Бертрам вяло качнул рукой в сторону выхода – мол, иди, я не стану тебя задерживать.

– Этот разговор еще не окончен, – проговорил он мне в спину, а когда я закрывала за собой дверь, уже провалился в сон.

В коридоре меня поджидал Рори.

– Идем, – резко сказал он и почти втолкнул меня в пустую комнату, находившуюся чуть дальше по коридору. Это оказался гостевой будуар, но, судя по пыльным чехлам на предметах мебели, он в данное время пустовал.

– Я пообщался с Фицроем, – сообщил Рори.

– О боже. Ты убедил его нам помочь? Меня он и слушать не стал.

– От меня ему нужна была только подпись на секретном документе. Он сказал, что бытовые убийства его не интересуют. – Рори саркастически хмыкнул.

Я опустилась в зачехленное кресло, подняв облачко пыли:

– Господи, а я так надеялась, что он к тебе прислушается…

– Его никогда не занимало мое мнение, – жестко произнес Рори. – Но он пока не знает, что на тебя ночью напали.

– Думаю, он скажет, что я сама виновата – опять сунула нос не в свое дело. – Я вздохнула. – Совершенно невыносимый человек. Если бы он не был таким опасным, я бы высказала ему все, что о нем думаю.

Рори вдруг опустился передо мной на колени и взял за руки:

– Эфимия, мне тяжело это говорить, но я думаю, что, если ты пойдешь к Фицрою и расскажешь ему о нападении, он согласится помочь. Обязательно согласится, я уверен. Мне трудно это признать, но он нам нужен. Ты в большой опасности.

– И почему же именно сейчас он согласится помочь? – в замешательстве спросила я.

– Ты смотрела на себя в зеркало? Я всегда считал тебя красавицей, и не только я. Ты прекрасная женщина, Эфимия, и к тому же истинная леди – это бесспорно. Любой мужчина в этом Замке почтет за честь помочь тебе и защитить.

– Кроме того, кто на меня напал, конечно, – язвительно фыркнула я. – Встань, Рори, ты выглядишь глупо.

Рори отпустил мои руки и поднялся. Вид у него был упрямый.

– Если ты не пойдешь к Фицрою просить о защите, тогда это сделаю я, потому что готов пожертвовать своей гордостью ради твоей безопасности, – заявил он и устремился прочь из будуара, а я стояла и смотрела ему вслед, потеряв дар речи.

Очнувшись, я кое-как стряхнула с себя пыль, а ее накопилось в комнате немало, и, казалось, она вся сосредоточилась в кресле, на котором я сидела. После этого, решив, что мне необходим глоток свежего воздуха, а попросту говоря – надо проветрить мозги, я направилась в сад. Прогулка под окнами Замка, у всех на виду, но в полном одиночестве, представлялась мне вполне безопасной. Я пыталась сосредоточиться на расследовании, но в голове теснились картинки воспоминаний о том, что делали и говорили Бертрам и Рори. Оба в последнее время вели себя совсем нетипично. Выходя из будуара, я бросила взгляд в зеркало. На меня оттуда смотрела незнакомка – изысканно одетая молодая женщина с отстраненным и немного встревоженным лицом. Я выглядела совсем иначе, у меня была новая прическа, новая одежда, но глаза, окна моей души, остались прежними и свидетельствовали о том, что в душе я не изменилась.

Я задумалась, а знают ли Рори с Бертрамом меня на самом деле, и глаза вдруг защипало от слез. Как они могли поверить, что ворох дорогих тряпок сделает меня другой?

Быстро и целеустремленно спустившись в холл, я вышла из Замка и зашагала дальше, в сад. Общения с другими гостями я старательно избегала, поскольку понимала: чем больше буду разговаривать с незнакомцами, тем больше шансов у этих людей выяснить, что я не та, за кого себя выдаю.

И все это время меня преследовало ощущение, что я упустила нечто важное. Нечто такое, что я не слышала, а видела. Я почему-то была уверена, что, если это вспомню, буду на десяток шагов ближе к пониманию всего происходящего в Замке. Нужно было уединиться и хорошенько сосредоточиться.

День стоял чудесный. Садовник славно потрудился, и я с наслаждением вдыхала сладостный запах только что подстриженной травы. Пели птицы, легкий ветерок носился между деревьями в парке. Впереди я заметила маленький деревянный домик – беседку для игр, наверное, когда-то построенную для детей, которые давно уже выросли. Зеленая краска на ее стенах облупилась, окна затянулись паутиной, но все равно она хранила чью-то память о счастливой поре. Звуки и ароматы вокруг были такими знакомыми, что я закрыла глаза и представила себя в саду у дома сельского священника, в те времена, когда ничего страшного еще не случилось. Перед моим мысленным взором возникла фигура отца в старой соломенной шляпе, которую так ненавидела матушка. Отец полол грядки, извиняясь перед каждым сорняком за то, что лишает его облюбованного местечка рядом с садовыми цветами…

Я так самозабвенно погрузилась в воспоминания, что не услышала шагов за спиной и обнаружила, что уже не одна, лишь когда меня крепко схватили сзади за локти и втолкнули в эту симпатичную беседку.

В беседке было почти темно. Сквозь густую паутину в окна просачивался слабый свет; он стал чуть ярче, когда я угодила в паутину рукой, ища точку опоры. Солнечный луч упал на лицо человека, втолкнувшего меня в домик. Взгляд ярко-голубых глаз пересекся с моим. И гневная отповедь наглецу застряла у меня в горле – злость уступила место леденящему страху.

– Мистер Типтон, что происходит? – спросила я надлежащим тоном – полусмущенным-полувозмущенным.

Пуфик Типтон сделал шаг ко мне – я попятилась, вжавшись спиной в грязную деревянную стену и сразу почувствовав, как щепки впиваются в мое роскошное платье. Он поднял обе руки в успокаивающем жесте, отступил назад и задвинул засов на двери беседки. Я набрала побольше воздуха в грудь и приготовилась заорать.

– Не надо, – сказал Типтон. – Я не сделаю тебе ничего дурного.

– То есть для вас это обычное времяпрепровождение – запираться с женщинами в беседках, чтобы их развлечь? Я не нахожу в этом ничего развлекательного, мистер Типтон.

– Просто я не знал, как еще пообщаться с тобой наедине, – сказал он. – А тут увидел тебя в саду и подумал, что надо воспользоваться случаем. Мне нужна твоя помощь.

– Но вы могли бы просто сказать, что вам надо со мной поговорить вдали от чужих ушей.

– А ты бы согласилась? – спросил он, и я ничего не ответила. – Вот, я так и думал, что нет. К тому же Рич ревнует меня к кому ни попадя, и я не хочу нервировать ее перед свадьбой.

– Вы сказали, вам нужна моя помощь. В чем именно и как я могу помочь?

Типтон сел на трухлявую поленницу, не сдав, однако, своей позиции между мной и дверью.

– Не знаю, – сказал он. – Я что-то сейчас плохо соображаю. Предсвадебный мандраж, наверно. Если, конечно, свадьба вообще состоится.

– А есть вероятность, что ее отменят?

– Пока не отменили, но у меня есть устойчивое ощущение, что Ричард против продолжения этого банкета. Похоже, у них с Рич вышла размолвочка, но я понятия не имею почему.

– У вас с сэром Ричардом случилась бурная ссора в тот вечер, когда умерла леди Стэплфорд. Из-за чего вы чуть не подрались?

Типтон нахмурился:

– Да ну? Прям бурная? Ничего не помню, я тогда здорово набрался. Перед этим ко мне прибежала какая-то служанка и сказала, что Риченда скандалит с мачехой. Я туда подоспел слишком поздно. Риченда заявила, что вообще не будет со мной разговаривать, тогда я подумал – вдруг она решила дать мне отставку? Спустился в гостиную и напился до чертей. После этого все как в тумане. Проснулся утром в собственной постели с дикой головной болью, и во рту как будто кошки на… – Он осекся. – Собственно, это не имеет отношения к делу.

Я ждала продолжения. Пока что Типтон не пытался мне угрожать и вел себя совсем не агрессивно, а провоцировать его я отнюдь не собиралась.

– Главное… – Типтон обеими руками потер виски. – Главное, тебе надо разубедить полицию в том, в чем ты ее убедила. Короче, забрать свои слова обратно. Слова о том, что леди Стэплфорд убили.