если до этого де Грамон еще хотел возражать насчет участия Ноэля в спасательной операции, то после увиденного все вопросы разом отпали.

Ноэль ждал «собратьев» на холме и оставалось гадать, какое самообладание понадобилось ему, чтобы не сорваться, подобно стреле на поиски Эвон в одиночку. Но видимо юноша понимал, что шансов — немного, а потому ждал, тоскливо оборачиваясь куда-то в лес.

Сам некромант, увидев среди подъезжающих дофина, только поморщился. Единоутробного брата Ноэль недолюбливал. То ли за попытки матери их «подружить», то ли за то, что мадемуазель Эвон участвовала в отборе и дофин оказывал ей определенные знаки внимания. Де Грамон вообще подозревал, что приход Богини, напомнившей о древнем праве ее избранницам, был спровоцирован этим мальчишкой. Ничего. Мадемуазель Эвон привяжет его крепче стального каната к Луи-Батисту. Ведь для васконки король и страна — неотделимые понятия. И может, кстати…. Де Грамон мотнул головой, подумает об этом, когда девушка будет в безопасности.