– Поверь мне, я об этом думала, но, понимаешь, мне было жалко папу с мамой. По какой-то причине для них ужасно важно, чтобы их дочь была чокнутым мозговитым гением.

– И ты оставалась там только по этой причине? – не поверил Клэнси. – С каких это пор тебя стали волновать мечты твоих родителей о гениальной дочке? Извини, но я на это не куплюсь.

– Ну ладно, дело не только в этом. У меня были свои причины оставаться там, и одной из них была Розовая Феечка. Честное слово, я ушла бы оттуда даже пешком, если бы не эта тупая пачка овсянки.

– Ты имеешь в виду Дакоту Лайм?

– Ну да, ее, – кивнула Руби. – Она просто с ума сходила, так ей хотелось победить, у нее едва глаза из орбит не выскакивали – помнишь, как она пыталась покалечить того паренька, Уорда Партиала?

– Да, я читал об этом, – промолвил Клэнси. – Только не говори мне, что она снова это сделала.

Руби опять кивнула.

– Только на сей раз еще хуже. Бедный Партиал был просто на грани срыва. Понимаешь, он просто нормальный тихий заучка, и вдобавок ему всего одиннадцать лет. Он не мог выдержать такого давления.

Клэнси мотнул головой.

– И что случилось?

– Расскажу как-нибудь в другой раз, сейчас просто скажу, что я все разрулила.

– Знаешь, что? – спросил Клэнси.

– Что? – поинтересовалась Руби.

– Ты очень добрая.

Руби отхлебнула большой глоток чая.

– Ну, я же не могла его бросить, верно? Не могла позволить ей взять и сделать из него отбивную после того, как я сбегу в Твинфорд… А знаешь, этот имбирный чай не так уж плох.

– Что плохо – так это та лапша, которую ты мне вешаешь на уши, – фыркнул Клэнси. – Может быть, перестанешь рассказывать мне байки и признаешься, почему ты на самом деле уехала из города?

Клэнси хорошо умел чувствовать, когда кто-то молол чушь, и он знал, что здесь есть еще что-то, помимо небольших математических каникул, о которых рассказывала ему Руби. С каких это пор для нее, самой талантливой ученицы в Твинфордской средней школе, было так уж необходимо на четыре недели уезжать в лагерь для интенсивного изучения математики и прочих дисциплин?

Руби посмотрела ему прямо в глаза, потом взяла из раздаточного аппарата салфетку и тщательно вытерла руки.

– Обещаешь не психовать?

– А с чего я должен психовать? – отозвался Клэнси.

– Ну ладно, – произнесла она, – если ты так сильно хочешь знать, я тебе скажу.

Клэнси ждал.

– Это все из-за Хитча. Это он настаивал на том, что мне нужно уехать, это ему пришла в голову идея этого дурацкого лагеря, и он хотел, чтобы я там торчала до упора, – сообщила Руби.

Клэнси смотрел на нее с недоумением.

– Хитч заинтересован в твоем математическом обучении?

– Хитч заинтересован в том, чтобы я оставалась в живых, – ответила Руби, – и я в некотором смысле тоже в этом заинтересована. Этот дурацкий лагерь был просто способом убрать меня подальше от Твинфорда, пока сам Хитч разбирается с ситуацией и делает все, чтобы дома снова стало безопасно.

– С какой ситуацией он мог разбираться?

– С ситуацией, которая касается того, кто хочет моей смерти.

Клэнси выронил свой пончик, и тот плюхнулся в его кружку с чаем.

– Клэнс, ты в порядке?

– Хитч считает, что ты вроде как в чьем-то списке целей? – дрожащим голосом уточнил Клэнси.

– Ну, может быть, – протянула Руби.

– Так вот почему ты болталась черт-те где целых четыре недели… – Он помолчал. – А ты уверена, что теперь тебе безопасно вернуться домой?

– Безопаснее и быть не может, – заверила Руби. – Если я буду сидеть в собственном доме до конца своей жизни, все будет в полном порядке.

– Это не смешно, Руб.

– Знаю, – сказала Руби. – Я на самом деле вовсе не шучу, и ты это знаешь, верно?

– Так это Граф? – спросил Клэнси.

– Месяц назад я сказала бы «да», – ответила Руби. – Но последнее, что он сообщил мне тогда, в склепе, – это то, что он решил не убивать меня.

– Почему?

– Очевидно, он передумал.

– Он действительно так сказал? – поинтересовался Клэнси.

– Он сказал, что в его интересах, чтобы я жила и дальше.

– Ну, это несколько жутковато, тебе не кажется? – произнес Клэнси.

– Почему? – спросила Руби.

– Потому что звучит так, как будто где-то поблизости может шнырять какой-то другой чокнутый убийца.

– Ну да, я думаю, так и есть, – согласилась Руби.

– Почему ты мне не сказала? – осведомился Клэнси.

– Я говорю тебе это сейчас, – напомнила Руби.

– И?

– И что? – переспросила она.

– И что еще ты мне не сказала?

– О чем? – не поняла Руби.

– Не знаю, – заявил Клэнси, – потому и спрашиваю.

– Ну ладно, – начала она, – только не парься… ты и так уже…

– Я так и знал! – воскликнул он. – Что-то случилось, да? Как раз после того, как я вышел из больницы, после того хеллоуинского шествия, за день до того, как ты уехала в лагерь, я прав, я прав?! – Он уже начал всплескивать руками.

– Клэнс, ты обещал не психовать.

Клэнси не обратил внимания на ее слова и продолжал размахивать руками.

– Послушай, Клэнс, дело в том, что…

Но он еще не договорил.

– Тебя что-то напугало, по-настоящему напугало!

Он теперь вел себя совершенно драматически, а Руби не любила, когда он устраивал драму из чего-то, особенно из тех вещей, которые и без того были достаточно неприятными.

– А потом ты вдруг уехала, не сказав ни слова. Я знал, что для этого должна быть более веская причина, чем желание торчать целый месяц в каком-то дурацком лагере для заучек среди целой толпы чудиков. Я знал, что должна быть причина поважнее, чем просто обычная встреча с Графом!

– «Просто обычная встреча с Графом»? – фыркнула Руби. – Обычная…

– Так что же тебя напугало сразу после Хеллоуина? – прервал ее Клэнси.

– Ну, заверяю тебя, вовсе не ребятишки, одетые ходячими мертвецами, – ответила Руби.

– Это-то я понял, – отмахнулся Клэнси. – Но почему ты не сказала мне, что случилось после… ну, ты знаешь… после того вечера в гробнице, – его голос теперь дрожал, – наедине с мертвецами и… – он помедлил, прежде чем прошептать: – И этим сумасшедшим убийцей?

– Просто обычный вечер вторника в Твинфорде.

Но Клэнси был не в том настроении, чтобы слушать ее отмазки. Он просто смотрел на нее и ждал, пока она расколется.

Руби сделала долгий неспешный вдох, выдохнула, и в свою очередь посмотрела на него.

– Я, конечно, собиралась тебе сказать, можешь даже не сомневаться, но мне нужно было время, чтобы подумать.

– О чем? – спросил Клэнси.

– Обо всем, – отрезала Руби. – Мне известно кое-что довольно важное, и я не говорила об этом ни одной живой душе.

– Ни одной? Но ты же сказала Хитчу?

Руби покачала головой.

– Блэкеру? – настаивал Клэнси.

– Никому.

– И что же это? – прошептал Клэнси.

– Не здесь, – возразила Руби, оглядываясь по сторонам. – Давай пересядем в ту выгородку в углу. Я не хочу рисковать тем, что нас кто-нибудь подслушает, – ну, ты же знаешь, у стен есть уши и все такое.

Они соскользнули с высоких табуретов и отнесли напитки на стол в другом конце зала, где свет был приглушен, а посетителей сидело меньше.

– Так вот, – начала Руби, – ты когда-нибудь слышал словосочетание «гнилое яблоко»?

Клэнси не успел ни ответить на вопрос Руби, ни поинтересоваться, при чем тут вообще яблоки, потому что их прервали.

– Эй, Руби, привет!

Голос донесся с другого конца зала, и принадлежал он Эллиоту Финчу.

– Ты вернулась! – воскликнул он.

Руби посмотрела на свое отражение в хромированном автомате с салфетками и кивнула:

– Похоже, что да.

Эллиот постучал себя пальцем по голове и пояснил:

– Я увидел Бага, лежащего у дверей, и подумал про себя: «Должно быть, Руби где-то здесь».

– Да ты прямо маленький Шерлок Холмс, – фыркнула Руби.

Эллиот уселся за стол рядом с Клэнси.