В последней фразе Кузьмича было несколько ловушек и подросток наверняка бы влетел. Даже я ощетинился на слова о послушании. Но успокоившись решил воспользоваться проверенным родительским методом, когда на вопрос ребенка: “откуда берутся дети?”, задают встречный: “а ты как думаешь?”. Если родители не компетентны или не готовы к разговору, ребенок в своих рассуждениях подскажет путь.

– Давай пойдем другим путём, ты выскажешь свои догадки, а я свои. Но мне ответ про буквы не нужен. – я подошёл к сложенным жердям, выбирая потоньше для удилища и чем чёрт не шутит, возможного силового допроса.

– Хм. А что так? Неужто знаешь ответ. И какой вопрос, тебя интересует? – Кузьмич закрепил снасть и оглядывал кромку воды, вполне миролюбиво, в поисках места заброса.

– У меня много вопросов, но ты не захочешь на них отвечать. Например что тебя связывает с Лобастовым и Митрофановым? Зачем тебе столько оружия? И главное. Ты был в старом монастыре на той стороне? – я уже сидел рядом выбирая из туеска червяка и старался контролировать эмоции собеседника. – Да ещё, кем тебе приходится Анна Кузьминична? – лишь на последний вопрос он дёрнулся, оставаясь до этого медитативно спокойным.

– Но ты не ответишь, поэтому я постараюсь угадать. – поспешил я сбавить напор и выдал самое очевидное и наивное – С Фёдором и Иваном вы познакомились до войны, и вместе проходили некие курсы. Возможно вас готовили в диверсанты. И оружие наверняка у каждого припрятано, на всякий случай. Так?

– Хм. Становиться совсем интересно. – ответил Кузьмич закидывая удочку. – Про ребят ты угадал. А оружие? Мне просто нравиться иногда держать его в руках. Если Михалыч о нём узнает? Я забью стволы арматурой и попрошу оставить у себя. Про ружья у Федьки и Ивана не знаю, им огнестрел ни к чему. – и хмыкнул своим веселым мыслям. – Да, эта информация не от Илюхи. Или ты меня шантажировать собрался, ружьями?

– Боже упаси – притворно вскинулся я, выставив перед собой открытые ладони. – Я ещё из них пострелять собираюсь, лет через пять.

Наживку мы закинули в соседние окна, между кушарей. И поставив удилища на рогатки уселись на бревно. Вдвоем на одно. Разговор довольно откровенный и мне уже не нужно искать ложь, в словах собеседника. Вдалеке сверкнула молния и я привычно начал отсчет, до звука грома. Девять секунд тишины, разорвали басовитые раскаты, принеся следом свежесть. Хотя казалось бы, куда свежее, на речке в тени ивы.

– В монастыре я не был, когда сюда приехали, там уже находились военные. Не солдаты, а матерые бойцы и собаки по периметру. Пройти можно, но зачем? Чужие секреты лучше не знать, чем самому хранить. – тихо рассказывал Кузьмич, не следя за поплавком, а рисуя что то на вытоптанной земле. – А ты изменился, сильно, но это не моё дело. Что в кургане за озером знаешь?

– Пепел веков! – я хотел рассказать, этому заинтересованному взгляду, о раскопках 70-х, но сам точно не знал. – Или башня наблюдательная была или погребальный костер, но кроме пепелища и костей, разве что чешуйки кольчужные да стрелы лежат. Так их и под стенами кремля, в городе, полно.

Дёргающийся мелочью поплавок, вдруг лег и поплыл в сторону. Я подсек и потащил по поверхности бьющуюся рыбу. Золотой карасик, с красными плавниками и черной спиной, чуть больше моей ладони.

– Мелкий, но первую рыбу отпускать нельзя, удача уйдет. – серьезно высказался Кузьмич.

– Я вообще удивлен, что что-то клюет. Туча ползет, перепад давления – ответил я, больше удивляясь родной рыбе, которую к двадцать первому веку вытеснят суррогаты, сначала искусственный зеркальный, потом мутировавший и наконец дальневосточный буффало. Хрен с ней с рыбой, нужно недопустить распространение борщевика-сосновского. Ходить четыре года с ожогом на ноге, второй раз не хочется. И я не говорю, о свойствах этого сорняка вытеснять другие культуры. Только семена в Колорадо послать, в ответ на жука и селекцию закончить.

Я перезакинул снасть, с азартом ожидая новых поклевок. Река покрылась редкими кругами измороси. Ответы которые я хотел не получил, поэтому решил получать удовольствие, до возвращения Михалыча. Мою медитацию на поплавок прервал неожиданный вопрос.

– Ты волка нарисовать можешь? – Кузьмич, выглядел прежним балагуром, смотрел с вызовом и протягивал прутик, которым ковырял землю у ног.

– Ну так примерно, – выводил я, профиль волка из “Ну, погоди”, начиная с капли носа, и больших глаз и закончил треугольным левым ухом. Правое не видно.

– Это какой то гиппопотам, где ты таких волков видел?

– Художника каждый обидеть может – шутливо бросил я, подрисовывая зубы.

– Хм, а знаешь как раньше волка изображали? – спросил Кузьмич, забирая свою деревянную кисть. – на окраинах деревень и вокруг пастбищ наносили оберег кровью врага или того же волка, обязательно на живых деревьях.

Этот любитель небылиц, рисовал в той же последовательности что и я, но только анфас. Круглый нос, острая морда расширяющаяся вверх, раскосые штрихи глаз и треугольники ушей.

– Иногда этот знак вырезали на лбу волка-людоеда или медведя шатуна, который разорял жилища. – и он обвел контур своего рисунка, очень похожий на букву М в виде ушей и V как морда ниже. – Случалось этот знак вырезали на лбу предателей, из-за которых погибли люди, а потом привязывали на границе своих земель. Иногда выжигали и оставляли в живых, для искупления грехов. В этом случае вся семья оставалась как залог и ограда, от повторного предательства. Теперь ты понимаешь, почему я должен знать, источник твоей информации?

– Понимаю. – тихо повторил я, глядя на появившегося на боковой тропе Михалыча. Не понимая зачем спектакль, для одного зрителя?

Вопрос о необходимости знать мой источник, можно было не задавать. Этот знак оставляли знающие, для знающих. Я понял что попал в ловушку своего любопытства, когда он выводил глаза волка. Этой нижней части не хватало на трупе представителя райисполкома.

Я плохо разбираюсь в архитектуре. Настолько плохо, что для меня на просторах родины существовало три стиля строительства, ну если не брать в расчет юрты и землянки. Первый “круглый-деревянный” от избы до строений на острове Кижи, к нему также относится новодел в Измайловском кремле и почти все каменные крепости и кремли необъятной родины. Второй стиль “квадратный-дореволюционный” как образец историческая часть Питера, к нему относиться центр нашего города и деревянные дома старых сибирских городов. Третий, самый привычный, “послевоенный”, от прибалтийских домов, которые называют “хрущевками”, до башен москва-сити. К этому стилю относятся все частные дома в которых можно зимовать и нет печей размером с четверть строения. Исключения с уходом в канон, вполне допустимы.

Из этих стилей архитектуры, у меня антипатию вызывает второй. И наверняка из-за своего образчика, Питера. Так получилось, что когда я приезжал в северную столицу отдыхать и было время ходить по экскурсиям, стояла плохая погода. Выходишь с желанием сделать кружок, по Невскому до Дворцовой, по набережной до Фонтанки и дальше до Аничкого дворца, а тебя преследует мерзкий, холодный дождик. Выезжаешь на прогулку по каналам или на развод мостов и вечная, угнетающая изморось. И в отсутствии погоды, нависающие квадраты домов. Нет, не моё. И как такие чудесные люди умудряются, там жить и творить шедевры. Наверняка специальная прививка при рождении. Раньше когда царица, вводила северный налог, (строй усадьбу или плати) люди были проще и привычнее к погоде. Хотя все Питерские знакомые уверяли что мне просто не везло с погодой, я соглашался, но прогнать из памяти уже сформировавшийся образ, не мог.

Сейчас я стоял у экспоната дореволюционного стиля. Балюстрада фасада, утопающая в траве, казалась бортиком бассейна, со своими серыми, широкими перилами. Изредка проглядывались, поддерживающие их, толстенные балясины. Очень напоминающие, шахматную ладью-переростка. Высокие полу-колонны фасада, проходя через балкон, демонстрировали поддержку конька крыши, поросшей толстыми и кривыми березами. Окна, в которые Михалыч пройдет не пригибаясь, разве только бочком, таращились на мир чернотой и покоем. Общее впечатление я выразил не раздумывая: