Катька медленно приближаясь к нам, настороженно прислушиваясь и кажется подпевая. Потом обернулась, нашла среди турникменов кого-то взглядом. Села рядом с Олегом и начала что-то писать в тетрадь. Ну и замечательно, подумал я продолжая…

Ну если так и дальше пойдет, часовую программу мы прогонем за пару часов, наивно думал я. Старый клен мы исполнили пять раз и разошедшегося “хоровода” в лице Кати остановил завуч. Напомнив, что летом учителя тоже должны отдыхать от учеников и нужно иногда менять пластинку.

Музыка первого исполнения уже доиграла, а певица продолжала что то писать. Как выяснилось не текст, а ноты. Она приказала отдать подошедшему спортсмену баян и исписанный тетрадный лист, а Олегу вручила гармонь. Посмотрела в его наклоненное на право лицо и попросила исполнить от души. Синютин был хорош, я только вступал в куплетах, Катька вела уже запомнив песню. Она улыбалась Олегу, хмурилась глядя на меня, отчего я начинал петь тише и отчетливо дирижировала одной рукой баянисту, разместившемуся на лавке.

Потом она, уверенно видя исполнила с Олегом, который всех рассмешил пустив петуха в начале. При его привычном басе это смотрелось забавно.

Четвертое исполнение было с культуристом-баянистом, им подпевали многие девчонки. Катя кружилась в центре и иногда показывала кулак, тем чей голос ей не нравился.

После вмешательства завуча, мы решили сделать перерыв. Ходили вокруг кустов щипали жимолость, а я рассказывал про китайскую гимнастику и традиции тайского массажа. Немного ненаучной фантастики и Олег готов встать на гвозди прямо сейчас являясь самым большим поклонником йоги в деревне. Наверное единственным во всей стране, думал я. Остальное время мы в основном разговаривали, от гитары болели пальцы и я продемонстрировал несколько проигрышей на гармони. Если учесть что играть меня учил он сам, ни чего нового я не показал. Он засыпал меня вопросами по новым песням, я устал уходить от прямых ответов и засобирался домой. Жаль что рок придется отложить, но всему свое время, место и уши. Главное уговорил на лечение, осталось выбрать время, место и руки.

Я несколько раз видел Михалыча злым. В этом состоянии он не кричал, а хотел выговориться, просто вколачивая, своей речью, объект злости в район плинтуса. Несколько раз я видел его в гневе, тогда он наоборот молчал и выплескивал гнев физическими нагрузками. Когда Петух выйдет из СИЗО и полыхнет несколько домов, я, Колька и участковый будем находиться по отцовскому делу в Москве. Вернувшись и узнав обстановку, а главное когда станет понятно что Петух сбежал, Михалыч тупым двухпудовым колуном срубит огромный тополь, перед домом Лёхи. Ещё мы узнаем что помимо пожаров, без вести пропало несколько человек, среди которых наша средняя сестра.

Ее труп с множеством переломов найдут весной в лесу. Подробности смерти станут известны в 80-х. Во время травли министра МВД Щелокова, конторой, всплывут документы, среди которых дело Петуха. Я надеялся что все теперь будет иначе, когда рассказывал Михалычу эти события. Он попросил не дергаться и обещал все проконтролировать.

Сейчас я смотрел на мирно спящего великана и слушал в наушниках его исповедь из 1990 г. Насколько я понял по оговоркам, он начал записывать свой монолог в 70-х, будучи сильно злым. Впадая в это состояние переписывал или дополнял пленки. Михалыч уйдет из жизни на 68 году, в день подписания беловежских соглашений. Его похоронят на местном кладбище. Записи я найду в тот же день в нашем тайнике. Будет семь пленок, на двух различных носителях. Прослушав всё, я оставлю последнюю. В то время эта запись представляла ценность только для меня и возможно любителей истории. Среди людей обсуждающих смерть Сталина она могла произвести шум. Фанаты Хрущева назвали бы ее подделкой. В общем никому не нужный кусок истории, который я оцифровал и залил в облако, с появлением возможностей. О записях я помнил когда уговаривал Рыжакова убить Петухова, но был не уверен что ее достану. Сейчас остро встала необходимость в материалах по мануальной терапии и я рискнул выйти в сеть.

Я отключил режим полета, соединение прогрузилось, связь была полной, горела 6G зона доступа. Сначала я изумился. Экран показывал, вчерашнее число. Потом удостоверился что время не меняется, но странице в браузере грузятся моментально. В режиме полета время шло. В этих обстоятельствах отсутствие входящей почты и сообщений не удивило, но шокировал перечень доступных сетей WiFi, с открытым доступом. Домашняя и ранее предустановленные, были не доступны. Список начинался лаконично ФСБ РФ.

Запись Михалыча из будущего я вытащил в первую очередь. Затем скачал необходимые для практики пособия и видео. Подумав добавил архивы музыки с рабочего компа. Собираясь отключаться, вспомнил недавно возникший вопрос и заскринил погоду в нашей области до конца года.

Михалыч скоро проснется. Я разогревал еду и уговаривал себя удалить запись. То что спустя 40 лет станет историей, сейчас может перевернуть расклады в политбюро, хорошо его тряхнув. Участковый хоть и сторонится политики, исполнит присягу и доложит куда положено. Это не ребенка с манией величия спрятать, тут государственная измена и заговор против вождя. Как бы к Сталину не относили потомки, сейчас никто не сомневается о его роли в победе ВОВ.

К моменту когда Михалыч выкатился на улицу с помятым лицом и хорошим настроением, я для себя все решил. Уговаривать помочь Олегу не пришлось, он доверился моему опыту и согласился что хуже не будет. Я оставил моего “ученика” за просмотром видео, для изучения теории, а сам направился на поиски Синютина. Встретиться договорились в больнице. Во первых лишний специалист, во вторых в кабинете фельдшера располагалась подходящая кушетка.

Олега я нашел быстро, они с Колей развлекали домашних музыкой. Видимо выполняя урок, брат перебирал клавиши только одной рукой. Играли они, будущий гимн области, слова которого я решил открыть завтра. Уверен на бис попросят не раз. А под руководством Катьки с третьего захода будут петь все.

– Олег, собирайся нас ждут. – бросил я забегая в дом. Нужно было переодеться и взять, приготовленную ветошь и флакон масла.

Колька хотел пойти с нами, но я остановил посоветовав тренироваться перед завтрашним дебютом.

– А дисно, ниби пидменили. Треба в церкву сходити, свичку поставити – Зашептала мать Олега на ухо моей – так забитися и порозумнишати, якби не вид лукавого. (А действительно, будто подменили. Надо в церковь сходить, свечку поставить – так ушибиться и поумнеть, кабы не от лукавого.)

– Типун тебе на язык. Смотри не бряхни кому – и обе закрестились, отгоняя упомянутого чёрта и плохие мысли.

Большая светлая изба, на каменном фундаменте, с высокими потолками и окнами, гордо именовалась “Амбулаторией”. Дом был разделен на две половины, жилую и приёмный покой, куда были отдельные входы. Палат для лежачих пациентов не было, в сложных случаях отправляли в город. Сейчас тут уверенно хозяйничала Зинаида Степановна Титова. Невысокая, но крепкая девчушка, с короткой стрижкой, выглядела старше своего двадцати одного года. Ребёнок войны, сложное детство в оккупации. Она попала к нам, после окончания районного мед. техникума, в котором сейчас учится моя старшая сестра. Без конкурсного распределения, лучшая выпускница этого года, оказалась в нашей деревне. Наверняка, не обошлось без серого кардинала, директора нашей школы, “бабушки Нюры”.