Он дергается, как от удара. Сжимает кулаки и вдруг…улыбается широко, как будто только что выиграл в лотерею. Холод ползет по коже противными мурашками и липким потом. И каждая мышца в ослабленном теле каменеет, предчувствуя беду.

— Глупая, наивная девочка, — в его неожиданно смягчившемся голосе – обещание всех мук ада. А в пружинистом шаге – обманчивая легкость.

Лишь однажды я видела его таким, когда он едва не свернул шею моей матери. Остановился, напоровшись на меня, чумазую, с гордо вскинутой головой и ножом в руке. Хотя сейчас мне кажется, что остановила его вовсе не я, а нежелание мараться о такую шваль, как его бывшая любовница.

И вот сейчас  он снова похож на того сорванного с цепи зверя из старой коммуналки и на безжалостного убийцу, о котором слагают легенды в темных уголках нашего города, перешептывая их из уст в уста, предостерегая. Но люди…они такие люди…и вот мой отец уже метит в мэрское кресло, хотя и без него владеет целым городом.

А я вжимаюсь в больничную койку, из последних сил загоняя свой страх куда подальше, когда он приседает рядом и прижимает мою ладонь к своим губам.

И не отвожу взгляд, когда отцовский пригвождает к кровати. В глотке застревает колючий комок. Такой же бултыхается где-то в желудке, но я стискиваю зубы и до крови кусаю себя за щеку изнутри, отрезвляя. Заменяя противный страх острой злостью. А отец суживает глаза, с усмешкой наблюдая за моими эмоциями, и хочется верить, что на моем лице не отражается ни одной. «Свидания» с Удавом научили не только делать «покер-фейс», но и контролировать собственное тело, ведь Удаву не нравится, когда он не в состоянии доставить удовольствие. Оказывается, симулировать оргазм достаточно легко: немного практики, парочка шрамов и дикое желание отключиться от реальности. Играть в удовольствие даже интересно, если не думать, чей член долбит тело.

И отцовское презрение в тяжелом взгляде – никакая не проблема для меня.  Я с легкостью выдерживаю и его мягкие поглаживания, словно он и правда пытается меня поддержать, как это происходит в нормальных семьях. Но мы ничерта не семья, так, отдельные особи, по нелепой прихоти моего братца живущие под одной крышей.

— Все будет хорошо, Настенька, — улыбается, не переставая поглаживать мою ладонь. И я улыбаюсь ему в ответ, подыгрывая его мнимой любви. Но желание забраться к нему в голову и докопаться, какой омерзительный план он уже выстроил в отношении меня, щекочет нервы. — И ты мне в этом поможешь, правда, доченька? — ласковое слово в его устах звучит ругательством. И я только силой воли удерживаюсь от колкого замечания. Не сейчас, когда он так близко и в его глазах клубится тьма. Не та манящая и спасительная, обнимающая ласково и дарящая странное ощущение покоя и защищенности. Нет, эта тьма пахнет сумасшествием. И колючие мурашки ползут по спине.

— В чем помочь, папа? — спрашиваю внезапно севшим голосом.

Но ответить он не успевает – в палату входит высоченный мужик в белом халате поверх синей врачебной робы. Я узнаю его слету: волшебный доктор Марика. Интересно, где он сам? И как я все-таки оказалась в больнице?

— Здравствуй, Анастасия, — вежливо здоровается, не обратив никакого внимания на вмиг напрягшегося отца. — Рад, что ты пришла в себя, — и его молодое лицо озаряет широкая улыбка. — Меня зовут Алексей Николаевич, — представляется так, словно впервые видит и пресекает мою попытку напомнить, что я не страдаю амнезией и его прекрасно помню, лаконичным: — Я твой лечащий врач.

Он присаживается рядом на стул, по-прежнему игнорируя отца. Сосредоточенно смотрит на пузырек с лекарством, там еще половина жидкости, прикручивает ролик на системе, ускоряя ритм капель. А потом так же внимательно осматривает меня: кожные покровы, зрачки, даже зубы, считает пульс. И все это в полном и напряженном молчании.

Кивает немного озадаченно, а отец крепче сжимает мое запястье. Не удерживаюсь и шиплю сквозь зубы:

— Мне больно, папа.

Тот встряхивается, выпускает мою ладонь и резко встает. На короткое мгновение он схлестывается взглядом с доктором. Но даже этого мгновения достаточно, чтобы понять – они знакомы и ненавидят друг друга.

— Я скоро вернусь, — бросает мне с радушной улыбкой и, чмокнув в щеку, выходит из палаты.

Мне кажется или Алексей Николаевич выдыхает облегченно?

— Как я здесь оказалась? — спрашиваю, когда доктор прекращает свой немой осмотр.

— На машине, — коротко и веско. Хотя это ничегошеньки не проясняет, потому что и дураку ясно, что придти в больницу на своих двоих я вряд ли была в состоянии. Да и что эта за больница – не имею ни малейшего представления, хотя судя по обстановке: персиковые стены, мягкий диван у противоположной стены, телевизор, — не обычная городская. — Как давно ты принимаешь наркотики? И какие? — спрашивает, как будто бьет чем-то тяжелым по темечку. Я? Наркотики? От одной мысли об этом – тошнота подкатывает к горлу. Нет уж, становится опущенной наркошей, живущей от дозы к дозе, не мое. Но, похоже, этот доктор, как и Удав, все-таки накачавший меня какой-то дрянью, другого мнения.

— Я не наркоманка, — отчеканиваю каждое слово.

Доктор смотрит внимательно, словно сканирует, норовя уличить во лжи. Я выдерживаю и этот взгляд. Ничего у него не выйдет, потому что сейчас я честна, как горный хрусталь.

— Тогда как ты объяснишь наличие в твоей крови метилфенилпропанамина? — выдает он на одном дыхании, словно цитирует учебник по химии. Смотрю на него во все глаза, даже не пытаясь скрыть изумление.  —  Если по-простому —  метамфитамин?  Чистый, без красителей и других примесей, — продолжает доктор.

Так вот значит, чем напичкал меня Удав. «Льдом». Никакой фантазии. Хотя странно, откуда у него такой дорогой товар. Насколько я знаю, чистым «льдом» Удав не балуется, он предпочитает кокаин или «герыч», на который подсадил и моего брата. А вот Алексей Николаевич смотрит еще пристальнее, оценивая реакцию.

— И дорогой, — добавляю я. — Но я понятия не имею, как эта дрянь оказалась в моей крови.

— Врешь, — констатирует доктор. — Но это твое дело. Выпытывать у тебя ничего не буду. Это работа других специалистов. Твой отец вон как настырно желает забрать тебя отсюда. Главный уже и направление выписал в одну очень хорошую психиатрическую клинику.

— Значит, ничего выпытывать не будете, да? — усмехаюсь понимающе. Ясно, как белый день, к чему этот доктор клонит. Вот только зачем ему знать, где я получила дозу? Алексей Николаевич дергает плечом, не торопясь откровенничать. — Что вы от меня хотите?

— Имя, Ася, — вмиг подобравшись, словно готовящийся к нападению хищник, — всего лишь имя того, кто тебя траванул. А я тебе гарантирую, что в психушку тебя точно никто не упечет.

— С чего такая забота?

Не верю я в благородных рыцарей и принцев на белых лошадях. Наши принцы сплошь и рядом на игле торчат, а с благородством я еще в детстве завязала, когда из-за спасенной мной от насмешек класса девчонки-изгоя, меня вытурили из элитной школы за аморальное поведение. Тогда я уяснила одно: всему в этой жизни есть своя цена. И нынешнему предложению доктора.

— Потому что я вижу, что ты нормальная девочка. И психушка явно не рухнет без твоего в ней присутствия. Такой ответ тебя устроит?

Нет, но вряд ли кто-то даст мне другой. Зато вот сейчас я могу избавиться от Удава лишь одним словом. И он больше никогда меня и пальцем не тронет. И я почти готова сдать его с потрохами, но перед глазами всплывает перекошенное мукой лицо брата. Нет. Нельзя. Без Удава Вадька сдохнет в грязной подворотне, а я не могу этого позволить. Не могу.

Делаю глубокий вдох и на выдохе говорю то, что немало изумляет Алексея Николаевича.

— Мои таблетки были. Купила в клубе неделю назад. У кого – не помню. Название клуба тоже.

— И зачем купила, хорошая девочка из богатой семьи? — с неприкрытой насмешкой. Он хоть и удивлен, но не верит мне, по глазам вижу и легкой полуулыбке.