Мистер Паркер вышел на лужайку перед своим домом и начал кричать на Бабблса. Голос его звучал куда неприятнее, чем даже собачий лай.

Агентская работа Руби тоже была отнюдь не прогулкой в парке, и в этом не было ничего удивительного, если учесть, с какими людьми обычно приходится сталкиваться тому, кто участвует в постоянной битве добра со злом. По мнению Руби, термином «зло» излишне злоупотребляли. Не каждый человек, совершивший преступление, был злом, и только редких (чрезвычайно редких) индивидуумов можно было считать злыми до мозга костей, без единой молекулы добра в душе́. Но когда речь шла о Графе, Руби неизменно приходила к выводу, что если в нем и присутствовало добро, оно было слишком маленьким, чтобы его разглядеть. Можно было списывать это на трудное детство, извилистый жизненный путь, гены его мамы и папы, плохую погоду, но какова бы ни была причина, фактов это не меняло: в нем не осталось ничего доброго, и его душа прогнила насквозь. Вокруг этого чудовища в человеческом облике вилась мерзкая стая злодеев и сумасшедших, готовых ради него сделать любую грязную работу. Заговоры, которые они строили, и злодеяния, которые они совершали, были настолько ужасны, что могли вынудить даже Чудо-Женщину спать только при включенном свете. Так как же тринадцатилетняя школьница из Твинфорда могла сохранить душевное спокойствие? Что ж, никто и не обещал ей, что будет легко. Но больше, чем жестокие злодеи, больше, чем даже сам Граф, Руби пугала та сила, которая стояла за всем этим, тот, кто дергал за ниточки этого кукольного спектакля. Потому что этот «кто-то», несомненно, существовал, и если верить словам Графа – который сам содрогался, упоминая о нем, – желал Руби смерти.

Говоря словами миссис Дигби,

Бойся того волка, которого боятся другие волки.

Руби увидела, как из-за угла вывернул мебельный фургон и покатил по Сидрвуд-драйв. Он остановился возле серого, обшитого досками дома – самого старого дома на их улице. Похоже, этот дом вот-вот снова опустеет. Насколько Руби могла вспомнить, никто не задерживался там достаточно надолго, чтобы как следует обжить это здание.

Руби Редфорт всегда приветствовала перемены в жизни и никогда не боялась маленьких приключений, но в последнее время она чувствовала, что была бы совершенно не против, если бы мир ненадолго застыл на одном месте.

Мимо проехала легковушка, остановилась на перекрестке, водитель опустил окно и выбросил на улицу банку газировки.

Октябрь выдался хлопотным. Ее жизнь в качестве агента самого тайного из тайных агентств – известного тем, кто о нем знал, как «Спектр», – была сильно омрачена растущим ощущением того, что где-то в подземных коридорах «Спектра» шнырял «крот», то есть двойной агент. Руби чувствовала, что на нее посматривают косо, – подозрения пали на нее. Ее уже допрашивал глава «Спектра-1», агент Делавер, и эта беседа была отнюдь не приятной, особенно если учесть пристальный взгляд, которым он сопроводил слова: «Я вполне могу смотреть в глаза предателю в этот самый момент и совершенно не подозревать об этом». Но Руби не следовало принимать это на свой счет – это было всего лишь протокольное требование. Каждый агент в «Спектре» был под подозрением, каждого из них допрашивали, поднимали все прежние сведения о нем и собирали новые. Никто не был распознан в качестве «крота», но никто и не был очищен от подозрений; напряжение в штаб-квартире стало уже почти осязаемым.

Как октябрь принес в город ураганные ветра, так и расследование в «Спектре» привнесло беспокойство, которое ползло по коридорам, сея в сердцах и умах подозрения и недоверие. Что касается Руби, то она все чаще поглядывала в сторону дверей кабинета ЛБ.

По улице проехал строительный грузовик и затормозил перед домом Лимонов, частично перегородив проезд по Сидрвуд-драйв.

Сердитый водитель легковушки начал жать на сигнал, но грузовик не трогался с места. Оба водителя вышли из машин и принялись кричать друг на друга. Их громкая ругань, несущаяся с улицы, заглушила звук шагов над головой у Руби, и только когда люк открылся, девушка осознала, что наверху кто-то был.

– Кто здесь? – вскрикнула Руби, резко оглядываясь, и стремянка под ней опасно зашаталась.

– А, – произнес Хитч, – похоже, ты вернулась.

– Черт возьми! Ты никогда не пробовал стучаться? – прорычала Руби.

– Стучаться в потолок – несколько странно, ты не находишь? – парировал Хитч. Вокруг талии у него был застегнут пояс с инструментами, а на плече висел моток провода.

– Что ты там вообще делал?

– Это долгая история, и я расскажу ее тебе, когда у меня будет время, а сейчас я должен идти.

– А последние новости ты не хочешь услышать? – спросила Руби.

– Мне не терпится их послушать, детка, но мне придется отложить это удовольствие.

Он открыл окно и выбрался на карниз.

– А что, двери для тебя слишком хороши? – фыркнула ему вслед Руби.

– Я и не знал, что ты так строго придерживаешься правил, – ответил Хитч, скрываясь из виду, и, уже исчезнув из оконного проема, окликнул Руби: – Рад был повидать тебя, детка.

Руби едва успела заново устроиться на стремянке, как в дверь ее комнаты постучали. Ее хаски Баг вскочил и забегал кругами.

– Это вы? – спросила Руби, быстро засовывая блокнот под себя.

– А кто еще это может быть? – донесся ответ из-за двери.

– Можете войти, – разрешила Руби.

– Когда-нибудь ты свернешь себе шею, – проворчала домоправительница, вплывая в комнату.

Взглянув сверху, Руби увидела, что миссис Дигби держит в руках поднос и окидывает взглядом пол в поисках пустых кружек и грязных тарелок.

– Не очень-то радостное пожелание, – заметила Руби.

– Зрелище будет еще менее радостным, – проворчала старая дама. – А если дворецкий свалится с дома, то тем более, – добавила она, глядя в окно на Хитча. – Он снова охотится на белок? Или на оконных долгоносиков?

– Да кто его знает? – отмахнулась Руби.

– И вообще, что ты делаешь там, наверху? Шпионишь за людьми, как я понимаю?

– Просто смотрю, – поправила Руби.

– Это одно и то же, – фыркнула домоправительница. – Никогда не видала такого любопытного ребенка, как ты.

– Мама с папой что, вчера сидели допоздна? – спросила Руби, глядя на часы. Ее родители редко залеживались по утрам в кровати – они были, как говорила миссис Дигби, «ранними пташками».

– Если тебе нужен ответ на вопрос, то тебе придется преодолеть большое расстояние, – отозвалась миссис Дигби.

– Что? – не поняла Руби.

– До Парижа во Франции, – уточнила домоправительница. – Они сейчас там.

– В Париже? – переспросила Руби. – Но почему?

– Твой дружок дворецкий уговорил их поехать туда.

– Хитч? – спросила Руби, как будто у Редфортов была целая команда дворецких.

– Он решил, что им нужно отдохнуть. Уж не знаю зачем, потому что единственное, от чего они могут отдыхать, – это от отдыха, – неодобрительно буркнула миссис Дигби. Одна мысль о том, сколько путешествовали Брент и Сабина Редфорты, вызывала у нее желание никогда не выезжать за пределы своего квартала.

– И когда они вернутся? – спросила Руби.

– Послезавтра. Они хотели приехать домой к твоему возвращению, но, видимо, ни на один рейс нет билетов.

– Я уверена, что Хитч мог бы помочь им вернуться. Он очень хорошо умеет убеждать персонал авиакомпаний сделать то, что ему нужно.

– Ну, на сей раз ему это не удалось, – возразила миссис Дигби, – но я полагаю, даже у него нет особой власти над погодой.

– Над погодой?

– Метели, – пояснила миссис Дигби. – Париж завалило несколькими футами снега.

– Вот как? – спросила Руби. – И как долго они, по идее… – Она умолкла, отвлекшись на другой вопрос. – Миссис Дигби, – произнесла девушка, пристально глядя на домоправительницу, – у вас что-то с лицом.

– Звучит это не очень-то вежливо, – сказала та.