– Риченда?!

– Но когда я рассказала об этом Риченде… – продолжала я. – Упреждая ваше возмущение тем, что я не обратилась в первую очередь к вам, сразу сошлюсь на смягчающие обстоятельства. Так вот, узнав о просьбе Типтона, Риченда явно испытала облегчение. Оказалось, она вела себя так странно, потому что считала своего жениха убийцей леди Стэплфорд.

Бертрам взъерошил волосы:

– Господь милосердный! Стало быть, они оба ни при чем?

– Если бы они просто начали отрицать свою причастность к убийству, я бы им не поверила, но Типтон искренне беспокоился, Риченда неподдельно обрадовалась, а должна сказать, я не считаю ни того, ни другую хорошими актерами.

– Это правда, – кивнул Бертрам. – Риченда не умеет скрывать свои чувства, а Типтон – тупица.

– Он вел себя очень странно в беседке. Был сильно озабочен, даже сбит с толку, говорил без умолку… Мне показалось, с ним что-то не в порядке.

– А когда с ним все было в порядке? – хмыкнул Бертрам.

– Согласна, но…

– У нас осталась всего одна версия, – перебил он. – О том, что убийце было безразлично, кому из трех леди достанется чашка с ядом. Это какое-то безумие…

– Ни за что! Ни за что не буду больше это обсуждать! – донесся до нас громкий и злой голос Типтона, заставив обоих притихнуть. Сам Типтон торопливо пересек холл и исчез в библиотеке. За ним по пятам стремительно шагал Ричард Стэплфорд с красным от выпитого портвейна лицом и сжатыми кулаками. Он вслед за Пуфиком ворвался в библиотеку и захлопнул за собой дверь в холл.

Мы с Бертрамом не сговариваясь дружно нырнули за кадку с фикусом – оттуда, оставаясь незамеченными, мы могли наблюдать сквозь открытые внутренние двери, что происходит в смежной библиотеке. Вид, правда, застили листья, но было понятно, что в данный момент Ричард и Типтон кружат по комнате – Типтон пытается держаться подальше от своего собеседника.

– Позже поговорим, – буркнул Типтон.

– У тебя деньги Риченды с языка не сходят. Я хочу знать, что ты затеваешь! – рявкнул Ричард.

– Ничего я не затеваю! – запротестовал Типтон.

– Ты, Пуфик, когда напиваешься, мелешь языком почем зря, а потом ни черта не помнишь. Всегда такой был.

– Перестань называть меня Пуфиком! Забудь это дурацкое прозвище! – выпалил Типтон. – Или я тебе врежу! Прямо по твоей жирной морде!

– У кого-то терпение лопнуло окончательно, – прокомментировал мне на ухо Бертрам.

– Я тебе не лакей и не подручный! – не унимался Типтон. – Отныне сам будешь делать всю грязную работу!

– Не ори, – отрезал Ричард. – Это дело семейное.

– Вот именно! И тебе об этом лучше не забывать. Твоя сестра всего-навсего передаст мне свою долю в банке Стэплфордов. Было бы странно с ее стороны оставить за тобой право голоса по доверенности, когда у нее появится муж.

– Ты претендуешь на мой банк? – Теперь лицо Ричарда сделалось багровым, и я уже испугалась, что у него взорвется сердце. Однако голос он не повысил.

– Банк – это дело семейное, как ты сам верно заметил. Какая тебе разница, кому будут принадлежать часть банковских акций и право голоса в делах – Риченде или мне? А я, по крайней мере, в итоге не останусь при ней каким-то бесполезным аксессуаром.

– А по размерам как раз годишься, – хмыкнул Ричард.

– Слушай, Ричард… – Типтон заговорил тоном, каким обычно увещевают разозлившегося ребенка. – Ты сам хотел, чтобы я женился на Риченде, потому что – скажем прямо – других претендентов на ее руку и сердце не нашлось, а тебе нужен был верный человек, который в нужный момент станет нашептывать ей на ушко нужные решения. Именно этим я и займусь. Так что все складывается ко всеобщей выгоде.

– На следующий же день после того, как ты сделал ей предложение, Риченда начала бурчать на тему, что я ей, мол, теперь не указ. А сейчас, когда свадьба на носу, она открыто заявила мне, что собирается с твоей помощью отобрать у меня контроль над банком. И добавила – цитирую, – что «это только начало». Поэтому мне нужно знать: ты ею манипулируешь или, того хуже, – работаешь на нее?

– О, перестань, Ричард! Любой мужчина готов во всем потакать невесте, пока не подписан брачный контракт.

– Вопрос в том, как ты поведешь себя, когда он будет подписан, – процедил сквозь зубы Ричард.

– Позволь тебе заметить, что поздно начинать подобные споры, – сказал Типтон. – К тому же мы оба знаем друг друга достаточно хорошо, чтобы не наделать глупостей. Наши интересы и судьбы слишком крепко связаны.

– По-моему, он говорит весьма взвешенно и разумно, – шепнул мне Бертрам. – А я-то считал его бесхребетником…

– Он фактически у себя дома и совершенно трезв – это придает ему сил, – отозвалась я. – Но вы посмотрите на Ричарда. Он очень сильно недоволен. А когда ваш брат очень сильно недоволен, он вызывает у меня беспокойство.

Типтон и Ричард уже прекратили свою перепалку и направились к гостиной, делая вид, что ничего не случилось.

– Ричард совершал дурные поступки, не буду с тобой спорить, – сказал Бертрам, – но убийства – не его хобби.

– Вы уверены? – нахмурилась я. – У меня теперь только два кандидата на роль отравителя вашей матери, и он один из них. Мы с вами только что узнали, что вот уже несколько недель Ричард озабочен дальнейшей судьбой банковских акций Риченды и, соответственно, ее правом голоса в совете банка. Смерть одной из нас троих могла показаться ему удачной причиной для отмены свадьбы.

– Исключено. Риченда – его близняшка, он в ней души не чает, несмотря на все их разногласия.

– Да, но раньше она никогда не бросала ему серьезный вызов.

– Ерунда, – отмахнулся Бертрам. – А кто твой второй подозреваемый?

– Ренар Лафайетт.

– Ренар?! Да он и мухи не обидит, ну разве что уболтает ее до смерти.

– Ваша матушка даже имя его запрещала упоминать в своем присутствии, а я знаю, что он мечтает вернуться в английское высшее общество.

– Мать ему не могла в этом помешать. Он стал изгоем вовсе не из-за нее.

– Ренар утверждает, что леди Стэплфорд когда-то была в него влюблена, – осмелилась я нарушить границы приличий.

К моему изумлению, Бертрам рассмеялся:

– Боже! И как это ее угораздило?

– Ренар сказал, он не был заинтересован в том, что она могла ему предложить, – осторожно продолжила я. – Что он имел в виду?

Бертрам вытер глаза – от смеха на них выступили слезы.

– Ты же слышала о голубцах?

– При чем здесь еда? – удивилась я.

– О боже, – пробормотал он и покраснел. – Эфимия, некоторым мужчинам не нравится женское общество.

– Ну да, – кивнула я. – И что?

Бертрам шумно вздохнул:

– Я хочу сказать… они предпочитают мужское общество женскому в романтическом смысле.

Я надолго задумалась и наконец спросила:

– А как это у них получается?

– Господь милосердный, Эфимия! Как ты можешь задавать мне такие вопросы? Да и вообще никому их задавать не надо! Просто прими как факт: смерть моей матери никоим образом не могла повлиять на судьбу Ренара.

– Тогда у нас остается единственный подозреваемый – Ричард, а вы не желаете это признавать.

– Может, полиция кого-то найдет. Не знаю, как ты, а я половину людей в этом Замке раньше в глаза не видел.

– А если полиция объявит смерть вашей матери несчастным случаем?

– Я вынужден буду согласиться, – сказал Бертрам. – Других вариантов решения этой проблемы я не вижу. Мама действительно могла случайно отравиться. Возможно, ты сочтешь меня бесчувственным, но я хочу жить дальше, двигаться вперед. Она любила меня по-своему, и я думаю, не желала бы, чтобы я все время оглядывался назад.

– А как же справедливость? – воскликнула я.

– Эфимия, ты что же, до сих пор не поняла, что справедливости в мире очень мало?

– Это не повод сдаваться!

Он взял меня за руку и погладил по ладони указательным пальцем.

– Ты цельная натура, и мне нравится твоя прямота, твое стремление к правосудию, однако порой нужно уметь сдаться в одной битве, чтобы выиграть войну.