Пока Сиси натирает морковь, я процеживаю банку чечевицы, режу лук и достаю говяжий фарш из пластика. Как только она закончила, указываю на нее, а затем маню ее пальцем. Она подкатывает к моему месту у плиты, и я вдруг осознаю, что эта кухня была спроектирована под Сиси и ее кресло. Плита ниже, чем это было бы для кого-либо еще, под ней есть ниша, так что Сиси может подъехать вплотную, как и к раковине. И столешницы как раз подходящей высоты для нее.

Я постукиваю по плите кончиком пальца, и Сиси понимает, что имею в виду. Как только она оказывается на месте, включаю плиту и приношу ингредиенты для нашего ужина.

— Ты много готовишь? — спрашиваю я, протягивая ей деревянную ложку.

Сиси качает головой.

— Я умею готовить только яичницу-болтунью. И все.

Опершись бедром о стойку, скрещиваю руки на груди. Мой разум кричит: «Что ты делаешь?», но я спрашиваю:

— Ты хотела бы научиться?

Ее взгляд встречается с моим.

— Раньше тетя Тина позволяла мне помогать, но теперь, когда появились Татьяна и Эва... — Она замолкает.

Мое сердце сжимается. Что-то подсказывает мне, что Сиси не просто сердится на своего отца. Что-то мне подсказывает, что Сиси злится на весь мир.

— Да. Такое случается, — тихо отвечаю я. — Когда появляются дети, трудно найти время для чего-то еще. Особенно когда они маленькие, понимаешь? Потому что дети болеют, и им нужно есть почти все время, а иногда они просто хотят обниматься. Проходит много времени, прежде чем родители могут найти время, чтобы заниматься тем, чем занимались раньше. — Я протягиваю ей оливковое масло и указываю подбородком в сковородку. — Хорошенько перемешай. Налей достаточно, чтобы покрыть лук.

Она добавляет идеальное количество, затем кладет лук, и я ухмыляюсь.

— Ты уверена, что не знаешь, что делать? Пока что у тебя все отлично получается. — Она слегка покраснела, но я это вижу и добавляю: — Как я уже говорила, быть родителем очень хлопотно. Но если хочешь, я могу приходить несколько раз в неделю, и мы будем готовить вместе. — Она не дает мне понять, что чувствует по этому поводу, поэтому я подталкиваю ее в плечо. — Я почти никого не знаю в Нью-Йорке, так что если ты дашь мне возможность чем-то занять свободное время в течение недели, я бы очень этого хотела.

Ты слишком давишь.

О, тише, мозг. Что может пойти не так?

Используя деревянную ложку, она помешивает лук и не смотрит на меня, когда говорит:

— Я бы тоже этого хотела.

Скажи ей. Скажи ей сейчас.

— А ты бы все еще хотела этого, если бы тут был подвох? — неуверенно спрашиваю я, скрещивая пальцы.

— Ты хочешь, чтобы я снова начала тренироваться, — тут же предполагает она.

Округляю глаза от шока. Сиси отнюдь не глупая девчонка.

— Да, я бы очень этого хотела. Если бы мы могли устроить тебе три сеанса в неделю, скорее всего, судороги бы прекратились, дорогая.

Сиси на мгновение замирает, обдумывая то, что я сказала.

— Ты будешь тренироваться со мной? Ты будешь здесь три раза в неделю?

Я киваю.

— Да, и еще раз да. Я бы занималась с тобой. Конечно, в течение недели ты будешь проводить с Уитом еще три дня, но я буду приходить сюда после работы в те дни, когда тебя не будет в центре. Мы будем готовить вместе, а потом проведем легкий сеанс. И я обещаю, Сиси, — кладу руку ей на плечо, привлекая ее внимание, — обещаю, если мы сделаем что-то, что тебе не понравится, мы попробуем что-то другое. Там полно всяких упражнений, и мы обязательно найдем что-нибудь, что тебе придется по душе.

— Так это мой выбор? — спрашивает она. — Ты не станешь меня принуждать?

У меня замирает сердце. Она собирается сказать «нет».

— Нет, милая. Никто тебя не заставит. И если ты решишь, что больше не хочешь этим заниматься, мы все равно сможем вместе готовить и тусоваться. — Именно это я и имею в виду. Начинаю думать, что был неправа, отказываясь от этой должности в самом начале.

Постукиваю пальцем по миске с говяжьим фаршем и смотрю, как Сиси кладет его на сковородку. Пока она разбирает комочки, добавляю морковь и чечевицу. Она напряженно сосредотачивается на своей задаче, и я улыбаюсь. Может, Сиси и упрямая, но решительная, это уж точно.

Мы долго готовим в тишине, прежде чем Сиси снова заговаривает:

— Ладно. Я снова начну тренироваться.

Даже и не подозревала, что задерживала дыхание, когда оно со свистом покидает мои легкие. Я потрясена.

— Правда?

— Да, — бормочет она, а потом продолжает: — Но только если ты придешь завтракать с нами в воскресенье утром.

Мой разум рыдает.

В воскресенье утром? О, черт возьми, нет!

Воскресенье — единственный день, когда отсыпаюсь, а я люблю поспать. Дома, когда все девочки были вместе, если кто-то осмеливался поднять шум до одиннадцати утра в выходные, я спокойно вылезала из постели, выбивала из них дерьмо, а затем снова впадала в кому, пока не чувствовала себя достаточно заряженной, чтобы встретить новый день.

Улыбайся и терпи, Лена.

— Конечно. Я люблю завтракать, — щебечу я сквозь стиснутые зубы, заставляя себя улыбаться.

Сиси улыбается, глядя на сковороду, а я, прищурившись, смотрю на нее. Не могу отделаться от мысли, что эта маленькая шалунья что-то замышляет.

Не успеваю опомниться, как выключаю плиту и приношу жаропрочное блюдо туда, где у прилавка находится Сиси. Открываю пакет с кукурузными чипсами и высыпаю их на блюдо. Сиси покрывает чипсы смесью говяжьего фарша. Я говорю ей, чтобы она посыпала сверху сыром, и девочка так и делает. Когда заканчивает, ставлю блюдо в духовку и устанавливаю таймер на пятнадцать минут.

Вместе с Сиси мы быстро убираем беспорядок, который устроили на кухне. Довольно скоро таймер подает звуковой сигнал. Сиси вдруг становится обеспокоенной. Я открываю духовку, и меня обдает чудесным запахом.

— О боже, Сиси.

— Что? Что там? — паникует она.

Ухмыляясь, поворачиваюсь и громко шепчу:

— Пахнет потрясающе! — Я осторожно вынимаю блюдо из духовки и ставлю его на плиту. — Не прикасайся к нему. Оно горячее, чем чертов огонь в преис... — В присутствии несовершеннолетней! Ой-ей-ей. — Горячее, чем Йен Сомерхолдер.

Она улыбается.

— Все в порядке. Я слышала и похуже.

Конечно же, слышала. Она выросла рядом с Максом, Ником, Эшем и Ловкачом. Просто чудо, что ее уши не кровоточат постоянно, бедняжка.

— Ладно. Я скажу твоему отцу, чтобы он убрал со стола, чтобы мы могли поесть.

Как только выхожу из кухни в коридор, подпрыгиваю на месте, молча радуясь тому, что делаю что-то правильно. Сиси согласилась тренироваться, и мне не пришлось идти на подкуп. Это было ее решение.

Подождите минутку. Мое подпрыгивающее тело замирает. Это было ее решение! Мои глаза расширяются. О, боже мой. Она сама сделала выбор! На моем лице появляется улыбка. Вот именно!

Я заглядываю в столовую, и моя вагина спрыгивает с трапеции, свободно падая с широко раскинутыми руками. Макс сидит за обеденным столом перед открытым ноутбуком, одна нога вытянута перед ним, другая согнута в колене. С водруженными очками на переносице, жует ручку и рассеянно смотрит на экран.

У него есть очки. И не просто очки. Модные, шикарные, прямоугольные очки для чтения. Иисус, Мария и Иосиф. Хмурясь и сжав губы, я поднимаю голову и мысленно молюсь.

Это несправедливо, боже. Мне нельзя к нему прикасаться. Почему ты так играешь с моими эмоциями? Это потому, что я попросила Джейкоба Шмидта показать мне его причиндалы в первом классе? Я была молода и любопытна! Дай мне передохнуть!

Опустив голову, смотрю на Макса и сглатываю.

Позвольте мне рассказать вам кое-что о себе. Мужчины в очках — это моя слабость. Очки делают мужчину невероятно привлекательным. Он становится кем-то другим, великолепной версией самого себя. Пока женщины сходили с ума из-за Супермена, я падала в обморок из-за Кларка Кента. О да. Дайте мне мужчину в очках в любой день недели.

Я прочищаю горло, и он смотрит на меня с ленивой улыбкой.