Я предложила оплачивать дополнительные услуги в квартире, но Нат отказалась, используя тонну ругательств. Но я, конечно, спорила, что заставило Нат использовать еще больше противных слов. Неожиданно Эш взял телефон и просто сказал: «Ты хочешь отблагодарить? Накорми меня».

Никаких споров с Ашером. Он тверд в своих словах.

Последняя деталь моей комнаты напоминает об одной вещи, которую я должна сделать, но не могу решиться. Мой постер с Джонни все еще весит на двери.

Время пришло.

Но я не готова.

Время пришло. У него была чудесная жизнь. Отпусти.

Мозг прав. Время пришло. Я должна отпустить его.

Направляясь к двери, я смотрю в глаза Джонни Деппу, и мой желудок ухает вниз.

— Мне жаль. Ты был хорошим воображаемым парнем, но теперь я взрослая. В моей жизни нет места для парней. Даже воображаемых. — Но он просто смотрит на меня. — Не смотри на меня так. — Джонни продолжает смотреть. Он пытает меня.

Я устало вздыхаю и потираю свой лоб.

— Не усложняй все. Пожалуйста, Джонни. Все кончено.

У меня начинается головная боль. Я стягиваю его максимально бережно, сворачиваю и надеваю на него канцелярскую резинку. Держу его в руках и прохожу с ним до урны. Поднимаю крышку и кладу его вовнутрь.

Моя мама стоит здесь, переводя взгляд с меня на мусорное ведро. Я торжественно киваю и шепчу:

— Время пришло.

Она улыбается и трясет головой, и с тяжелым сердцем я отпускаю свою первую любовь. 

Мои ноги в носках скользят по плиткам кухни. Задыхаясь, открываю шкаф под раковиной и роюсь в урне, пока не нахожу его. Я прижимаю Джонни к моей тяжелой груди и поворачиваюсь, чтобы обнаружить, как мои родители пьют кофе за обеденным столом. Они смотрят на меня с тревогой.

— Думала, что смогу это сделать, — сильнее прижимаю постер с Джонни Деппом к своей груди. — Но я не могу. Он едет со мной.

Когда я иду обратно в свою комнату с Джонни в руке, то выдыхаю в облегчении.

Мне жаль, Джонни. Давай больше никогда не ссориться. 

Макс

Моя нога подпрыгивает жестко и сильно под обеденным столом.

Я нервничаю.

Помешиваю кофе и одновременно перевожу глаза с Ника на Тину. Я смотрю, как они едят свой завтрак, задумываясь, как, черт возьми, собираюсь затронуть эту тему. Тина ест овсянку; она, видимо, чувствует мой взгляд, потому что смотрит на меня с ложкой на полпути ко рту. Ее глаза расширяются, и она медленно бормочет:

— Что?

Я быстро отвожу взгляд и трясу головой:

— Ничего.

Помешивай свой долбанный кофе и держи глаза опущенными.

И это то, что я и делаю. Отвожу взгляд так сильно, что буквально смотрю в свою чашку с напитком.

Нога Ника толкает мою под столом. С поднятыми бровями я смотрю на него. Он бережно сворачивает газету перед тем, как положить ее, и с прищуренным взглядом сосредотачивается на мне. Ооу.

Ник откидывается назад на стуле и внезапно начинает ухмыляться, его ямочка, почти такая же, как у меня, прорезается на его щеке.

И я начинаю потеть:

— Что?

Он кивает в мою сторону подбородком.

— Ты ведешь себя странно. Я имею в виду, ты всегда ведешь себя странно, но сейчас твое поведение более странно, чем обычно.

Тина смотрит на меня и мягко кивает.

— Это не так.

— Даже слишком, — спорит мой брат.

— Ты будешь дряхлым в старости.

Глаза Ника расширяются. Он чувствителен насчет своего возраста с тех пор, как нашел у себя седой волос. Я имею в виду, это не очень большая проблема. Это нормально. Люди, в конце концов, седеют. Но волос...

Он был не на голове.

Ник наклоняется и огрызается:

— Твою мать.

Я ухмыляюсь:

— Она так же твоя «твоя мать», и я скажу ей это.

Он разводит свои руки в стороны, дразня меня:

— Сделай это, и я расскажу ей правду про сушенные листья базилика в твоем ящике для носков.

Ублюдок.

— Это было для тебя! Я прятал их для тебя!

Он пожимает плечами.

— Она этого не знает.

Я тянусь через стол, чтобы шлепнуть его — он ненавидит это, — когда в разговор вступает Тина:

— Ник, прекрати.

Я показываю ему средний палец, а затем Тина шлепает мой зад. Нежно, конечно.

— Макс, милый, сделай это снова, и я обещаю, что ты не получишь моих кексов еще год.

Я задыхаюсь. Она так не поступит. Но взгляд на ее лице говорит об обратном. Я тяжело усаживаюсь на стуле…

— Святое дерьмо, ты жестокая, когда беременная.

Она сладко улыбается, а затем обхватывает свой округлившийся животик:

— Думаю, что действительно капризна в эти дни.

Я добавляю:

— И эмоциональная.

Ник усмехается:

— И возбужденная.

Тина кричит:

— Ник!

— Чувак! — с вытянутым лицом одновременно с ней ору я.

Люблю Тину, и она абсолютная сексуальная лисица, но не хочу думать о ней в постели.

Тем более с моим старым старшим братом. Я не могу помочь себе. Поворачиваюсь к Нику и жестоко улыбаюсь:

— Ну, как твой седой лобковый волос? Все еще одинок?

Стул издает скрип, затем я оказываюсь на полу, с крепко обернутыми вокруг моей шеи руками, что выбивают из меня дерьмо.

— Закрой свой рот, сопляк.

Я хриплю:

— Никогда.

Тина сладко хихикает, полностью игнорируя тот факт, что ее муж ведет себя грубо.

— Ох, милый, это не плохо. Просто вырви его. Это нормально. Я люблю тебя и твой седой лобковый волос.

Руки Ника замирают, когда он смотрит на нее.

— Если ты вырвешь их, появится еще больше.

Она пожимает плечами:

— Ну, значит появятся. Я полюблю и другие седые волосы тоже.

Смотря на нее, он яростно трясёт меня, пытаясь задушить, доказывая свою точку зрения. Ник многозадачный человек.

— Нет, ты не будешь любить его. Никто не любит седые волосы на лобке, — восклицает он.

Она смотрит на него прямо в глаза, а потом мягко улыбается:

— Я буду. — И она действительно имеет это в виду.

Тина охренительно серьезна.

Ник отпускает меня. Моя голова ударяется об пол с глухим стуком. Кряхтя, я потираю свой затылок и бурчу:

— Это больно, говнюк.

Он встает, затем протягивает мне руку, но перед тем, как я могу сделать захват вокруг шеи и показать, как делают удушающий настоящие мужики, моя главная причина для жизни входит в комнату.

— Папочка, я не могу найти свой рюкзак.

Я улыбаюсь, несмотря на то, что она звучит раздраженно, и поворачиваюсь к ней. Ее длинные рыже-каштановые волосы уже вымыты и заплетены.

— Ты собрала свои волосы. — Я хмурюсь. — Сама.

Я дуюсь. Знаю это, но у меня теперь не так много вещей, которые я могу сделать для своей девочки. Но мне нравится делать всякие мелочи для своей девочки. Я ее папочка. Мне разрешено быть полезным. Тина прочищает горло, и знаю, что если бы оказался ближе, она бы пнула меня. Быстро меняю разочарование на отцовскую гордость и улыбаюсь:

— Это очень здорово. Тебе идет, малышка.

Сиси смотрит вниз на свои колени, пряча свой румянец. Моя малышка легко смущается. Она не очень хорошо принимает комплименты. И это отстойно, потому что я делаю ей комплименты все чертово время.

Имя моей дочери Сесилия, но так как она названа в честь ее бабушки, мы зовем ее Сиси. Она была рождена здоровым ребенком. Дочь не была запланированной, и я должен признаться, что когда узнал, что Мэдди беременна, это было самой страшной вещью в моей жизни, но скоро привык к идее быть хорошим папой. Вообще, вскоре я полюбил эту идею и не мог дождаться, чтобы взять своего малыша на руки. Мэдди, мама Сиси, чувствовала себя также.

Но когда мы принесли Сиси домой, все изменилось.

Мэдди была абсолютно несчастна, раздражаясь от плача Сиси, не желая заботиться о ней, кормить или менять ей подгузники. Не нужно быть гением, чтобы понять, что моя Мэдди не была привязана к дочери, и, через некоторое время, ей поставили диагноз — послеродовая депрессия.