Слишком рано потерявший мать, не сумевшую оправиться после родов, но сумевшую бороться за жизнь еще полтора года, этот маленький принц лишился самого важного для каждого живого существа, явившегося на свет – тепла и нежности. Совершено осиротевшим он не остался, но одиночество надежно обосновалось в его душе, когда он утратил частицу самого себя. Пусть он не осознавал, что произошло в реальном мире, что мать оставила его навсегда, но он чувствовал. Чувствовал, что отныне потерял всё.
И никто не пожелал заполнить ту пустоту, заставить поверить, что он не один. Все вокруг были слишком черствы и зациклены на своих собственных бедах и до чужой, нежной, детской души никому не было дела. Отец был погружен в собственную печаль из-за потери любимой жены и на какое-то время будто бы забыл о нём. В свои два года Мика научился сам справляться со своей бедой, не полагаясь ни на кого, однако, чтобы полностью перебороть горесть утраты в одиночку, ему не доставало ни моральных, ни физических сил и, нуждаясь в отце как никогда, он тянулся к нему, а в ответ получал либо холод и отчуждение, вызванные трагизмом утраты, либо же улыбку и взгляды, исполненные боли, от чего становилось еще страшней. Ведь лицо и движения сына приносили огромные страдания человеку, который видел в них свою возлюбленную. В какой-то момент малыш даже ощутил отцовское нежелание видеть его рядом с собой. Испугавшись этого возникшего ложного чувства, он замкнулся в себе окончательно, осознав, что рассчитывать может только на самого себя.
Чтобы осмыслить это целиком, он был слишком мал, но тут вступила в ход детская интуиция, которая примечала окружающий мир и видела его таким, какой он есть, без фальши. И видела она отнюдь не утешающие картины. Взору представал Натан, погруженный в дела и пропадающий в своем кабинете наверху, забывший в своем горе, что у него остался тот, кто не меньше него нуждается в утешении и заботе. Он не понимал, что приставленная к ребенку молодая няня, выполняющая свою работу честно, но только без души, не может заменить малышу настоящий семейный очаг.
А потом случилось то, чего Микаэль никак не мог ожидать, и именно этот шаг стал роковым, чтобы оборвать и без того тонкую нить, связующую его с родителем и поселить в душе неверие и враждебность к людям.
Прижимая к груди плюшевого медвежонка, который был его единственным другом, четырехлетний мальчик стоит в прихожей. Он выглядит настороженным и взволнованным, находясь перед незнакомой женщиной, чьи глаза, несомненно, прекрасны и способны смотреть ласково, но доброта этих глаз напускная, ибо вся ее натура заключена в строгие рамки черствости и эгоистичной влюбленности в собственное отражение в зеркале. Второй незнакомый Мике человек, темноглазый мальчик лет двенадцати, – её сын. Он с безразличием оглядывает своего нового родственника, но мальчик чувствует, что от него исходит острая неприязнь ко всему вокруг, но более всего она направлена именно на него.
– Познакомься, Мика, это твоя новая мама, – слышится мягкая интонация отца, чувствуется его тяжелая рука, опустившаяся на плечо.
Слова звучат как удар, мгновенно вызывая в душе смятение и неприятие.
Она не та, нет, не она… Кто она? Пусть уходит… Это не его мама. От нее нет тепла. От них обоих нет тепла. Есть только холод, опасность, страх…
Только эти обрывистые мысли набатом стучат в голове, когда Мика вскидывает несчастный взгляд на родителя, надеясь, что сейчас он улыбнется только ему и заставит уйти этих ужасных людей из их дома, но тот стоит и смотрит на эту женщину с улыбкой. И вот тогда Мика понимает, что они не уйдут, а останутся здесь, с ними.
Переводя взгляд на своего теперь уже брата, он содрогается, крепче сжимая игрушку, когда ловит на себе его желчный взгляд. Эндзай, а именно так звали его сводного брата, был жесток и непримирим. Решение матери выйти замуж, он принял только потому, что та объяснила ему преимущества этого брака с финансовой точки зрения. Только доводы, что его жизнь станет куда благоустроенней, если они станут частью этой семьи, заставили корыстного мальчика изменить точку зрения. Он понимал, что для того, чтобы добиться некоторых привилегий, нужно будет стелиться перед новым папой и угождать ему во всем, поэтому, будучи полностью готовым к этому заранее, он явился в новый дом с самой простодушной и вежливой улыбкой, на которую только был способен мальчик его возраста и склада ума.
Но поскольку необходимостью было располагать к себе только Натана, а не его сына, то на Мике можно было отыгрываться сполна, тем более, ангельский и прекрасный лик младшего брата сразу пришелся ему не по душе, зародив недобрые намеренья в его уме.
– Запомни одно, – как-то раз сказал Мике Эндзай, впоследствии частенько повторяя эту фразу оставаясь с ним один на один. – Своему отцу ты до лампочки. Он любит мою маму и делает так, как она ему скажет, а мама сделает то, что скажу ей я. Если я пожелаю, тебя вышвырнут отсюда. Ты здесь никто и ничто. Поэтому, если хочешь продолжать тут жить, а не шляться по подворотням, где тебя сожрут голодные, одичавшие псы, молчи и слушайся меня.
И Мика слушал и помалкивал, хотя все его естество противилось вынужденной покорности и он не знал, почему продолжает терпеть нападки. Он поверил словам о том, что не нужен отцу, имея доказательства собственного опыта, что могло бы заставить его сбежать из дома, где он все равно никому не нужен, но и страх, что он окажется на холодной, кишащей, страшными дикими зверями улице, проболтайся он отцу о том, что его бьет, оскорбляет, унижает старший брат, пока никто не видит и не слышит, был непомерно силён. Но даже невзирая на страх, Мика боролся в меру своих сил, сбегая от своего мучителя и стараясь держаться поближе к взрослым, ведь под защитой старших Эндзай не осмеливался причинять ему вред, зато потом, оставаясь наедине с ним, Мика получал вдвойне.
Когда Мике было пять лет, его определили в детский сад, поскольку ситуация дома усложнилась и его приемная мать вынуждена была временно пойти работать. Шиндо это вполне устроило, он был рад оказаться вне дома и появляться там только вечером, когда отец будет ехать домой и заберет его. Хоть и в саду было несладко, один мальчик постоянно докучал ему, но это было куда лучше, чем сидеть дома с братом, возвратившимся из школы. Да только и это счастье продлилось недолго, ибо спустя всего пару недель Эндзай вдруг изъявил желание самостоятельно заботиться о своем младшем братике, которому плохо в саду, где над ним издевается одногруппник. И тут Мика не смог воспротивиться. Отец был только рад, что мальчики дружны и Эндзай искренне желает заботиться о Мике. Он любящий и заботливый брат для его сына, который всегда печется о его благе. Но он был обманут детской коварностью, равно как и все прочие, и только Мика знал, что представляет из себя этот человек на самом деле – это жестокий, бездушный монстр, лапы которого навсегда сомкнулись на его шее и не выпустят, пока в его теле будет теплиться хоть какая-то жизнь.
Как только мог, он лишал Микаэля свободы и всего того, что было ему дорого…
«Где же? Где ты? Я же оставил тебя здесь» – маленький Мика уже который раз заглядывает под кровать, надеясь отыскать возможно упавшую за нее заветную игрушку – единственное, что осталось ему на память от матери. Этот медвежонок когда-то принадлежал ей долгое время, и даже в больнице он стоял у изголовья её кровати. Он был пропитан ее запахом, хранил тепло ее рук, и когда Мика наткнулся среди вещей матери на этого медвежонка, сам того не осознавая, но видимо чувствуя в нем ту частичку доброты и заботы, что исходила от него, вцепился в игрушку и не выпускал его из рук практически круглосуточно.
И теперь медвежонок бесследно пропал, хотя, выходя из комнаты Мика надежно спрятал его, памятуя неоднократные попытки Эндзая отобрать у него игрушку. Обыскав везде, где только можно, Шиндо забрался на кровать и уткнулся лицом в колени. Он понял, что уже не найдет своего друга. Можно и не спрашивать ни у кого. Брат наконец-то добрался до него, пользуясь моментом, когда младшего не было в комнате.
