Но Тимур слышит и смотрит так, что у меня за спиной распускаются крылья, потому что никто и никогда не смотрел на меня с таким восхищением и нежностью.

— Потому что я не хотел жить, Русалка, — признается так легко, а мой страх выбрасывает шипы, раня. До крови и адской боли.

— Почему? — повторяю, потому что мне нужно знать. И если он не скажет, то я точно умру от боли, что раздирает в клочья обезумевшее сердце.

А он молчит, прикрыв глаза и закусив губу. По скулам ходят желваки, и каждая мышца под моими пальцами натягивается до предела. Удар сердца, еще один и еще прежде, чем он ловит мой взгляд.

— У меня была невеста, — все-таки отвечает, криво усмехнувшись, — и блестящее будущее. Престижный ВУЗ, стажировка в крупной компании и грандиозные планы на ближайшие лет двадцать. Но в один день я вернулся домой и застал Ингу на чемоданах. Она сказала, что полюбила другого и уходит от меня, — замолкает надолго, переводя дух. А я глажу его тугие мышцы, плечи, плоский живот. Зная, что его это успокаивает.

— К нему? — осторожно спрашиваю я.

— Нет. Она просто ушла. Потому что тот, кого она любила, оказался моим лучшим другом.

И перед глазами вдруг встает картинка из бильярдного клуба. Друзья Тимура. Не так много их. И если Туманов холостяк, то у мента Крушинина красавица-жена. И, кажется, ее зовут Инга.

— Это ведь та красотка из «Арены», да? Жена Игната?

Тимур кивает. И я вижу грусть в его глазах. Не боль, не отчаяние, а тихую грусть об ушедшем прошлом. И это странно. А он словно читает мои мысли, улыбается.

— Тогда я думал, что жизнь кончилась. Бросил институт и рванул в армию. Ходил по краю. Но, видимо, у судьбы на меня были другие планы. И, знаешь, я чертовски рад, что не сдох тогда.

Теперь киваю я. Облегчение накрывает теплой волной, в которой тонут все страхи. Стирается боль, отзываясь слабым эхом где-то на задворках сознания. И я улыбаюсь ему в ответ дрожащими губами.

— И я…рада…

Но все рушится одним телефонным звонком. Тимур отвечает, и наш такой хрупкий мир идет трещинами, лопается. И я слышу, как хрустят его обломки. Он меняется в лице и не позволяет мне вникнуть в разговор. Я чувствую, как он подбирает слова. Как ярость рвет его жилы. И как между нами снова разрастается темная бездна.

Подхожу к перилам и смотрю вниз. Там, в сгущающемся сумраке видны огни фонарей и крохотные точки машинных фар. Я не слышу, как он оказывается рядом. Чувствую его запах и жар его мощного тела. Он останавливается в шаге от меня. Но я чую его и острое чувство дежавю щекочет затылок. Так уже было. Он уже стоял вот так за моей спиной, когда я подошла к самому краю пирса.

Горькая усмешка касается губ, полынью растекается по горлу. Оборачиваюсь, сталкиваясь с хмурым взглядом цвета ночи.

— Собирайся, Русалка. Я забираю тебя.

— Посадишь под замок? — спрашиваю наугад и попадаю точно в цель.

Тимур морщится так, словно ему самому не по душе его решение.

— Просто собери свои вещи, Стася.

— Что случилось? — подхожу близко, не разрывая наши взгляды.

— Пока не знаю, — отвечает почти честно. — Но лучше, если ты будешь в безопасности.

— В твоем доме, — заканчиваю за него.

— Да. В моем доме под надежной охраной. Пожалуйста, Стася, — почти стонет, мягко касаясь моих волос, заправляет за ухо. — Не упрямься. Только не сейчас. У меня нет сил тебя уговаривать.

— Мне ничего не надо, — обнимаю его, смыкая ладони на его широкой спине. И принимаю единственно верное решение. — Поехали.

И я слышу его облегченный выдох.

[1] Сваро?г — согласно славянскому переводу хроники Иоанна Малалы — бог-кузнец, отец Дажьбога. По мнению некоторых исследователей — верховный бог восточных славян, небесный огонь.

Тимур возвращается поздно. Последние полторы недели почти каждый день. И каждый вечер его встречает Русалка, такая домашняя, пахнущая уютом и выпечкой. А он…каждый вечер привозит ей фиалку в маленьком глиняном горшке. И смеется, видя ее смущение и ласковую улыбку. Потом она кормит его чем-то вкусненьким и они еще долго просто сидят на веранде, наслаждаясь тишиной летней ночи и друг другом. Иногда целуются, загораясь от жгучего желания и с трудом останавливаясь у самой грани. Тимур все еще помнит ее боль и каждый шрам на ее мягкой коже. Хотя желание разложить ее прямо здесь, под звездным небом и брать так долго, пока не отключиться, изнеможенная его ласками. И только какое-то гребаное чудо удерживает его похоть на коротком поводке.

Каждый вечер Тимур укладывает спящую Русалку в кровать и подолгу сидит, любуясь ее личиком с россыпью веснущек, гладя ее кудрявые волосы. А потом, не найдя сил уйти, ложится рядом и засыпает, обнимая ее, чтобы с рассветом уйти, оставив на подушке свой запах. И так каждый день на протяжении этих проклятых недель.

После звонка Игната все закрутилось так быстро, что Тимур все чаще ощущал себя подопытной крысой, которую запустили в колесо с вечным двигателем.  И, что хуже, всего, он как та крыса – топтался на месте, хоть и бежал вроде бы.

Гурин снял свою кандидатуру с предстоящих выборов и внезапно отошел от дел, а по мнению Тимура просто затаился, вынашивая очередной хитроумный план. Потому что вряд ли Гурин так легко отдаст то, что столько лет принадлежит ему. И с каждым днем, что отсчитывает двухмесячный срок, становится только напряженнее. Еще и братец Стаси из клиники сбежал. Как и зачем – выяснить пока не удалось. Но все это не к добру. И выбивало из колеи похлеще болезненного стояка, стоит ему подумать о ждущей его дома Стасе.

Но сегодня Тимура доконала еще и работа. Проверка нового филиала затянулась почти до полуночи и хотелось только одного – завалиться в кровать и проспать как минимум сутки.

Выслушивает отчет Кирилла о прошедшем дне, отпускает его отдыхать и направляется к дому.

Но замирает на пороге, едва войдя.

По коридору льется музыка. Чарующая, до одури знакомая. Она растекается по углам дома, взрывается брызгами света под потолком, трогает душу. Тимур приваливается плечом к дверному откосу, сдирает галстук, рвет верхние пуговицы. Растирает горло, жадно глотая кислород, отравленный запахом прошлого. Опять.

В его доме не звучало музыки лет уже…а хренову тучу лет. Не разуваясь Тимур выходит во двор, останавливает уже отъезжающего Кирилла.

— Погодин, а что тут происходит? — хмурится.

Отдых отдыхом, но Кирилл кое-что упустил в своем докладе. А это недопустимо, особенно когда касается Русалки. Особенно теперь, когда ее жизнь едва ли не на волоске висит. И ярость колет пальцы, сжатые в кулаки.

Кирилл смотрит вопросительно.

— А что происходит?

— Музыка откуда?

— Тимур, ты только не горячись, — выдыхает вполне миролюбиво. — Я знаю, ты не любишь, когда…

— Я спросил – откуда? — скрестив на груди руки, повторяет Тимур. И злость рвет легкие, пропитывает каждое слово. Заставляет Кирилла напрячься и вытянуться едва ли не по стойке смирно.

— Купила. Выскользнула из дома…

Тимур сперва решил, что ослышался. Что значит, выскользнула? Сама? Он и спрашивает, а Кирилл лишь кивает в ответ. И тут же докладывает, что ребята уже выхватили по первое число.

— Кирилл, твою мать, ты хоть соображаешь, что могло случиться?! — рявкает так, что Погодин отступает на шаг.

— Да я, блядь, ее ни на минуту из виду не выпускал! — тоже орет. — Дура малолетняя, — выдыхает зло. — Ты бы лучше ее просветил, в чем дело. А не на меня собак срываешь.

— Не понял, — Тимур смотрит озадаченно. — Ты же сказал, что она ускользнула от твоих ребят.

— Но не от меня, — хмыкает Погодин. — Но все равно, ненадолго я ее потерял, извини. А когда увидел, как она в автобус садится, — сжимает кулаки, но тут же берет себя в руки. Выдыхает.

И Тимур вместе с ним. Значит, музыки ей захотелось. Ладно.

— И давно?

Кирилл смотрит на часы.

— Музыка весь вечер играет. А Ася ужин приготовила. Фотографии рассматривала. Теперь вот танцует.